Iстамбул

– Да что дать-то?

– Ё…!!! – То же самое трёхэтажное построение их слов, не присутствующих в словарях и прозвучавших тут пару минут назад, вылетело из-под согнувшегося Толяна. – Он не понял! Он всё ещё ничего не понял!!!

– Да не ори ты! – Теперь Саша, конечно, понял, о чём речь. Только вот никак не мог соотнести количество пролитой тут крови с тем, кому эта кровь принадлежит и почему вместо медицинской помощи требуется выпивка.

Платоныч примиряющими жестами отправил сначала Сашу на кухню, а потом стал тихо увещевать не желающего утихомириться Толяна.

Вскоре Толян, хлюпая носом, уже был в более благостном настроении. Алкоголь притупил чувства, развеял тревоги. Давно переросшему свой юношеский возраст, но, по сути, не ставшему мужиком парню хотелось одного – чтобы его пожалели, чтобы о нём позаботились, чтобы к нему больше не приставали. Ни свои, друзья, ни чужие. Никто. И никогда. Его ворчание перешло в бессвязное бормотание, и он затих.

– Уснул, – констатировал Платоныч.

Толян так и не пожелал показать Саше обмотанную тряпкой руку, которая только-только перестала сочиться кровью. Платоныч знаками и жестами уговаривал не приставать к нему ни с расспросами, ни с показами. Руку пострадавшего всё же обвязали выше локтя жгутом, чтобы не возобновилось кровотечение, а потом, когда Толян уснул, перетащили его на диван. Платоныч так же беззвучно показал Саше глазами в сторону кухни – потолковать, мол, надо.

– Выпытывали они у него, откуда золотишко, – вздохнув и опустив глаза, не стал тянуть с ответами на повисшие в воздухе вопросы Платоныч.

– Значит, всё-таки пытали, сволочи… – Саша стукнул кулаком по столу и заскрежетал зубами. Не удержался, чтобы не спросить. – Как вы могли?! Ну как?!! К волку в пасть?

Платоныч закатил глаза, уже готовые вновь наполниться слезами, и замотал всклокоченной головой с безумными глазами:

– Сам не пойму. Ведь знал, что нельзя… а вот жадность…

– Погубила жадность фраера.

– Типун тебе на язык! Кажется, пронесло.

– Ой ли?

– Да. Поняли они, что мы с самого начала правду говорили. Никакого клада не было. Только и была-то одна эта штуковина среди вороха барахла.

– Подожди, Сан-Платоныч. Какого барахла? Ведь вы эту штуку нашли?

– Да.

– Где? Что не в поле за ручьём, я уже и без вас понял. Но где же тогда?

– А ты не догадался?

– Не темни, Платоныч. Мне никто намёков никаких не давал. Это с бандитами вы, оказывается, такие правильные. Сразу им всю правду выложили…

– Да не кипятись. Парни побаивались Валерке правду сказать.

– Да? С чего бы такая робость? Да и Валерка тут…

– Ну… потому что нашли эту штуку… В общем, у соседа вашего.

– Что?!! – От неожиданности Саша вскочил, выпучил на старика глаза, а потом бахнул кулаком по столу, кое о чём догадавшись. – Так это они, паразиты, у Альберта всё повыломали?!

– Нет, ты не так понял…

– Ах, гады… И Толян-то… в поле… за ручьём… Боялись они, говоришь?!!!

– Тихо! Вишь, вскипел… Не ломали они ничего!

– Не ломали!

– Да! На чердаке… чуток проверили… всё равно, говорят, на этот чердак никто годами не лазал. Иконы искали.

– И ты ещё их выгораживаешь? А, Платоныч? Тебе-то, не стыдно ли?

– Стыдно, чёрт тебя подери! Нечто я не человек? Они ведь и меня вначале обманули. Толька как мне эту штуку показал, у меня всё в голове помутилось. Вижу – деньжищами пахнет. Поверил, что в поле выкопали. А перед тем, как к этим… ехать… Анатолий мне всю правду и рассказал.

– О чердаке?

– Да. Они – тихо, аккуратно, ничего не ломали. В сундуке старом пошарились – и бегом оттуда. Икон там не было, а вот эта штука…

– Погоди-погоди, Платоныч… Если Толька ничего не ломал у Альберта… но ведь буквально на следующий день после нашей… нашей гулянки… Ты что, хочешь сказать, что ограбили соседа бандиты?

Сан-Платоныч пожал плечами и развёл руки.

– Они искали там… – Всё дальше догадывался Саша.

– Да, да, золото.

– И именно в то время, пока мы…

– Да, веселились тут, не чуя беды.

Саша буравил старика глазами и готов был смять подвернувшийся под руки стул. Потом он оттолкнул стул с презрением, будто он был в чём-то виноват. Платоныч сидел, опустив глаза, и после того, как смолк грохот от упавшего стула, заговорил монотонно и быстро:

– Ничего они в доме вашего Альберта не нашли, а ведь даже мебель вспарывали. Обозлились, решили, что мы с Толяном их обманули. И внаглую нас похитили, прямо на глазах у наших жён.

– Знаю. Бабы-то в милицию сразу обратились.

– В милицию? Ой, не надо было… как бы…

– Да не бзди. Милиции до вас по фиг. Они слишком Беса… уважают.

– Кхм, ясно, я так и думал. В общем, сутки продержали нас с Толяном в каком-то подвале прикованными к батарее. Не кормили, только банку с мутной водой дали. Мы под себя и гадили… и мочились…

– Ну и…?

– А потом пытать начали! Вот тебе и «ну и»! Знаешь, что Тольке сделали? Били. А потом палец отрезали.

– Как это…

– Да так. Взяли тесачок остренький – вжик! И нету пальчика. Нет, не весь. Последнюю фалангу от среднего оттяпали. Кровища так и хлынула. Дали тряпку замотать, а следующим движением пообещали руку по локоть укоротить.

У Саши в голове не укладывалось, как всё-таки люди могут так поступать друг с другом. Ну почему? Неужели не слышали, не знают, что сотворённое зло вернётся к тебе злом, многократно возросшим? Не к тебе вернётся, так к твоим детям. Ну как? Как можно элементарно себя не поставить на место того, над кем ты измываешься? Почувствовать его боль, его унижение, страдание…