Небытие. Демиург

– Сурово у вас, Матильда…

– А ты как думал, Эс? Народ мы жёсткий, но справедливый. Чужого не возьмём, но и своего… лучше не подходи, – мамаша Хейген сурово сдвинула брови, но увидев искры в глазах готового прыснуть от смеха Эскула, не выдержала и улыбнулась, махнув в сторону квартерона потухшей трубкой, – всё тебе, мастер, смехуёчки… провокатор. Ты мне вот что лучше расскажи, герой-любовник ты наш. Прости, при Золано этой не спрашивала, постеснялась. Твоя северяночка про неё знает?

– Упаси Рандом, мамаша. Я не в том возрасте, чтобы невесте подробности про свои постельные приключения рассказывать.

– Молодец! Вот так дальше и… стой на своём. Мол, единственная и неповторимая, других только в мыслях, а тебя наяву! И дальше, в том же духе… Ну ты лучше можешь. Язык без костей. Ни про Марию, ни про Гудрун, ни про эту, как её… эээ всё во сне её имя твердишь. Лоос какая-то…

– Вот это да… – я просто не знал, что сказать, затем, немного помолчал, скрывая смущение, – а чего это ты Матильда заговорила об этом?

– А то, Эс! Котяра ты… тот ещё. Порадовалась я, что за ум начал браться. Невесту присмотрел. Вона куда отправились, чтобы, значит, разрешения просить! Половину земель пройти, да не самых безопасных… ради любимой. Уважаю. Да вот только и правду тебе здесь кто ещё скажет.? А? Отца-матери нет у тебя квартерон. Друзья-бессмертные далеко, по морям плавают. А я, старая гнома, глядишь, и сгожусь советом-то.

– Это ты-то старая, мамаша Хейген? Да тебя хоть сейчас в первую шеренгу хирда поставить, мало не покажется!

– Спасибо на добром слове, мастер. А и не молодёшенька. Такого кобелька, как ты уже и не заинтересую. Тьфу ты… Не о том я! Вот выбрал ты девушку, красивую, редкую, боевитую. В жёны позвал, с родом её сблизился, с матерью сговорился… Ну-ну, пусть и не крепко, но всё же пришли вы к решению, ведь так?

– Всё так, Матильда, только не пойму, к чему ты клонишь, мамаша…

– Ты не обижайся, Эс, но со стороны кое-какие вещи виднее. А дорога у нас дальняя, времени подумать будет много. А если останешься крепок в своём решении, значит, не права старая дура Маттенгельд Хайгуринн!

– Ладно, вижу не отвертеться мне от этого разговора. Что ты хотела мне рассказать?

– Ещё раз прошу, мастер не обижайся и не ершись. А только болит у меня сердце за тебя. Не всё ты ещё знаешь, а если и знаешь чего, то не придаёшь ему должного внимания. Всё в впопыхах, да на ходу… Ты с Натиенн о будущем когда-нибудь говорил, так, чтобы серьёзно: где жить будете, детишки там, хозяйство? Что? Не закатывая глаза горе! Ты ж посватался, квартерон…

– Гхм… как родная мама, честное слово, Хейген… Ты же сама сказала. Времени не было, – скрепя сердце, я решил всё же продолжить разговор. Зная характер гномы, понимал, не отвяжется, – не говорили ещё толком. Столько навалилось всего. Да и так понятно. Как в одной из наших книг написано: «…да прилепится жена к мужу своему…»

– Прилепиться жена? Это северянка-то, племянница юрла? Хе-хе… Самоуверенный какой! Вот скажи мне. Приехал ты в Ковен и всех там уговорил, убедил. Разрешили твоей единственной замуж за тебя идти. Совет освобождает её от обета, мамаша ейная, Сигурни прозываемая, радостно вверяет свою кровиночку тебе. Ты, конечно, парень красивый, видный. Но, заметь, не хуманс чистокровный. Хотя и маг, каких поискать. Любимая твоя теряет возможную судьбу возвышения по пути магии, а то и правительницей на Севере стать или мать в своё время на посту Вельвы сменить… Ради кого? Пришлого любимого? Да ещё и бессмертного! Молчишь?

Странно, но от слов гномы неприятный холодок начал пробегать по спине. Внутри всё клокотало от возмущения. Что эта маркитантка понимает в истинных чувствах? Но умом я всё же понимал, что не желавшая мне зла Хейген, правдой пыталась достучаться до мыслей, которые я гнал от себя последнее время. А ведь и правда? Вот поженились мы с моей Нати и зажили долго и счастливо. Дурацкая фразочка из сказки для детей младшего возраста. И только. А за ней-то самое интересное и начинается… Бездна!

– Вижу, зашевелились мозги у тебя, квартерон… Гергудрун тебе не говорила, почему она, Ведьма Ковена, видная, молодая и красивая орчанка довольствуется случайными связями с мужчинами и до сих пор не свила себе гнёздышка?

– Да я как-то не…

– Не прячь глаза свои кобелиные, Эс. Ничего тут постыдного нет. Согласись, думал, что характер у неё такой… гулящий. Бывает и такое, не скрою. А только не из такого теста Гудрун! Все Ведьмы, принявшие силу в Ковене, причастившиеся от Первоисточника и взявшие обет служения Долине Справедливости, становятся бесплодными.

– Вот тебе на…

– Не знал? Ещё одна причина, почему твоя любимая не очень тянется в Ведьмы… Женщина, самими Богами предназначенная оставить продолжение своё на земле в плоде любви беззаветной… Идёт с Ковеном против природы своей. А твоя невеста ещё и смелая до безрассудства!

– Это почему же? До безрассудства-то? – мне стало обидно за Нати.

– Потому, квартерон, что не шибко любит Ковен, когда против канона идут. Невыгодно ордену, да и опасно оставлять без контроля такую, данную богами силу! А ещё, дорогой наш Холиен, девочке своей должен по гроб жизни быть благодарен… Бесконечным своим веком ты не заметишь, как переживёшь и её юность, и зрелость, и старость… Обречён будешь, квартерон, наблюдать, как гаснет рядом твоя любимая, а если дети, внуки пойдут? Всех переживёшь! А ей терпеть твои неизбежные измены. Да, да, не криви лицо, красавчик. Ты-то будешь всегда молодым и рьяным Грандмастером!..

– Ты говоришь действительно страшные вещи, Маттенгельд Хайгуринн… – у меня перехватило дыхание и лоб покрылся испариной.

– Вот ещё о чём подумай, мастер Холиен. Знаете вы с северянкой друг друга без году неделя. Даже ложки соли вместе не съели… Ты вот уже второй месяц в пути, с нами, голью перекатной. А она с матерью, Вельвой Севера, некоронованной правительницей всех хирдов, от Ритании до Кодебю… Что там ей напоют по-родственному на розовое ушко…

– Хватит, Матильда! Я услышал… И позволь мне всё же самому решать. Сначала обещанное надо доделать до конца. А сомневаться в Нати? Какой я после этого мужчина? Или не хозяин слову своему?

– Всё так, Грандмастер, не серчай и руны свои погаси, скоро народ коситься начнёт, – я не заметил, как над головой закружилась золотистая карусель. Да, сумела гнома достучаться до потаённых страхов моих!

– Скоро там постоялый двор? – я решил прекратить неприятный разговор, смахнув карусель рун.

– Да вон уже виднеется…большой какой. Наконец, отоспимся в тепле, а не на сеновале. Постираться бы ещё не мешало да колёса в фургоне подремонтировать. Не то до границы не дотянем, – Маттенгельд Хайгуринн вновь превратилась в милую ворчунью. Лишь лукавый взгляд в мою сторону напоминал о предыдущей беседе.

– Мда, действительно большой. Не то что тот, который неделю назад проезжали. Гадюшник, да и только! Мне тамошние тараканы ещё долго сниться будут… Брр… А рожа у хозяина, как у висельника.

– Это в землях Эдгара Жадного? Хех! Кривой Дрю и так висельник. Его братья три раза из-под королевского суда выкупали. Мрачное местечко, ни за что бы не заехали. Да оно единственное в тех местах на тракте, где всегда есть овёс и чистая вода для лошадей. Ну и альвы редко заглядывают, знамо дело.

Я вспомнил странных постояльцев придорожной гостиницы. Седой благородной наружности мужчина, одетый, как воин, но без меча. С девушкой, которую он звал darnenn, со странно блуждающим взглядом и бледным лицом. Оба обретались в странной неподходящей компании хватких головорезов, что постоянно сновали во дворе.

– А пиво у них хорошее было! – Гуггенхайм, молчавший последние полчаса, вступил в нашу беседу.

– Кто о чём… старый ты… – Хейген шутливо хлопнула по лысине Алхимика, – тебе дай только волю, остался бы в том трактире на неделю.

– Нет, Матильда… не остался бы. Нехорошо там. Кровью пахнет… – хлюпнул носом всё же простудившийся Гуггенхайм.

– Вы тоже заметили, мастер? Думал одному мне показалось. Постояльцы эти странные, что с королевскими гардами и егерями приехали. Помните взгляды этих хумансов с красными от недосыпа глазами и грязными рваными плащами на плечах. Я ещё решил, что они загонной охотой промышляют… – из остановившегося фургона первым выскочил долговязый Бруно, чтобы открыть ворота постоялого двора, к которому мы, наконец, подъехали.

– Ты бы держался, сынок, подальше от всякого отребья! Не доведут такие знакомы до добра, – материнский подзатыльник придал ускорение Бруно. Как только удавалось низкорослой маркитантке доставать до затылка старшего сына?

– Да ладно мам! Нормальные они, королевские егеря. А у гардов знаешь какое оружие? – у парня блестели глаза, он раскраснелся, возмущённый незаслуженной обидой.

– Ой, да хватит уже, Бруно! Знаю я какое оружие вы там рассматривали. В кости небось играли, да служанкам под юбки заглядывали. Вот допросишься ты у меня, женю на первой же приличной девушке…

Бруно взял одну из лошадей под уздцы и начал заводить фургон на широкий двор, выискивая место под навесом. Долговязый отпрыск Хейген попытался реабилитироваться:

– Всё вы напраслину говорите, мама. Егеря – люди серьёзные, по королевской надобности в тех краях были. Вон, мастер Холиен не даст соврать, он даже лечил одного… – Бруно осёкся, взглянул на меня виновато, поняв, что сболтнул лишнего. Хейген, отдав вожжи Гуггенхайму, спустилась с облучка и подошла ко мне:

– Это что такое, мастер Холиен? Почему я узнаю только сейчас про какие-то дела моего сына, да ещё и с квартероном в компании? – видимое спокойствие гномы не могло меня обмануть, а тяжесть её кулака я хорошо помнил.

– Эээ… ничего особенного, Хейген. Я и не думал о таком пустяке. Бруно и правда засиделся с этими егерями. А потом привёл ко мне одного из них. Тот маялся болями в… мужском месте. Лепетал что-то про случай на охоте, что, мол, мочится кровью. Ну я и потратил на него два Средних Исцеления. Они и расплатились даже… бочонком пива. Гуггенхайм оценил… – под укоризненным взглядом гномы я, кажется, понял, что в чём-то опять сглупил.

– Ох, мне, – маркитантка махнула на меня рукой и отвернулась, помогая спускаться из фургона младшим детям, – когда ты только Холиен поймёшь, что много денег не бывает, а за работу надо брать верную плату! Пива бочонок! Надо же! Выпить и поссать – вот и вся твоя плата, Целитель! Сам сказал, егеря по королевской надобности в тех краях обретались. А значит, при деньгах!

Мда, в такие моменты мне действительно было нечего сказать. Кругом права гнома. Не привык я ещё быть бережливым и помнить от том, что в этом мире, всё, что касается денег, побуждает хумансов тебя в первую очередь надуть, облапошить. А за проявленную жадность и скупость только прибавится уважения…

– Ладно, давайте устраиваться. Все устали, да и солнце садится. Холиен, не вздумай сам с трактирщиком об оплате договариваться! Соришь золотыми квартерон, как конюх опилками…

Нам достались две неплохие комнаты. Я, Гуггенхайм и Бруно заняли меньшую, с двумя широкими кроватями, а Хейген с младшими детьми – большую. Перекусили быстро, холодным мясо с овощами и завалились спать. Я сам умотался сегодня так, что впервые богатырский храп Гуггенхайма ничуточки мне не мешал.

Уже на грани сна и яви вернулся мыслями к разговору с гномой, в памяти всплывало то улыбающееся лицо Натиенн, то почему-то рыжая морда того королевского егеря с ушибленными яйцами, то телега с ящиком, похожим на гроб…

* * *

Ух! Выспался знатно! И что удивительно, ни клопов, ни тараканов. Надо будет у хозяина спросить, как он такого добился. Может, травки какие…

Вот она, дороженька средневековая довела… отсутствие клопов уже за счастье почитаю. Аккуратно встал, чтобы не потревожить спящего на большей части кровати Бруно, раскинувшего руки и ноги в вольном полёте сквозь царство Морфея. Летает, наверное, во сне ещё пацан… Гуггенхайм, наоборот, свернулся в клубок, стащив на себя все имеющиеся в наличии овечьи шкуры. Его храп из-за всего этого вороха напоминал эхо в глубоком ущелье.