Невыдуманные истории. Книга первая

Здесь, как говорится, есть вопросы. Уж слишком быстро её не стало в самый нужный момент! Тут можно только гадать. Версий может быть сколько угодно. Молодой, пылкий человек, увлекающийся поэзией, совершеннейший «не бедняк», увозит её из самого романтичного города в мире к себе в имение под Вечным городом и тут она «скоропостижно умирает», а он её моментально забывает и, «не дав слезам просохнуть», женится. Странно. Параллельно, у этого молодого человека появляется новый влиятельнейший друг из влиятельнейшего же на тот момент, но сравнительно молодого рода, чего никак нельзя сказать об Орсини, берущих своё начало, по семейной версии, в древнеримских временах…

Похоже, имеет тут место нормальная для людской психологии ситуация, при которой, когда уже всего достиг, то хочется ещё чего-то. К «Соседу» она отношение имеет непосредственное, безусловно, но не он в ней главный!

У людей ведь как бывает: кому-то породниться с тем, кто познатнее, к примеру, хочется, другому хотя бы титул получить, третьему – если не реальную высокую должность, то хотя бы почётное звание. И так дальше по ходу развития истории в сторону её частичной или даже полной демократизации. Политическая система в этой человеческой слабости особой роли не играет; Брежнев, если кто помнит, «ограничился» покрытием себя «кольчугой» из самых разных наград. Как человека простого понять его можно: сосредоточился на побрякушках, хотя к званиям тоже слабость имел. А тут кардиналы, дворяне с многовековыми корнями – совсем иного полёта птицы, и интересы у них несколько иные, соответственно.

В такой ситуации с большой долей вероятности можно предположить, что, занимаясь делом раздела имущества Орсини, кардинал Александр, папа которого Пьер Луиджи, был сыном незаконнорожденного действующего главы государства Павла III, мог-таки составить нормальный по тем временам план.

По этому плану, никому не известную Адриану Делла Роза каким-то способом из игры следовало вывести, а в супруги родовитому молодому человеку-сироте без серьёзных покровителей предложить собственную кузину – девушку милую, между прочим, спокойную и, по-своему, конечно, работящую. Получается сплошная выгода: Орсини «Сосед» входит в самый могущественный на тот момент род не только в Папском государстве, но и в мире. Потомки Фарнезе тем самым смешивают свою кровь с его древнейшим родом. Глава рода и государства (Папа Павел III) ничего против такого оборота событий иметь не будет. И девица Джулия пристроена. А пожертвовать во всём этом нехитром гамбите надо всего-то романтической юношеской историей… ну, и никому не известной девицей. О способах «неожиданно скончаться» в те времена можно писать труды – всего несколько лет назад закончилось время Папы Александра VI Борджа, когда выходить приличным людям из дома без яда считалось дурным тоном, а панцирь под одеждой, в том числе и высокопоставленных священников, был чем-то вроде нижнего белья…

Факт незначительный, но о нём стоит вспомнить: сразу же после свадьбы «Сосед» затевает строительные работы в родовом замке Бомарцо, и на его стене немедленно появляются лилии – герб рода Фарнезе, якобы в дар или знак внимания, если хотите, молодой супруге.

Вот, похоже, так и не стало Адрианы Делла Роза. Роль Пьерфранческо в этом неясна, но, похоже, она была пассивной. Не мог дворянин его уровня ничего не понимать. Хуже другое: сделать ничего не мог. Героически вступиться за возлюбленную (если она таковой оставалась, кстати!) с рациональной точки зрения смысла не было. Всё одно: извели бы барышню в любом случае и себе бы на голову хлопот получил. Вариант Ромео и Джульетты? Это только у Шекспира, который и в Вероне-то не бывал…, а в жизни чаще всё иначе складывается, не по-шекспировски.

Далее, по официальной версии, у герцога Пьерафранческо Орсини по кличке «Сосед» жизнь развивалась таким образом. В 1546 году он оставляет молодую жену сидеть в замке и ждать его с победой и, как и положено настоящему мужчине, идёт воевать с супостатом, который против родной державы. Последним в этом случае оказывается союз протестантских князей-германцев. Интересы Папского государства на этой войне представлял знаменитый император Карл V Габсбургский, полководец выдающийся, и при нём серьёзное количество солдат и всего прочего, что для войны необходимо. Вот в это серьёзное войско и попал молодой герцог снискивать себе славу с лаврами.

Немного повоевав в районе Тренто, Пьерфранческо возвращается домой и… уже в 1547 году приказывает заложить в заросшей лесом долине недалеко от дома небольшой, странный или, скорее, загадочный храм (!), который позднее почему-то станут считать посвящённым Джулии Фарнезе, жене. Но ей-то до смерти остаётся ещё тринадцать лет!!! Никак не может быть посвящён ей этот храм! Но кому-то должен. Просто так храмы не строят, в том числе и не имеющие никакого отношения к христианству, как в этом случае. Непременно должно быть посвящение или мотив. Или и то, и другое вместе, что чаще бывает. Выбор небольшой: Адриана Делла Роза и… успокоение собственной совести или души, если угодно.

Чем занимался Орсини следующие несколько лет – точно не известно. Сведений об этом не сохранилось. Логично предположить, что «мотался» между Римом и родовым гнездом, занимаясь какими-то служебными делами и, совершенно очевидно, обдумывая идею создания того, что потом станет для него «locus amoenus» (местом приятного уединения), а для публики «Святым лесом» или «Парком чудес». Название «Парк монстров» это место получило совсем недавно, что связывает его с многочисленными «луна-парками», прародителем которых детище «Соседа» и является, но это, извиняюсь, уже профанация и выхолащивание первоначальной идеи создателя.

Официальная закладка «парка» как такового датируется 1552 годом. Ведение работ в нём было с самого начала доверено придворному папскому архитектору Пирро Лигорио. Об уровне этого мастера можно судить по тому, что после смерти Микеланджело именно ему было поручено возглавить строительство ватиканской базилики св. Петра, а настоящую славу Лигорио снискал за созданную им знаменитую на весь мир виллу д’Эсте, ставшую, в свою очередь, прародительницей таких славных мест как Версаль и Петергоф.

Уже в следующем году Орсини вновь отправляется на войну, но в этот раз неудачно. Потому что, не успев толком повоевать, попадает в плен, который в те «дикие» времена был не всегда так страшен, как обременителен в материальном смысле: пленники его оплачивали сами или за счёт кого-то аж до получения свободы. Главное было не преставиться и дотянуть до окончательной выплаты выкупа или заключения мира. Условия содержания не всегда, но часто зависели от размера помянутого выкупа. Совершив тур (не туристический!) по таким местам заключения как Антверпен, Брюссель, Намюр, Дуэ, Энген и проч., Пьерфранческо вернулся домой только в 1555 году, но сразу же опять был призван на службу. На этот раз ему пришлось воевать под знамёнами новоизбранного главы государства Папы Павла IV Карафы, но уже в южном направлении – против Неаполитанского королевства, на которое претендовали испанцы.

По официальной версии, только увидев неоправданно жёсткую расправу одного из своих соратников по оружию, учинённую над жителями городка Монтефортино, Орсини решает оставить военную службу в сентябре 1556 года. Возможно, что на него, повоевавшего и повидавшего в плену многое, жестокость в отношении жителей небольшого городка и произвела впечатление. Бывает. Хотя более вероятно, что настоящим поводом для удаления от «госслужбы» было старое как мир правило: новый начальник, если может, меняет «команду». В случае Орсини речь идёт о том, что, с какой стороны ни глянь, а выдвинулся он и какую ни есть, но карьеру сделал при власти семьи Фарнезе, отодвинутой историей на второй план со смертью Павла III.

Казалось бы, самое время проводить вечера с супругой, которую толком и не видел. Но не тут-то было. После ухода с военной службы, дома, в Бомарцо, герцог задерживается на несколько дней и немедленно отправляется в Париж. В январе следующего года – в Тренто, проведать друга, кардинала Мадруццо, с которым познакомился ещё в германскую кампанию. Потом активно, до самого торжества, состоявшегося в июне того же года во Флоренции, участвует в организации брачного союза своего кузена Паоло Джордано Орсини со знаменитой Изабеллой Медичи, дочерью главы флорентийского государства Козимо I.

С учётом тогдашних средств транспорта, передвигается Пьерфранческо с огромной скоростью. Остаётся впечатление, что жена его интересует мало и в родовой замок он заезжает только для того, чтобы отдать распоряжения по поводу вяло продвигающихся работ в «Святом лесу».

Примерно в это время, во всяком случае до 1560 года, Джулия Фарнезе умирает молодой (до 30 лет), успев родить «Соседу» аж пятерых сыновей и двух дочерей. И с этого же момента он оставляет полностью общественно-полезную деятельность и постоянно живёт в Бомарцо, посвятив себя «Святому лесу». Живёт с молоденькой (15—16 лет) простолюдинкой Клиелой ди Клементе, родившей ему двух внебрачных детей, узаконенных впоследствии следующим Папой – Григорием XIII, который, оказывается, во время своего правления не только введением названного в честь себя календаря занимался, но и вот на такие, чисто человеческие дела находил время.

Пьерфранческо сам лично и вместе с Лигорио продумывает сюжеты и выбирает места расположения композиций. Придумывая надписи, он вкладывает в них свой собственный, достаточно сложный смысл, поэтому понять их до конца, при кажущейся ясности, можно лишь с той или иной долей вероятности, что не так уж плохо, потому что открывает отличное поле для фантазии каждого. Хотя кажется, что в связи с написанным выше смысл некоторых из этих надписей становится достаточно определённо направленным: «Sol per sfogare il core» (дабы сердце излить), так же как и написанное на развернутых, как бы заглатывающих в свою бездну устах монстра «Ogni pensiero vola» (всякая мысль парит), заставляют задуматься о какой-то душевной боли, терзающей автора. Почему-то хочется думать о ране, оставшейся от юношеской любви, связанной с именем Адрианы Делла Роза. Но о стопроцентной точности предположений здесь говорить не приходится.

Какой смысл вкладывали создатели в фигуры и композиции, понять не менее сложно. Путеводители для туристов пишут, что он был, но утерян… Но, как известно, издания для упомянутой категории праздношатающихся лиц не могут быть серьёзным источником информации – соврут и недорого возьмут, чтоб напустить туману! В источниках посерьёзнее учёные люди по своему обыкновению высказывают предположения и заводят скучноватые дискуссии, что тоже делу помогает мало… Тем более, что Орсини был связан с людьми, которые серьёзно занимались алхимией и были не чужды герметизму. Поэтому толкование многого из того, что находится в «Святом лесу», становится ещё на порядок сложнее или вовсе невозможным по причине почти полной утраты современными людьми названых, герметических знаний. Надпись на наклонённом доме, к примеру, в котором любой человек хотя бы с небольшим, но усилием должен сохранять равновесие, вдруг неожиданно предупреждает: «Animus quiescendo fit prudentior ergo» (умиротворяясь, душа становится благоразумной, следовательно…). Это только на первый взгляд просто поучительная фраза, а на самом деле нормальное герметическое правило. Так-то. Краску, кстати, для скульптур в 1575 году герцог заказал у известного тогда в Риме алхимика Друэ.

Есть и другие предположения (далеко не бесспорные), подтверждающие, что у «парка» есть некий глубокий сакральный смысл, недоступный непосвящённым. И нет оснований утверждать, что он тоже не был вложен автором в идею «Святого леса». Просто Орсини предпочёл напрямую не вспоминать об этом, тем самым ещё более интригуя гостей своего детища, но взяв за основу для личного лейтмотива, который мог быть и главным для него, но далеко не самым глубоким и единственным.

Образованный Орсини не мог не знать, что в незапамятные времена, где-то с VIII века до Р.Х. (датировка появилась позднее), территорию северной части современной области Лацио и Тосканы начали активно заселять этруски – один из самых загадочных народов из когда-либо существовавших на земле. Не совсем ясно, откуда появившись на Апеннинском полуострове, они прожили здесь более десяти веков. Оставили после себя огромное количество памятников архитектуры, изумительную по вкусу керамику, поражающие своей элегантностью, изяществом и миниатюрностью золотые украшения, как минимум трёх из семи римских царей, научили римлян строить мосты, акведуки, канализацию и городские стены. Оставили письменность, которую до сих пор не могут расшифровать и… бесследно исчезли где-то в начале V века, просуществовав около тринадцати веков, а это больше, чем возраст «государства Российского» со всеми натяжками и «нахождением» корней в глубине истории.