Суворовец

Правая рука несчастного была перевязана окровавленною тряпицей, из разбитого носа рекой текла кровь, заливая рубаху и широкие янычарские штаны.

– Что это вы, господин Хлудов, творите? – не выдержав, вступился капрал. – Для экзекуций у нас профос имеется.

– И что тут у вас?

Кроме Ляшина, к маркитантам наведывался и капитан – ротный – и с ним еще четверо офицеров. Они тоже полюбопытничали, заглянули на звуки ударов, на разговор – и тут уж, волей-неволей, а пришлось бывшему подпрапорщику утихомириться. Деваться некуда, господа офицеры – это вам не капрал – далеко не пошлешь. Пришлось оправдываться.

– За дружбана своего! За Петрякова Самсона. Эта падаль турецкая чуть руку ему не оттяпала! Ятаганом.

– С пленными извольте вести себя соответствующе!

Ротный и вообще-то к понятию чести относился нервно – за то и был сослан, за дуэль. Да и Хлудова недолюбливал…

Турка господа офицеры забрали с собой, к другим пленникам. Хлудов же на Алексея обиделся, затаил зло. Да и черт с ним – пущай зубами скрежещет, авось, до корней сточит!

– Ай, вай, что, Алексей, случилось? – вынырнул из кустов дядька Влах. – А я ведь за тобой. Не ты потерял?

Торговец держал в руке треуголку.

– Ну, точно моя! – схватился за голову капрал. – Вот ведь, растяпа!

– Иванна-дева смеялась. Сказала – точно, ты забыл. Сказала догнать, вернуть. Заботливая, ага! Верной твоей служанкой будет. Жаль, тоща, а так – красивая, вах! Э-э, откормить бы… Округлилась бы, совсем бы справной стала, да.

– Спасибо, дядько, за треуголку. И Иванне благодарность мою передай.

– Та сам передашь, когда будешь, – пригладив рыжеватую бороду, засмеялся валах. – Э! Думаю, ты уже завтра придешь? Или сегодня к вечеру, нет?

– Да ну тебя, дядько.

– А это кого же повели господа офицеры? Что за парень такой со шрамом? Соглядатай турецкий, поди?

– Да пленный.

– А-а…

* * *

Ночью пленник бежал. А поутру в побеге обвинили Ляшина. И обвинителем выступил Хлудов. Мол, давно приметил, как оба сговаривались – капрал и тот, со шрамом. Видать, турок денег пообещал, вот господин капрал и прельстился. Случаев таких – сплошь и рядом.

– Ах ты ж, сука…

Тут как тут и свидетели! Видели, как Ляшин около подвала с пленниками ошивался… Так ведь и вправду – мимо проходил, искал одного каптенармуса.

Еще и ротный, и господа офицеры…

– А помните, господин капитан, вчерашний случай! Это ведь капрал за турка вступился, как за брата родного. Я тогда и подумал – с чего? Теперь ясно, с чего.

И, самое страшное, в подсумке Ляшина нашли деньги. Турецкие серебряные монеты – акче.

– Думаю, это еще не все, – зло щурился Хлудов. – Думаю, это задаток только.

При таких раскладах пришлось полковнику Батурину поместить господина капрала под арест. До полного выяснения всех обстоятельств.

Капрала разоружили, велели снять портупею, да отвезли на подводе в сарай, в соседнем селении все у той же реки Арджеш. Рядом – почти в таком же сарае пленные турки сидели. Не простые – из числа господ офицеров все.

Ну, некому заступиться было! Суворов далеко – в лазарете, друзья же верные несли караульную службу. Вместо Ляшина Никодим Иваныч был начальником караула назначен. В вину своего боевого товарища они, конечно, не верили, только сделать ничего не могли. Вести расследование поручили ротному, капитану. Да что там и расследовать-то было? И так ясно все. Свидетели есть, доказательства – деньги – имеются. Так что увы, увы…