Наставники считали учеников детьми и в двадцать, и в тридцать лет. Только после тридцати пяти лет они начинали относиться к нам, как к взрослым. Взросление у элтов наступало позже, чем у людей, начинаясь после сорока – сорока трех лет, когда оканчивался полный курс обучения в школе. Только в этом возрасте элты становились полноправными членами общества. Тогда голос каждого элта в поддержку какого-либо решения засчитывался полной мерой. Пора зрелости у элтов начиналась после ста эйнов. Ближе к окончанию цикла, в силу сложившихся условий, уважаемый возраст наступал после восьмидесяти лет.
Высшей ценностью для меня была и осталась свобода. Свобода не игрушечная, не показная, а являющаяся проявлением воли в нас, в нашем существе и в духе, из которого исходит все. Смыслом и сутью моей жизни и существования стало отстаивание внутренней свободы и всего того, что я обрел с этим и для этого. Я учился становиться свободным у учителей, впоследствии учил этому же учеников.
Так проходила жизнь элтов из поколения в поколение. Но постепенно свобода искажалась, подменялась, становясь тормозом в нашем развитии, чего так добивались маги. Им во многом удалось справиться с поставленной задачей. Маги обрели всю полноту власти в конфедерации государств, образовавшейся после распада Атлантиды. Достигнув желаемого, маги еще с большей силой продолжили политику покорения и уничтожения всех тех, кто стоял на противоположных позициях, не был им подконтролен, не хотел жить по их правилам, не желал умирать, целуя ноги покорителей, и своей смертью и разложением служить поработителям.
Последовательная и постоянная подрывная работа магов при власти привела к тому, что наше общество постепенно стало слабеть и разлагаться изнутри, незаметно для себя, принимая ценности, которые навязывались ему магами. Были созданы целые институты, отвечавшие за внутреннее духовное разложение элтов и постепенный переход свободнорожденных и их земель под власть магов Атлазиана, одного из государств, образовавшегося после распада Атлантиды.
Мы же, существуя на краю гигантской империи, охватившей собою, как спрут, все жизненное пространство внутри «цивилизационного пояса» (алта), противостояли этой экспансии и делали все, чтобы отстоять свой закон, порядок и право жить так, как мы это видим и понимаем. В этом были смысл и суть нашей жизни и нашего существования на Земле.
Большинство личностей, о которых упоминается в записках, не будут иметь дальнейших воплощений. Их дух и души в результате постоянных войн и сражений, магической деятельности, осуществляемой против них, получили повреждения, несовместимые с возможностью дальнейших воплощений. Они останутся в нашем времени в надежде, что им помогут. От вас зависит, насколько их надежда призрачна.
Вместе с тем неизвестно, кому повезло больше: тонким телам духа, оставшимся в верхних слоях Земли и продолжающим постепенно разрушаться и разлагаться, или им же, продолжившим воплощения без особой надежды справиться со своим тяжелейшим положением. Как бы то ни было, я уверен, что кто-то из потомков, прочитав мое послание, сделает соответствующие выводы.
Судьба же первых людей, перешедших в следующий цикл, незавидна. Они, воплощаясь в нем, своим трудом будут создавать богатства тем, кто никогда этого не делал, а только паразитировал на труде и жизнедеятельности других. Ведь маги никуда не делись: они и их потомки перешли в новый цикл, чтобы продолжить сытое и благополучное паразитирование на остатках духа, который представляли ранее мы, свободнорожденные, но теперь уже в новых условиях.
Ресурс, которым было обеспечено человечество, будет уничтожен на две третьих за первые два тысячелетия нового цикла. Все переданные людям ценности, знания, будут свернуты, уничтожены и закрыты ими же. Лучшие сыны и дочери человечества, которые еще что-либо могли сделать, падут в постоянных войнах за власть и главенство над новыми территориями или перейдут под полный контроль магических и других инволютивных сил.
Ваши предки не бегали по пустыне и не гоняли палками мамонтов, а владели средствами более мощными, чем имеющиеся сейчас у людей. На определенном этапе истории человечества людям ничего не останется, как начать все сначала и практически с нуля.
В следующем цикле окончательно решится судьба Земли и человечества. Все это будет зависеть уже от вас – от каждого в отдельности и всех вместе, а также от того, что выберет каждый из вас для себя в дальнейшем. Думаю, что при определенных усилиях все или почти все у потомков получится, хотя и потребует приложения всех сил и умений.
К концу жизни, окруженный теплом и заботой родных, друзей, учеников, детей, внуков и правнуков, вниманием ведущих личностей, я чувствую себя почти счастливым. Лишь знание того, что будет со всеми нами чуть позже, не дает мне спокойно спать по ночам, наполняет сердце тревогой, которую я отгоняю, не давая возможности ей овладеть моим разумом. Все чаще я погружаюсь в размышления о том, все ли я сделал для продолжения дела, ради которого жил, а первые люди, в подготовке которых я принимал участие, смогли выполнить свое предназначение и перейти в следующий цикл, чтобы продолжить в новых условиях свое развитие и существование на Земле.
Я отошел от дел управления страной для того, чтобы сделать ряд еще более важных дел как для себя, для всех свободнорожденных, так и для потомков, хотя предвижу, что для людей, живущих в будущем, будет многое непонятно из сказанного в дальнейшем.
Буду рад, если потомки, прочитав записки, придут к осознанию того, что наши земли и мы, свободнорожденные, реально существуем в относительно недалеком прошлом до того времени, пока катаклизм и пришедшая за ним большая вода не уничтожили всех элтов и все нами созданное без остатка.
Подошло время начать рассказ. Начну я его с себя и описания обстановки, в которой я рос и воспитывался в родных и милых моему сердцу местах Верхней Эльклеи. Это и есть страна, где прошло мое детство и юность, где я, начав жизненный путь, стал воином и пришел к тому, что имею теперь.
Люди, которые первыми прочитают мои записи, доработают их и доведут до нужной завершенности, на что я и рассчитываю. Это необходимо для того, чтобы была должной мерой учтена специфика восприятия людей, их видения и понимания, основанная на понятных для людей символах, представлениях и ценностях, сформировавшихся к этому времени.
Итак, 609 год до глобального катаклизма. Все было, как прежде и вроде бы шло своим чередом, не предвещая резких перемен и событий. Но в воздухе уже витали мысли о надвигающихся, хотя и где-то далеко, пока еще не осознаваемых всеми, событиях. К этим событиям надо было готовиться и быть готовым, чтобы встретить их во всеоружии, спокойно и с внутренним мужеством, пройти их с минимальными потерями, оставшись, по возможности, живым.
Глава 2
Детство
Крепкие руки отца, улыбающееся лицо матери на фоне бескрайнего голубого неба, зелень окружающих садов, дрожащие силуэты гор, уходящие далеко за горизонт, все это – неповторимый аромат детства, картина которого встает в моей памяти сейчас, когда я вспоминаю детские годы, чтобы начать рассказ о них.
Эдвин Таард. Воспоминая о своей жизни
Я прогуливаюсь по саду возле своего дома. Ветер ласково треплет мои кудрявые, но уже седые волосы, заплетенные спереди в косички и свободно спадающие на плечи сзади. По количеству и ширине косичек можно определить мой возраст. Широкая косичка заплеталась нами для обозначения пятидесяти прожитых лет, а более узкие – означали десять.
Вот и пришло время, когда я, предоставленный сам себе, могу поразмыслить о прожитой жизни и сделать в ней завершающий и самый важный аккорд.
Мысль и побуждение описать свою жизнь и все то, что было со мной связано и имело ко мне прямое или косвенное отношение, наталкивается на внутренние барьеры и вызывает различные состояния и гамму чувств. Слушаю себя и наблюдаю за тем, что происходит, какие чувства возникают во мне. Обращение внимания на себя постепенно дает результаты: сменяется состояние и приходит осознание сложности решаемой задачи и своей ответственности за то, за что я взялся и в чем вижу необходимость как для себя, так и для тех, кто прочитает написанное мной.
В моем сознании постепенно складывается цельная картина всей жизни, формируется соответствующее видение и знание ее. Груз прожитых лет и предвидение того, что ждет мою страну, родных и близких, требует от меня усилий, чтобы освободиться от тяжести накоплений и передать потомкам своим рассказом все самое чистое и светлое. Мне предстоит справиться с самим собой и заново прожить жизнь, посмотреть на нее одновременно как заинтересованное лицо и, абстрагируясь, наблюдать за ней со стороны так, чтобы во мне события и мои поступки не вызывали эмоций.
Мои размышления прерывают крики детей, которые, имитируя атакующий клич наших воинов, играют в атлантов и свободнорожденных. Внутренний взор возвращает меня в детство, и оно предстает передо мной и свежо в памяти. Вспоминая, я начинаю видеть и чувствовать себя ребенком. Поддавшись внезапно возникшему чувству, я направляюсь к детям.
Выйдя за изгородь, образованную выращенными деревьями, я незаметно оказываюсь возле детей и застаю их в самый разгар игры. Некоторое время я наблюдаю за весело снующими возле меня детьми. Глядя на них, я спокоен. Мое лицо ничего не выражает. Детям улыбаются лишь мои глаза. Во взгляде и улыбке глаз – все тепло моей души. Я вижу в детях будущих воинов, которые, когда придет время, смогут постоять за себя и за свою свободу. Значит, я жил не зря. Подрастает достойная смена. Я могу спокойно закончить свой путь, зная, что будущее наших земель в надежных руках.
Дети, завидев старшего, на время прекращают игру, дружно поднимают вверх игрушечные мечи и приветствуют меня как воина, с чувством своего достоинства и силы. Я, в свою очередь, чтобы они почувствовали мое внимание к ним, силой мысли переношу свой меч из ножен в вытянутую перед собой руку, приветствуя их. Лица детей светятся радостью и восхищением, хотя они, как могут, пытаются скрыть свои чувства. Нечасто взрослые так отвечают на приветствие детей, поскольку все меньше среди элтов воинов, владеющих силовым искусством. Свободнорожденному моего возраста достаточно просто сказать детям обычное «будьте сильными» или мысленно ответить «тэр». Но я знаю, что мой поступок послужит толчком для их дальнейшего становления, и некоторые из ребят достигнут того же, что и я, а может быть, и пойдут дальше.
Справившись с собой, дети наклоняют свои кудрявые, светлые головы в знак уважения к моим годам и опыту, все вместе отвечают мне: «Будем сильными», а после продолжают возню. Мне ничего не остается, как вернуться домой и продолжить осуществлять задуманное. Короткое общение с детьми способствует обращению моего внимания на детские годы. Перед внутренним взором все ярче и отчетливее начинают всплывать картины из моего детства, и я все больше окунаюсь в него.
Родился я ранней весной на окраине Буатаалы в семье потомственного воина. В этих местах и прошло все мое детство. Мой отец – Эгран Таард, как и все мужчины из нашего рода, защищал наши земли от постоянного вала агрессии и темной силы, накатывавшегося на нас со стороны империи. Закаленные в боях и невзгодах суровые мужчины больше всего ценили свою свободу и уважали силу.
Отец был чуть выше матери. Этот высокий и стройный, широкоплечий мужчина с золотисто-медными волосами, неспешно делающий свое дело и неизменно добрый ко мне, был для меня примером. Под одеждой Эграна играли бугры мускулов, а свободную плотную рубаху перехватывал широкий силовой пояс, на котором неизменно красовался меч. С ним отец никогда не расставался. Он редко бывал дома, так как шла война. Отряд под командованием отца постоянно участвовал в боевых действиях.
Моя мать, Тэя Эль Туя, была дочерью поселенца и выросла на пограничных территориях. Там она научилась всему: вышить силовой узор на рубахе, присмотреть за работающими на полях биотами, владеть плазменным мечом и коротким экхом, без труда поражать из тяжелого отцовского драгера стоящие или передвигающиеся мишени. Мать была под стать отцу красивой и стройной женщиной с длинными золотисто-коричневатыми волосами, перехваченными на лбу мыслеобручем и свободно спадающими ей на плечи. Ее ясные карие глаза, в которых отражалось небо, тепло смотрели на меня. Прошли годы, а я помню теплоту ее рук, спокойное внимание и заботу обо мне.
В нашей семье я был четвертым, самым младшим ребенком. У меня было два брата и сестра. Отец хотел, чтобы все сыновья были воинами, но Совет определил им другую сферу деятельности. Братья и их способности больше подходили для иных занятий. Поэтому профессиональными воинами, как отец, они не стали. Старший брат, Чигуун или Чиг, стал одним из ведущих интеллектуалов, а среднему – Алвару предстояло стать генетиком. Сестра Аула, повзрослев, стала женой воина и занялась впоследствии домашним хозяйством. Род занятий сыновей не радовал отца, но виду он не подавал. Вся его надежда была на меня. О том, что отец видел меня воином и никем другим, я знал с первых своих шагов и не мог его подвести.
По нашим обычаям на ноги ребенок должен был встать сам, опираясь на меч или палку. Никто из родных не поддерживал его и не подавал руки. Я раньше братьев встал на ноги сам, опираясь на игрушечный меч, сделанный, как и другие основные игрушки, руками отца. Больше всего мне нравились силовые шары и мячи из специального материала, в которых накапливалась сила, и, естественно, меч. Проявленная мной самостоятельность стала поводом для сбора всей нашей семьи за праздничным столом.
– Это знак. Сын станет воином, – с радостью наполненной силой сообщил присутствующим отец. – Даже Совет не убедит меня в обратном.
Мать обняла отца и своим певучим голосом поддержала его:
– Эд будет сильным мужчиной. Расти, сын, и набирай силу.
Далее каждый из присутствующих по старшинству сказал мне теплые слова. Я их не слышал, был занят собой и увидел это событие в моей жизни позже, когда многому научился.
Первые детские годы моей жизни прошли под гул сражений. Силы империи наступали. Отец был все время на войне. Моим воспитанием в основном занимались мать и сестра.
Я рос живым и подвижным мальчиком, днями взбивая пыль в предместьях Буатаалы с такими же, как я, сверстниками или находясь под присмотром воспитателей на отведенных для детей площадках. Мать могла не беспокоиться обо мне. За всеми нами пристально наблюдали. На груди у каждого ребенка висел прозрачный шарик, он в случае опасности начинал светиться и испускать сигналы. То же происходило и с обручем, который каждый из нас с четырех лет носил на голове. Мыслеобруч был устройством для мысленной связи с родителями и воспитателями, а также помогал развитию интеллектуальных способностей ребенка.
С ранней весны и до поздней осени я в плетеных сандалиях, длинной рубахе, перехваченной узким поясом, и в шортах бегал на воздухе и только с наступлением холодов перебирался в дом. Здесь пахло теплом и уютом, сильной матерью и ни с чем несравнимым запахом доброты и надежности. Дом в пригороде столицы, а потом и в самой Буатаале отец получил от Совета. Он привел в него мать еще молодой женщиной. Родители прожили здесь всю свою жизнь. Дом в несколько этажей был большим, просторным и светлым. Террасы, по которым вился цветущий плющ, выходили на улицу. Дома, в которых жили семьи воинов, соединялись между собой переходными мостиками и имели общий зеленый двор. Все знали друг друга и жили одной большой семьей. Так было легче всем, особенно когда мужья были на войне, а женщинам нужно было поддерживать друг друга. Здесь, в военном квартале, и прошло мое детство.
Родители не баловали меня, но и не были чрезмерно строгими ко мне. До пятилетнего возраста мне разрешалось все, кроме откровенных шалостей и того, что было опасным для моей жизни. Мне никогда не читали морали и нравоучений. С раннего детства я знал, за что и как буду наказан в случае нарушения определенных правил. Это соблюдалось неукоснительно. Худшим наказанием было для меня остаться дома и помогать по хозяйству в то время, когда сверстники собирались и играли на окраинах Буатаалы. Поэтому серьезных проступков я старался не допускать.
В семье старшим был отец. Его слово было законом для всех. В его отсутствие, старшинство переходило к матери. Все в доме были обязаны слушаться ее. Старшие братья и сестра отвечали за меня. Я обязан был их слушаться. Они были больше меня и, пользуясь этим, за мое непослушание брали меня за пояс сзади и поднимали над землей. Я болтал в воздухе руками и ногами, а в это время мне объясняли, в чем я был не прав. После объяснений меня опускали и ставили на место. Это было самым неприятным ощущением, которое я запомнил с детства.
Элты не наказывали детей побоями. Рукоприкладство в любом виде не допускалось. Никаких ударов по попе, поскольку этим ты выбиваешь у ребенка всю его базу на жизнь, все накапливающиеся в тазобедренных суставах энергии и подрываешь его силы. То же касалось подзатыльников и ударов по рукам.
В эти годы самым большим праздником для меня и всей родни были дни, когда с передовой на краткий отдых возвращался отец. Мать расцветала при его появлении. Весь наш дом наполнялся его присутствием и силой. Зычный голос отца успокаивал, а от мужественного лица исходила отвага. Меня он брал под мышки в свои сильные руки, поднимал на уровень головы и произносил:
– Будь сильным, сын, расти большим, чем я, и не забывай, что ты – мужчина, все зависит только от тебя.
Глаза отца излучали тепло и радость при этом. Он гордился мной, а я был самым счастливым ребенком в мире. Иногда, проявляя особенное расположение ко мне, отец вытягивал свою могучую руку вперед, а я садился на нее, после чего он слегка подкидывал меня, пересаживая с руки на руку. Владея силой, отец мог держать мое маленькое тело в воздухе без помощи рук, а я купался в силовом шаре, образованном его энергией, и не помнил себя от радости. Это случалось редко, поэтому больше всего запомнилось мне.
Я слышал, как отец, оставшись с матерью, указывая на меня, говорил:
– Не нежь мне сына, он должен стать воином и набирать силу с годами, как могучий дуб, все усиливаясь.
На что мать с улыбкой, обняв его, играя его локонами, шутливо замечала: