Жандарм. На пороге двадцатого века

Харбин. 1900 год

Вы хотите почувствовать себя товарищем Сталиным? Ну-ну, не советую. Разбирая очередное донесение от разведки, мне захотелось взвыть. Да знаю, что скоро бои начнутся, знаю. Вы мне лучше скажите, где и когда? Если вопрос «где?» более-менее закрыт – Цицикар и Мукден, то на второй ответ стандартный: где-то середина июня[10 - В РИ начало русско-китайской войны пришлось на 22 июня 1900 г.]. И так каждый день. Так и неврастеником станешь. Сообщения с каждым днём становились всё тревожнее, то там, то тут шайки ихэтуаней пробовали на прочность дорогу, нападая на служащих и охранную стражу. Отмечались случаи братания правительственных войск с «боксёрами», причём их становилось всё больше и больше. Ситуация стала выходить из-под контроля, и если в Шаньдуне Юань Шикай драконовскими методами обуздал восставших, то в провинции Чжили они чувствовали себя как дома. А тут ещё и Митрохин добавил головной боли, заявившись ко мне с красными глазами матёрого вампира и сообщив, что, по его сведениям, за достоверность которых он головой ручается, китайские войска выступят совместно с «боксёрами».

– Илья Иванович, уточните, желает ваш агент обрести ВЕС и нашу благодарность? – Ротмистр, естественно, не давал данных на своего человека, но такие сведения доводят только до старших офицеров. – Только ответ нужен как можно скорее.

– Сергей Петрович, три дня, раньше никак, – огорчённо развёл руками тот.

– Что же, всё равно выбора нет, действуйте…

Вспомним опыт прошлого, вернее, будущего, а именно бронепоезда. Я придвинул к себе данные по паровозам и «засел за расчёты». Спустя час у меня кое-что начало проясняться. Увы, но даже нечто вроде «хунхуза» нам не потянуть. Тут соединилось и отсутствие качественной броневой стали, орудий и, наконец, слабая техническая база харбинского депо. Но не стоит отметать саму идею, котельное железо, мешки с песком и две пушки Барановского вкупе с двумя митральезами, добавить стрелковый взвод – и для данного театра вполне вундерваффе. Скорострелки и картечницы вдобавок поставить на тумбы по примеру морских орудий. Всё, теперь составить калькуляцию и лично (именно так) проследить за исполнением работ.

Достав из сейфа папку, вложил туда листы и отправился в соседний кабинет, где располагался начштаба. Кроме него там находились два офицера – казначей поручик Миронов и заведующий хозяйством батальона капитан Мозес. Последний был нашим поильцем и кормильцем, серьёзно. Крещёный еврей, он был влюблён в армию, но, увы, там ему быстро припомнили происхождение (небогатый портной, чудом сумевший пропихнуть сына вольноопределяющимся) и несение службы (его отделение, потом взвод стали лучшими в роте, а затем и в батальоне). Курт подобрал его в окружном госпитале, куда нагрянул за партией лекарств. Там он встретил «сосланного» подпоручика с весьма характерной внешностью и забавным акцентом. Переговорив с ним, Мейр поинтересовался, не желает ли тот продолжить службу в рядах корпуса? Владимир, которому всё было понятно с его дальнейшей карьерой, не раздумывал ни секунды. Только от судьбы не уйдёшь, и бомба боевика БУНДа поставила жирный крест на дальнейшей службе. Приговор врачей был категоричен: не годен. Но уходить в отставку он не захотел и принял вакантное место делопроизводителя по хозяйственной части. После был назначен казначеем, и все чиновники, пытавшиеся нагреть руки на батальоне, получили по своим загребущим лапам так, что повторять никто более не хотел. Правда, за глаза называли Мозеса жидёнком, сказать такое в глаза боялись, поскольку двоих самых смелых, а вернее, самых глупых так отметелили, что все остальные язык стали держать за зубами. Все трое усердно что-то считали и вычерчивали на своих картах.

– Господа офицеры, садитесь, – пригласил Милютин. – Иван Тимофеевич, есть изменения? – указал он на карту Маньчжурии, на которую каждые шесть часов наносит обстановку.

– Нет, Сергей Петрович, хотя должны быть. Хотя в прошлой войне китайцы и показали себя не с лучшей стороны, но и у них, несомненно, были локальные успехи. А потому недооценивать их не стоит.

– Не могу не согласиться с вами. Но и завышать оценку противника не стоит. Напомню, излишняя осторожность тоже не вполне хороша.

– Я вас понял. Вот смотрите, – чуть отодвинувшись, указал он карандашом на окрестности Харбина, – нашими патрулями за последние двое суток обнаружены и уничтожены пять групп китайцев. Четыре из них не представляют интереса, так, расходный материал. Зато последняя оказалась настоящей жемчужиной. Наши азиаты (под ними он подразумевал христиан-китайцев) узнали троих пленных. Те оказались солдатами особенно усердствовавших в погромах христиан нашего старого знакомого – цицикарского губернатора. Допрошенные порознь, они назвали восемнадцатое июня как последний срок готовности войск.

– Что у нас со строительством укреплений? – задал я самый больной вопрос.

Насчёт даты я всё равно сомневался. Наш визави мог специально подставить нам этих идиотов в качестве ложных «языков». Вполне в духе трактата Сунь Цзы, который он, по слухам, держал как настольную книгу.

– Штурм китайских войск выдержат, – чётко, не промедлив ни секунды, ответил Милютин.

– Это хорошо. Плохо другое. Мы ведь заранее обрекаем себя на оборону, а она, как известно, войну не выигрывает.

– Сил у нас мало. На такую территорию необходимо не менее дивизии. – Будучи сугубо профессионалом и большим поклонником Клаузевица, Милютин вздохнул от избытка чувств. – А наши удары силами от взвода до роты, к великому сожалению, не приводят к разгрому мятежников. – С доводами начштаба нельзя не согласиться, действуя как рейдерский, батальон вполне мог разнести противостоящие ему силы. Но только когда он собран в кулак. – Поручик Сергеев вновь отличился, – продолжил Милютин. – Позавчера его рота устроила засаду на банду Лу Ваня и частью перебила, а частью пленила бандитов.

– Очень хорошо. Иван Тимофеевич, – решился я, наконец, переговорить о мучавшем меня вопросе, – вам не кажется, что мы сами можем атаковать неприятеля, не дожидаясь его выступления. Прямо на поездах рывок к Цицикару, и серия ударов по войскам губернатора. Что же касается «боксёров», то они не представляют серьёзной угрозы. Вот набросал я тут на досуге. Это, конечно, не план, так, намётки, но вам теперь, – я выделил интонацией последнее слово, – придётся его разработать к пятнадцатому июня.

– Хорошо, Сергей Петрович.

Хм, когда на милейшего Ивана Трофимовича снисходит благодать в виде приказа подготовить удар всей мощью батальона, он становится чуточку задумчивым и немного рассеянным. Вот и сейчас он постепенно впадает в это знакомое любому офицеру батальона состояние…

– Что у нас с патронами?

Услышав этот вопрос, Мозес достал из лежащей папки лист бумаги и протянул его мне.

– Вот, Сергей Петрович. – Вид его говорил, что сам он оценивает положение как «хоть и плохое, но не катастрофичное». – По три БК – это хорошо, но сейчас мы на пополнение рассчитывать не можем.

– Что с возможностью его пополнения?

Судя по страдальчески изменившемуся лицу капитана, мне стало понятно, что положение наше по боеприпасам отвратительное.

– Необходимо удержать за собой дорогу до Владивостока, дабы иметь возможность проводить операции, используя все преимущества нашей техники, – высказался Мозес.

– Теперь вы, Алексей Аркадьевич, – обратился я к нашему казначею. – Что творится в закромах Родины?

– Хм, – кашлянул тот, стараясь скрыть улыбку. Так его хозяйство ещё никто не называл, весьма остроумно, кстати, надо будет запомнить. – Сергей Петрович, согласно вашему приказу взят под охрану Русско-азиатский банк, вернее, тот барак, в котором он находится. Кроме этого в расположение батальона привезена казна, захваченная в деле при Хулачене. Для имущества и ценностей сапёрной ротой специально построен форт номер пять.

– Места в «Бастилии» достаточно? – уточнил, я, назвав укрепление намертво прилепившимся именем.

– Да, но в свете всё увеличивающегося потока прошу дать разрешение на строительство ещё одного форта. – Миронов, поняв, что командир находится в прекрасном настроении, быстро положил перед ним готовый приказ.

– Хм, ладно, стройте ваш Акатуйский острог, – поставил тот свою подпись. – Кстати, Алексей Аркадьевич, для ускорения работ разрешаю привлекать местное население и платить им за работу подённо. Надеюсь, это подстегнёт их энтузиазм. Приказ о выплате мне на подпись…

Снова дорога, перестук колёс, станции и полустанки. Только теперь всё было иначе, чем когда мы ехали сюда. Вместо торговцев на перронах толпятся беженцы – женщины с детьми, старики. Русские и китайцы, корейцы и японцы (хоть и не много их, а смотри-ка, куда добрались), все они старались уйти от банд «боксёров», ибо нет худшей доли, чем попасть им в руки живыми. Да и солдаты регулярной китайской армии были не лучше. Наши поезда они встречают, словно ангелов Господних, и седые унтеры охранной стражи не скрывают слёз. Не бросили, не выдали, пришли, когда многие уже не рассчитывали на помощь. Видя счастливые лица детей, я вспоминал, как всё начиналось…

– Господин полковник. – Главный инженер в отчаянии замахал руками. В другой ситуации смотрелось бы комично: склонный к полноте чиновник и поджарый офицер-жандарм. Но повод отнюдь не располагал к веселью. – Вы оставляете город практически беззащитным! А здесь женщины и дети!

– Спасибо, что напомнили. – Безжизненные глаза подполковника смотрели сквозь него, видя что-то недоступное другим. Словно оживший мертвец, он обвёл присутствующих тяжёлым взглядом. – Они остаются в Харбине[11 - В РИ китайские солдаты расстреливали суда с беженцами из ружей и пушек.].

– Но позвольте, – вскочил градоначальник, – как это остаются?! А китайцы?! Вы что же, нас бросаете?! – Он посмотрел на собравшихся, как бы призывая тех образумить новоявленного Наполеона.

Градус напряженности мгновенно подскочил вверх.

– Сядь, где сидел. – Властный голос мигом отрезвил всех. – Вы вызваны сюда не обсуждать что-либо, а исполнять приказы. Кто попробует мутить воду, будет расстрелян на месте без суда и следствия. – Мёртвые глаза снова смотрели на каждого сидящего. Вот теперь никто не сомневался в намерениях жандарма. Этот мог без колебаний претворить в жизнь свои слова. – Приступайте к своим обязанностям.

Собранные чиновники, стараясь не смотреть друг на друга, бочком покидали зал для совещаний.

Для чего мне это понадобилось? А по-другому никто не понимает. Когда я начал формировать дивизион «бронепоездов» (паллиатив, конечно, но противник такого от нас не ждёт), началась любимая игра чиновников – футбол. Вот тут я озверел, всё копившееся раздражение выплеснулось на местных бюрократов. Зато теперь подготовка успешно завершена, этому, кстати, поспособствовали новости о начале похода армии ихэтуаней на Пекин. В городе остаётся рота сапёров без одного взвода части охранной стражи, ополчение, вооружённое, правда, устаревшими берданками (хотя вполне на уровне винтовки), но отлично понимающее, что их ждёт в случае чего, и второй артиллерийский взвод – жаба душила страшно, люто, но с оставленными пушками Харбин не просто не приступен. Гарнизон вполне мог вести и наступательный бой. Капитан Извольский оставался комендантом гарнизона. С ним Мейр со своими людьми. А пока депо загружено работой, необходимо было раскупорить дорогу в сторону Владивостока.

Станция Ашихе, находящаяся в двадцати километрах от Харбина, стала точкой сбора для китайских войск и групп «боксёров», кружившихся вокруг неё, словно стая волков. Данных по ним не было, только приблизительные подсчёты двух католических миссионеров, непонятно как оказавшихся там и, похоже, шпионивших за работой дороги, но им, кстати, никто не доверял. «Для вящей славы Господней» – этот девиз иезуитов мы помнили крепко[12 - В РИ именно миссионеры стали одной из причин восстания. Они открыто покровительствовали китайцам-христианам, заявляя, что те не подвластны китайскому суду. К 1900 г. китайцев-католиков было от 550 тыс. до 1 млн чел., протестантов – несколько десятков тысяч. А православных ок. 500 чел.]. Хотя на станции и присутствовал отряд охранной стражи, но он только мог охранять сам себя, и если всё оставить как есть, то его придётся отвести, дабы избежать окружения.

Главной целью стал одноимённый город, бывший рассадником ихэтуаней и националистов. План был прост: первая рота Сергеева, усиленная артиллерией, атакует Ашихе, вторая рота поручика Дёмина и третья поручика Меркулова обходят его с флангов, замыкая кольцо. А после следует штурм. Поскольку местный военачальник нас особенно не любил, в мирный вариант (зачистка и арест «боксёров») мы не верили. В резерве оставалась разведрота штабс-капитана Суботина.

Перед началом боёв за Ашихе я нанёс визит командующему охранной стражей. Поздравив того с чином генерала, я изложил ему свой план. К моему удивлению, Гернгросс полностью согласился со мной.

– Действуйте, Сергей Петрович, – произнёс он, напоследок протягивая руку. – А мы вам тыл удержим.

Когда за жандармом закрылась дверь, он вздохнул – нет, о своём вопиющем поступке он не жалел (подполковник рассказывать об этом не станет), просто ему стало обидно. Охранная стража своим жалованьем и выслугой вызывала зависть у армии, а получив генерала, он явно нажил себе тайных завистников. По иронии судьбы он сам оказался в таком же положении, что и жандармы. И сейчас на пороге войны (по-другому это не назвать) глупость несусветная держаться за предрассудки…

Двумя составами все отобранные части были переброшены поближе к станции. Отправленный в разведку первый взвод без помех соединился с отрядом стражников. По их словам, небольшие шайки ихэтуаней (не более двух десятков) пару раз пытались напасть, но, получив отпор, ретировались. Воспользовавшись беспечностью китайского командования, батальон немедленно начал двигаться в сторону города. Противник наше выдвижение проспал, и когда мы с закрытых позиций стали обстреливать окраины (когда ещё попробуешь такой приём в боевой обстановке?), Сергеев, развернув роту, начал движение к центральным воротам города. Местность нам благоприятствовала: невысокие холмы с зарослями кустарника чередовались с открытым пространством. На одном из них был мой НП, откуда открывался прекрасный обзор, в бинокль были видны многочисленные кумирни.

Первыми на нас бросились ихэтуани, попавшие под обстрел, жившие в лачугах на окраинах города. Не менее двухсот человек обоего пола, вооружённые в основном холодным оружием, буквально выплеснулось навстречу Сергееву. Не знаю, что там им внушили[13 - В РИ ихэтуани верили, что особые упражнения делают их неуязвимыми для оружия европейцев.], но тот километр, разделяющий нас, они бежали, словно на соревнованиях.

Дальнейшее предсказать было не сложно. Сергеев растянул по центру второй взвод первой полуроты, собрав на правом фланге вторую полуроту, которая нацелилась на лежащую впереди гряду холмов. Второй взвод занял низенький холм, что был на левом фланге метрах в ста от позиции первого.

– Взводу из разведроты занять развалины! – отдал я приказ Суботину.

Стоящие отдельно остатки фанз позволяли, закрепившись там, своим огнём не дать скопиться для атаки выходящим из города частям противника. И когда до нашей цепи осталось не более пятисот метров, перед ними шагах в тридцати лёг пристрелочный снаряд, выбросив густой чёрный дым. Спустя десять секунд позади толпы вспухло облако шрапнели. В бинокль было отлично видно, как свинцовые пули скосили не менее полутора десятка мятежников. Капитан Крамаренко сделал всего четыре залпа, после которых уцелело не более сотни, в панике бежавшей обратно. Опустив бинокль, я достал из портсигара папиросу, закурил. Эта бойня была мне неприятна, погибшие, как ни крути, защищали свою землю.

– Сергееву ускорить движение! – Ротный, по-видимому и сам оценив ситуацию, приказал наступать, не дожидаясь приказа сверху. – Капитану Суботину выделить взвод для зачистки! – Кивнул на разворачивающийся последний акт драмы. Некоторые «боксёры» начали собираться к размахивающему красным флагом знаменосцу, выскочившему из городских ворот. Вместе с ним из них потёк поток людей, украшенных красными повязками.

– Сейчас добьют, – заверил меня Милютин.