В стольном граде Киеве

– Может, и столько не проживешь. Богатство у тебя есть, но после победы Ильи ты всем поперек горла стоишь. Нефед и дружинники на тебя косятся, да и местным удальцам ты не нужен. Мокреша спит и видит, как вместо тебя всем заправляет. Думаешь, он не хочет быть атаманом вместо тебя? К тому же ты его под себя подмял. А сейчас, когда в Киеве у тебя, как раньше Исихор, высоких покровителей нет, как раз время дело делать…

– Это ты еще на что намекаешь? – хмурясь, говоря едва ли не басом, спросил Заблуда.

– На то, что мы с тобой оба знаем. Убить тебя «верны други» могут. И не поморщатся. Никто особо плакать за тобой и жалеть не будет, кроме жены, конечно.

Заблуда взгляд в землю тогда упер. В одном из лесочков близ Чернигова эта беседа проходила. А как поднял на Кудеса взор, в глазах Соловья волхв прочел скрытую тоску и затравленность.

– А чего ты хотел, если таким промыслом занимаешься?

Заблуда вздохнул и упер руки в боки.

– То-то и оно, что приходит время расплачиваться за все то, что натворил, но выход есть. Не все так мрачно, как ты видишь.

– В Киев надо ехать, подальше отсюда.

– А кто тебе даст туда доехать, ты подумал об этом? Ты что же, друг и товарищ лихой и от этого только лишь еще более ценный, поскольку у тебя золотишко бряцает, думаешь, что тебя вот так просто «верны други» отпустят? Ты-то им не нужен, а вот то, что скопил и припрятал – надобно. За это могут и друг другу глотку перегрызть.

– Раз так говоришь, значит, план у тебя есть, что делать. Только зачем тебе мне помогать? В чем твой интерес?

– В том, чтобы от татей и разбойничков округу очистить. Родичи, сам знаешь, жалуются. Ведь не все законы дедовские уважают и соблюдают, а тут к тому же Нефед Мокрешу и Якима накручивает. Вот их люди и шалят, да на родичей нападают. Я говорил им, но меня не слушают.

– С Мокрешей беседовал? – не поверил Заблуда.

– Сказал ему пару слов, так он на меня с мечом полез.

– И что?

– Пришлось былое вспомнить. Я же раньше дружинником был. Воинское дело помню еще.

– А я-то думал, чего это Мокреша осенью поздней, когда я его к себе на совет позвал, сказал, что занемог.

– То для того, чтобы он думать начал, что делает.

– И что ты ему сделал?

– Силушку, что в пупе копится, слегка выбил, а то ретив больно…

На лице Заблуды появилась усмешка.

– Что мне посоветуешь?

– Мокрешу вместо себя поставь, когда в Киев будешь идти. Поговори с ним по душам, поясни, что тебе невмочь больше грабить и разбойничать, что хочешь новую жизнь начать.

– Так не поймет!

– А твое дело о намерениях сообщить. Их ясно обозначить…

– Дальше что?

– Дальше? Дальше в путь-дорогу начнешь по весне собираться, скажешь невзначай, что с собой кое-что в Киев возьмешь, да большую часть из того, что имеешь. Смекнул?

– Подстерегут и убьют в темном месте, где-нибудь на дороге, что в Киев ведет. Мест укромных много. Сгинешь, а телом волки потрапезничают, только оближутся.

– Знаешь другой план, я послушаю.

Заблуда только лишь нахмурился. Какое-то время он молчал, а потом признался:

– Плана нет.

– Тогда послушай, что я тебе скажу.

Чем дальше говорил Кудес, тем все больше светлело у Заблуды лицо, а под конец, когда волхв рассказ закончил, на лице у Соловья появилась широкая усмешка. Стал он тогда прежним Соловьем, который дело знает и себя молодцом-удальцом считает.

– А ты меня не подставишь?

– А какой мне смысл это делать, если ты уйдешь в Киев из этих мест, да еще и поможешь нам Мокрешу, Якима, Кощевита и других своих товарищей образумить? И к тому же на тебя подозрение их помощников не падет…

– Это еще как сказать.

– Это, Заблуда, потому, что головой ты не думаешь. Перед тем, как отправишься, всем щедро заплатишь, кто под рукой у тебя ходил. Щедро, но не роскошно. Меру сам назначишь. Скажешь, что жизнь новую решил начать, чтобы все, кого невзначай словом или делом обидел, злым словом не поминали. Ты же певец – один из лучших. Так и пояснишь, что дело певчее к себе тебя зовет.

– Так не поверят.

– Но куны и гривны возьмут…

– Возьмут, и сразу под полу засунут или в мошну положат. Уговаривать не придется.

– И что, мне тебе рассказывать, что люди такого склада больше всего ценят?

– Хитер ты, волхв.

– Я не хитер, просто немного дальше тебя вижу.

– Если дело не выйдет?

– Так надо сделать так, чтобы вышло. Мокреша тоже умен. Он ведь к Нефеду пойдет и все ему доложит. И Нефед словам его внемлет…

– Это ты еще на что намекаешь? – снова нахмурился Соловей и стал слегка губу покусывать.

– А намекаю я на то, что Мокреша скажет Нефеду, что тебя надо в укромном месте подстеречь и освободить от злата и серебра, а потом схватить. Планы Нефеда и Мокреши в отношении тебя сойдутся. Ты им не нужен. Разбойнички тебя подстерегут и ограбят, а вслед за этим дружинники от Нефеда с кем-то из сотников прискачут и тебя скрутят. Говорить, что потом сделают или сам догадаешься?

– Помнут и князю передадут, – буркнул Соловей, затравлено озираясь.

– Как в воду глядишь. Так и будет, если ничего не придумать.

– Тайно уходить надо, – высказал предположение Соловей.

– Ума палата, – усмехнулся Кудес. – Ты полагаешь, что Мокреша, Яким или еще кто-то тебя в Киеве не разыщут и счет не предъявят? Ты думаешь, что тебе Нефед поможет или он займет нейтральную позицию? Ошибаешься. Ты сбежишь, а он на тебя рассчитывает. Ведь ты должен распорядиться, чтобы разбойнички, други твои, родичей стращали, да так, чтобы мало им не показалось, а ты – деру дал. Представляешь, как он будет рад, что ты в кусты спрятался в самый решительный момент.