Нас, вероятно, накормили, но первого ужина я не запомнил. Помню только термос с горячим чаем. Забравшись под тяжелые ватные одеяла, мы провалились в сон.
Проснулись рано. Тишину разрывал азан[15 - Азан (объявление, уведомление) – в исламе призыв к обязательной молитве.] – муэдзин призывал правоверных на молитву. За окошками с замысловатой геометрической расстекловкой виднелась молочная мгла. На горизонте за озером маячили голубоватые горы. Печка давно остыла, и тепло было только под одеялом. Мы вылезли из теплой постели и, поеживаясь, ходили по дому, осматривая наше пристанище. Вскоре появился Махмуд с чаем, вкуснейшей выпечкой и медом. Он опять развел огонь, а какая-то женщина вскоре принесла горшки с углями – кангри.
Хозяин скептически осмотрел нашу верхнюю одежду и выдал нам шерстяные балахоны-фираны мышиного цвета. Затем показал, как пристроить кангри под полами фирана.
«А теперь нам надо поговорить, – заявил он. – Правила вот какие: вы здесь находитесь у меня в гостях, и никто вам ничего не сделает. Но сами вы никуда не ходите, я вам все покажу и отведу вас повсюду, куда можно пойти. Все, что вам может понадобиться, мы предоставим».
Я попробовал протестовать:
– Как это так: мы никуда не ходим? Мы туристы и хотим все посмотреть. Почему мы не можем пойти, куда пожелаем? Что нам может угрожать? В Дели нам ничего такого не говорили.
– В Дели! Что вам вообще объяснили в Дели? Вы понимаете, что тут идет война и никаких туристов здесь нет вообще? В Шринагаре комендантский час. Вечером даже я не могу выйти на улицу. Что вы знаете о Кашмире? – дед возмущенно фыркнул.
Мы с Лизой переглянулись. Уже по дороге мы поняли, что есть какое-то напряжение вокруг этого горного края, но слово «война» не приходило нам голову. Мы действительно ничего не знали. Только пару дней назад мы впервые увидели фотографии идиллического райского озера в горах. Вообще-то я читал книжку французского антрополога Мишеля Песселя «Золото муравьев», но в книге автор описывает свое путешествие в Кашмир, совершенное в 1980 году, и о войне там речи нет. События в Кашмире не освещались на российском телевидении и не обсуждались в газетах. В стране было полно своих проблем. В общем, я и не пытался наводить какие-то справки. Откуда мне было знать, что после окончания советско-афганской войны в Кашмире оказалось множество бывших моджахедов. Ничего я не знал и об исламизации кашмирского общества, пришедшейся на 80-е годы.
– И кто же с кем воюет? – спросил я Махмуда.
– Армия Индии воюет с народом Кашмира. Они убивают людей, военные грабят магазины и банки. От них можно ожидать чего угодно, – ответил старик.
– А что же хотят люди в Кашмире?
– Люди хотят, чтобы их оставили в покое. Одни хотят независимости Кашмира. Другие хотят присоединиться к Пакистану. Кто чего. Я бы хотел, чтобы наступил мир и ко мне опять приезжали туристы, как раньше. Сейчас вы единственные туристы во всей долине.
– Единственные? – Я едва верил своим ушам.
– Ну, почти единственные, еще один сумасшедший японец. И вы. Всё, больше никого.
Мы с Лизой опять переглянулись. В это время в окошко кто-то постучал. Пока мы разговаривали и пили чай, к хаусбоуту подплыло несколько лодок. Стучал в окно человек, сидящий в лодке. Махмуд что-то недовольно закричал в ответ.
– Что это за люди? Чего они хотят? – спросил я старика.
– Это торговцы. Они проведали, что тут туристы, и хотят показать вам свои товары.
– А что за товары?
– Разные товары. Ювелирные изделия. Шафран, текстиль, у этого человека, который стучит в окно, – шапки. Но вам не надо торопиться. Они все время будут тут, рядом, пока вы не уедете.
Лиза вовсе не думала, что нам нужно откладывать покупку шапок. Мы изъявили желание немедленно посмотреть головные уборы и другие вещи. Махмуд, ворча, открыл дверь на террасу. Мы вышли на свежий воздух, прихватив горшки с углями. Оказалось, что озеро за ночь местами покрылось коркой льда. Лодки, подплывшие к хаусбоуту, проламывали тонкий лед и оставляли за собой темный след. Каждый из гребцов пользовался лишь одним веслом с широкой лопастью, формой напоминающей сердце. Они улыбались и приветствовали нас жестами. Махмуд был суров. Он опять что-то прокричал лодочникам сердитым голосом. Один из них причалил к хаусбоуту и забросил к нам на террасу два больших мешка. Затем вскарабкался сам. Мешки были объемными, но явно легкими. На пол, покрытый ковром, торговец высыпал свои товары. Здесь были шапки, перчатки, жилетки, еще какие-то вещи, все из меха. Мы стали рассматривать шапки и перчатки. Я поинтересовался, что это за мех. Оказалось, что в основном кролик, но не только. Касательно некоторых вещей продавец не мог толком объяснить, из меха какого животного они сделаны. «Это мех горной кошки», – пояснил Махмуд, который внимательно рассматривал все вещи вместе с нами. Продавец озвучил цены. Они оказались чрезвычайно низкими. Все стоило по два-три доллара. За некоторые вещи просили пять. Мы купили несколько шапок из пятнистого меха неизвестного животного, которого Махмуд называл горной кошкой. А затем старик решительно прогнал купцов.
– Они опять приедут после обеда, – пояснил он нам, – а теперь поедем кататься на шикаре.
– На шикаре?
– Шикара – это местное название лодки, – пояснил старик.
Он забрал у нас файр-поты и куда-то ушел. Вскоре дед вернулся с обновленными углями в горшках и шерстяным пледом. Оказалось, что одна из лодок с навесом, напоминающим маленькую беседку, давно поджидала нас. Махмуд придержал борт лодки, чтобы мы смогли перебраться, и влез вслед за нами. Он уселся на носу, а мы с Лизой устроились на подушках под навесом. На корме лодки на корточках восседал гребец. Это был молодой парень. Он подмигивал нам и улыбался, но не разговаривал. Возможно, не владел английским, а может быть, опасался вызвать недовольство строгого деда.
Пока мы болтали с Махмудом и рассматривали меха, утренняя мгла рассеялась, и долину ярко осветило солнце. Громада гор придавала пейзажу какое-то вселенское величие. Тонкий лед растаял на глазах. Тепло от горячих углей создавало микроклимат под нашими фиранами. Шикара почти бесшумно скользила по глади огромного озера. Мы пребывали в полной эйфории. Это действительно напоминало рай, обещанный Баширом. «Поплывем смотреть могольские сады, Шалимар-Багх, – сообщил нам Махмуд. – Император Джахангир приказал разбить сады для своей любимой жены Нур-Джахан». Озеро перегораживала дамба, по которой была проложена дорога. Мы проплыли под мостом.
Похоже, наша лодка направлялась к противоположному берегу озера. Мы были примерно на половине пути от моста до садов, когда увидели шикару, движущуюся нам навстречу. Два гребца энергично работали веслами. Когда лодки поравнялись, мужчины обратились к Махмуду. Они были очень возбуждены и активно жестикулировали. И без того мрачный Махмуд нахмурился и отдал какое-то распоряжение нашему гребцу. Тот немедленно стал разворачивать суденышко.
– Что случилось? Почему мы разворачиваемся? – спросил я старика.
– Там военные сегодня убили двух человек, – ответил Махмуд.
Гребцы из встречной шикары закивали головами. «Кил ту пипл», – сказал один из них. В этот момент, как бы в подтверждение этих слов, со стороны могольских садов донеслись звуки выстрелов. Стреляли из автоматического оружия короткими очередями. Было видно, как над деревьями на том берегу взлетели птицы, напуганные стрельбой.
Вскоре мы опять оказались в своем плавучем доме. Старик сказал, что пойдет отдать распоряжение насчет обеда. Он жил на соседней барже, куда можно было попасть по деревянным мосткам. Еду готовила невестка Махмуда, муж которой был в Дели на заработках. Как выяснилось, она не только хорошо готовила, но и великолепно пела. Однажды по просьбе старика она исполнила для нас народную песню, и мы были по-настоящему потрясены.
Мы с Лизой, в общем, уже получили немало впечатлений и обменивались мыслями по поводу увиденного. Мы вовсе не жалели, что оказались в Кашмире, нам было очень интересно. Пожалуй, в компании Махмуда Гунны мы чувствовали себя в безопасности. Даже к Баширу, отправившему нас в мятежный Кашмир, претензий мы не имели. Мы хотели приключений и получили их. Я подумал, что меня второй раз за год занесло в холодные горы и я опять слышу выстрелы, как совсем недавно на Кавказе.
Как и планировалось, мы провели в Шринагаре неделю. Каждый день к нам приезжали разные торговцы и демонстрировали на террасе свои товары. Отдельных продавцов дед жаловал и встречал вполне добродушно. На некоторых почему-то ругался и гнал прочь. Мы накупили шалей и ювелирных изделий. В нашем понимании цены были вполне умеренными, даже низкими. Я потратил несколько сот долларов на старое серебро. Афганские кольца с бирюзой и лазуритом, подвески, которыми кашмирские женщины когда-то украшали волосы, странные этнические ожерелья и браслеты. Дед возил нас на шикаре. Мы больше не пытались посетить могольские сады. Вместо этого осматривали Шринагар с воды. Иногда причаливали и изучали старую архитектуру. Некоторые здания были совершенно очаровательны. Стрельчатые окна закрывали деревянные решетки, каменные постройки были дополнены резными деревянными галереями, эркерами и балконами.
Кое-где в городе были оборудованы огневые точки, сложенные из мешков с песком. Там дежурили индийские солдаты. Однажды нам приказали причалить и проверили наши документы. Махмуд Гунна был очень недоволен и кричал: «Вы что, не видите, что это просто молодые туристы? Зачем вам их документы?»
Махмуд понял, что я падок до старины, и показал нам пару антикварных магазинов. Там можно было увидеть самовары, которые в Кашмире назывались ровно так же, как в России, и медную посуду, покрытую чеканным орнаментом. Предлагали нам и очень древние предметы, имеющие отношение к временам Маурьев[16 - Империя Маурьев – обширное государство в Древней Индии периода железного века (322–187 годы до н. э.).] и Кушанского царства[17 - Кушанское царство – древнее государство на территории современной Средней Азии, Афганистана, Пакистана, Северной Индии; период расцвета приходится приблизительно на 105–250 годы н. э.], монеты с профилями забытых правителей, керамические светильники и бусины. Посетили мы и несколько лавок, где торговали коврами. Из любопытства я поинтересовался стоимостью нескольких изделий. Цены оказались весьма низкими. Я не собирался покупать никаких ковров, но поделился с продавцом пониманием того, что в Москве такие вещи стоят намного дороже.
– Заплати мне за один ковер сейчас, а два я тебе дам без денег. Когда продашь в Москве, пришлешь деньги, я думаю, ты меня не обманешь, – заявил торговец.
– А что мне делать, если я не сумею продать ваши ковры?
– У нас есть свои люди в Москве, если не сумеешь продать, они приедут к тебе и заберут ковры.
Я не стал покупать ковры, но задумался. Похоже, я мог быть полезен индийским торговцам. Это требовало осмысления.
В один из дней, когда мы опять плыли поперек озера, за нами увязалась шикара с детьми. Им, наверное, было лет по семь-восемь. Дети пытались продать цветок водяной лилии. Цветок был замерзший и поникший. «Бакшиш! – весело кричали дети и спрашивали нас: – Джапаниз? А ю джапаниз?» Они, по всей видимости, слышали, что где-то в долине болтается японец, и никогда раньше не видели европейцев, а может быть, просто шутили. Мы купили у детей цветок, чем вызвали недовольство Махмуда. Позже, когда мы сидели с ним на террасе и пили кашмирский чай с кардамоном и корицей, он заявил:
– Никогда не давайте деньги детям-попрошайкам, вы разрушаете их будущее, когда даете им деньги просто так. Они привыкнут к мысли, что деньги даются даром, и у них будет плохая жизнь.
– А кому еще нельзя давать деньги, мистер Махмуд? – спросил я старика.
– Никогда не давай деньги людям, которые могут работать. Даже если у человека одна рука, он еще может работать. Деньги можно давать очень старым людям и больным. Голодным детям можно дать еду, но не деньги. Вы можете дать деньги их матери, если хотите оказать помощь.
Должен сказать, что в течение всей последующий жизни я стараюсь следовать совету мудрого старика и не даю денег юным попрошайкам.
В этой поездке самой теплой вещью в моем гардеробе был немецкий военный свитер цвета хаки, купленный однажды в магазине секонд-хенд. Как выяснилось, свитер страшно раздражал Махмуда Гунну.
– Зачем ты носишь этот свитер? Не носи этот свитер в Кашмире.
– Почему, мистер Махмуд? В чем проблема?
– Такие носят полиция и военные. Это многим может не понравиться в Кашмире.
Только спустя несколько лет я понял, почему Махмуд Гунна так заботился о нашей безопасности. В 1995 году исламские террористы взяли в заложники шестерых иностранцев в Кашмире. Они требовали освободить из индийской тюрьмы своего товарища. Одному из заложников, норвежцу, отрубили голову, четверо пропали без вести, один сбежал. Как выяснилось позже, заложники были расстреляны в декабре 1995 года, ровно за год до нашего приезда. Их тела так и не были найдены. Именно из-за этого печального происшествия никакие иностранные туристы не посещали Кашмир в то время.
Путь из Шринагара обратно в Дели оказался ничуть не легче. Мы опять отчаянно мерзли. Автобус по-прежнему надолго останавливался, чтобы пропустить машины с военными. Дважды всех пассажиров выводили из автобуса и тщательно досматривали. Сиденье за нами занимал почтенного вида старец с длинной белой бородой. Где-то на перевале он почувствовал себя плохо. Его рвало. Он глотал таблетки, стонал и охал. Потом его рвало снова и снова. Когда-то много лет назад на этой дороге почувствовал себя плохо и умер император Джахангир, возвращавшийся из поездки в Кашмир. Через двадцать часов мы наконец достигли Джамму, и наше терпение кончилось. Мы покинули автобус и остановились на ночлег в первой попавшейся гостинице. Рано утром я сходил на вокзал и купил билеты на ближайший поезд, следующий в Дели. Вагон в народном «секонд-слипер-классе» был переполнен пассажирами, но для нас нашлось место у замызганного окна. Ехать в поезде оказалось значительно удобнее, чем в автобусе.
Мимо проплывали возделанные равнины Пенджаба и размеренная деревенская жизнь. Шел последний день 1996 года. Мы с Лизой обсуждали увиденное и пережитое в Кашмире. Во мне зрела решимость связать свою жизнь с этой сумасшедшей и удивительной страной. Вечером того же дня мы достигли индийской столицы. В 23:30 мы уже сидели за столиком ресторана «Махарани» на Канаут-плейс, подводили итоги и строили планы на грядущий год.