На круги своя…

– Порядка восьмидесяти с лишним тысяч. Рублей, разумеется.

– Чепуха!

– Суть не в этом. Слив повторился еще несколько раз. Мы специально удержались от закрытия счета, – надеялись, на повторную поклевку.

– И он клюнул?

– Похоже на то. Дюша считает, что парень серьезно ранен. Потому и не смог слинять из города. Сегодня они попытаются его взять.

– Попытаются? – Бессонов впервые приподнял голову, и Кнут рассмотрел его холодный прищур.

– Я думаю, здесь что-то не так. – Признался начальник охраны. – Не знаю, что именно, но на месте беглеца я бы не крохоборничал.

– Моли Бога, что ты не на его месте. – Бессонов выстрелил, и, каркая, ворона заковыляла прочь, волоча за собой перебитое крыло. Хозяин выпустил ей вслед еще пару шариков, но ворона, припустив во всю прыть, скрылась между деревьев.

– Ничего, свои добьют… – Бессонов снова повернул голову. – Деньги ему в самом деле нужны. У него нет документов, он ранен.

– Все верно, но что-то с этими банкоматами не так. И насчет ранения я бы тоже не спешил делать окончательные выводы. Медсестра, что делала ему повязку, говорит о проникающем пулевом ранении, но…

– Что «но»?

– Согласитесь, человек с серьезным ранением не сумел бы вырваться из «Тигриса». Местный секьюрити утверждает, что парня пытались остановить с полдюжины охранников. Все спортсмены, качки, – в общем, не мальчики. Н этот лилипут без труда проложил себе дорогу.

– Как он там оказался? И главное – зачем?

Кнут ядовито улыбнулся.

– Старая дружба. Некто Ящин Александр. Мелкий держатель акций, торгаш и воровайка. Пытался прикрыть друга.

– «Кандагар», Ящин… – Бессонов поморщился. – Не понимаю, к чему ты клонишь? Кто верит сегодня в дружбу?

– Ну, почему же… С Ящиным они познакомились в поросячьем отрочестве, а в эти годы люди еще умеют дружить. Что касается «Кандагара»… – Кнут неопределенно пожал плечами. – Мы уже знаем, что Малышев служил в Афгане, участвовал в «боевых». А война – да еще на чужой территории, за чужие идеалы – штука пакостная. Если что и дает солдатику, то только товарищей.

– Тебе тоже дала?

– И мне. – Спокойно откликнулся Кнут. – Только у меня особая история, все мои товарищи там же и остались. С той войны я вернулся ни с чем.

– Поэтому, значит, и возненавидел военных?

– Не только их. Военные в том бардаке виновны менее всего. – Мимика Кнута ничуть не изменилась. – Но в первые месяцы, когда сороковую армию выпнули вон, я готов был на любой «броне» ехать штурмовать Кремль. Жаль, не нашлось сподвижников. А вот у этого клопика они, похоже, остались.

– Считаешь, с кем-то из «кандагаровцев» он успел повоевать?

– Больше чем уверен. Правда, пока не знаю имен…

– Почему?

– Не все так просто. Во-первых, многое утеряно и уничтожено, во-вторых, аспект секретности, в-третьих, прошло немало лет. – Кнут на мгновение задумался. – Слава Майский, конечно, накопает нужную информацию, но необходимо время… Что касается ранения, то тут тоже нет полной ясности. Его ведь и позже пытались задерживать. Я имею в виду милицейский патруль. Он сделал их, как котят.

– Менты могли наплести с три короба.

– Да нет, двое из троих напротив хотели скрыть эпизод. С задержанием-то ничего не вышло, чем хвастаться? Настучал третий. Видимо, понадеялся, дурачок, на премию.

Бессонов нахмурился.

– Кстати, почему премия – всего полтинник? Жадничаешь?

Кнут покачал головой.

– Россия – страна лохотронов, и менты знают это лучше других. В большую премию могут и не поверить. А полтинник – это реально, без обмана. Можно, конечно, и к сотне подтянуть, но рыть землю все равно никто не будет. Такая уж это публика. И потом, я, конечно, извиняюсь, но мы для них чужаки. Вот если бы полоснуло кого из их рядов, тогда, может, и сработало бы чувство корпоративности.

– А если посулить миллион? И не рублей, а баксов?

– На такое клюнут только генералы. Но искать-то все равно не им, так что толку не будет. Только ненужная шумиха.

Бессонов снова глотнул из бутыли, сумрачно посмотрел на возвращающихся к хлебу птиц.

– А почему не позволил Майскому поработать с тем сусликом?

– Уже наябедничали?

– Майор уверяет, что мог бы сломать парня.

– Обычно таких не ломают, а разламывают. – Кнут усмехнулся. – Напополам.

– У него была сывортка правды, переносной полиграф…

– Не в этом дело, Василий Антонович. Парня размазали бы по стенкам впустую.

– Тебе его жаль?

– Нет.

– Тогда в чем же дело?

– Не хочется лишних терок с афганской братвой.

– С каких это пор тебя стали пугать терки?

– Меня ничто не пугает, вы это знаете. В данный момент я не хочу отвлекаться на постороннее. Эти парни наверняка взвились бы на дыбки. Один черт знает, на что они решатся, чтобы отомстить за коллегу.

– Опасаешься за свою охрану?

– Опасаюсь за вашу охрану. – С нажимом произнес Кнут. – Сейчас, за этими деревьями пасется около десятка бойцов. Пока этого вполне достаточно. Но если я затею войну с «Кандагаром» и не успею перебить всю их команду разом, число охранников придется утроить. Я, конечно, не думаю, что все они супермены вроде этого Малышева, но… Я уже докладывал о беседе с их начальником, да и после расспрашивал кое-кого из знающих «Кандагар» людишек, а потому пришел к выводу…

– Какому еще, черт подери, выводу!

– Такому, что лучше и разумнее сохранять с ними нейтралитет. Тем более, что о Малышеве они, скорее всего, ничего не знают.