Чего он такого желает, этот лейтенант янычарских войск, сосланный из столицы глубоко на периферию? Я вгляделся в лицо Тургера…
Кровавый Хасан. Ему нет и тридцати, усы длинные и пышные, но хорошо видно, что турок еще молод. Хотя какой из него турок? Морда – славянская, взят, наверное, еще мальчонкой. Возможно даже, что он серб…
Каракулучи закрутился в седле. Нервничает. Если тут так неспокойно, почему взял только полусотню?
Спрашиваю Бояна. Ученик лекаря словоохотлив. Хорошо.
– Юнаки редко собираются отрядами больше, чем тридцать человек. Тяжело прокормиться, да и приметно больно. Кроме того, их вожди слишком любят власть и независимость. Как крупный улей всегда начинает делиться на два, так и бандиты отпочковывают новую шайку от ставшей слишком большой.
Я скептически смотрю на полусотню пехоты. Два удачных залпа и…
Мысли прерывает босняк:
– Янычары – отменные воины и отличные стрелки. Гайдуки не будут лезть в бой, когда не знают приза. Чтобы напасть на такой отряд, надо много золота, – он усмехнулся. – А на такой арбе казну не перевозят.
Я не перечу… Увидим… Осталось недолго.
9
Я прикорнул под навесом повозки. Боян сдался и дал мне допить отвар, так что боль отступила, и я отключился.
Спал долго.
Когда крик янычара выдернул меня из объятий Морфея, солнце уже клонилось к закату. Мы двигались с опозданием.
Ученик лекаря радостно ткнул рукой в сторону десятка мазанок на склоне следующей горы – Петровац. Значит, уже рядом.
К возку подскакал Тургер.
День прошел без неприятностей, и предводитель янычар немного расслабился. Он уже не так зыркал по сторонам, не грыз ус и походил на нормального человека.
Я окинул взглядом окрестности. Туда! Балка и правда отлично просматривалась с дороги.
Топракли спешились. Склон слишком крут.
После короткого совещания кавалеристы, десяток янычар и арба остались на дороге, а меня подхватили подмышки и поволокли вниз. Чертовы горы!
Один из янычар задел обожженный бок. Я отпихнул турков и показал, что желаю идти сам. Тут же четверка солдат окружила меня плотным кольцом, следя за каждым движением.
Покрепче сжать зубы и вперед!
Турки вытянулись длинной узкой цепочкой на едва различимой пастушьей тропе. Хорошо, что путь идет вниз. Тут метров пятьсот. Всего-то! Но уже через двадцать шагов кровавые круги перед моим взором слились в хоровод, земля приподнялась и стукнула по губам. Я рухнул. Наверное, не будь рядом Бояна и охранников, я закончил бы жизнь в одной из узких расщелин со сломанной шеей. Меня успели подхватить. И поволокли дальше.
Тропа опускалась все ниже, фигурки солдат на дороге понемногу превращались в точки. Когда ко мне подходил каракулучи, я упрямо тыкал рукой вперед, и мы двигались дальше. Спуск был тяжелый, усталость от похода брала свое – то один, то другой из солдат закидывали ружья за спину, чтобы освободить руки.
Отряд прошел уже половину балки, когда к Тургеру подбежали разведчики. Один из них протянул командиру небольшую белую тряпочку. Янычары крутили ее в руках, передавая друг другу.
– Батист? – донеслось до меня.
Все сгрудились вокруг странной находки.
А я уже падал.
Залп окутал кусты плотными клубами дыма.
У стоявшего передо мной янычара снесло половину головы. Его мозги забрызгали мне рукав. Кровь убитого темными густыми каплями расчертила пыль у лица в причудливую паутинку. Слева заваливался второй конвоир – две пули разворотили ему грудь.
Я оглянулся.
Боян, держась за развороченный живот, пробовал отползти в кусты. Дальше в последних конвульсиях содрогались еще двое моих охранников.
Отряд проредили больше, чем наполовину. Те, кто выжил под первым залпом, срывали с плеч ружья и выцеливали кого-то в окружающих зарослях или палили наудачу по сгусткам дыма. Зажатые между склонами балки, растянувшиеся, лишенные привычного строя, янычары начали сбиваться к своему военачальнику, размахивающему саблей и дергавшему с перевязи пистолет.
Второй залп разметал даже это некое подобие строя.
Их осталось всего с десяток. Израненных и ошарашенных стрелков во главе с офицером, который спешно уводил остатки воинства из-под огня. Нападавшие все еще не показывались, в то время как сами турки были как на ладони.
Тургер подзывал тех, кто укрылся за ближайшими кустами.
Усатая тварь! Я нащупал ружье мертвого янычара. За спиной затих ученик лекаря, вторая пуля местных налетчиков вошла ему в грудь, отбросив от меня почти на метр. Жаль парнишку.
Взвел курок. Стрелять одной рукой было неудобно, лежать на горящем боку – больно. Но моя цель слишком быстро уходила из зоны поражения, чтобы я мог обращать на это внимание.
Выстрел слился с третьим залпом. Еще пятеро янычар упали бездыханными, двое закачались, зажимая новые раны.
Каракулучи схватился за бок. Мой?!
Тургер обвел затравленным взором поле боя. На мгновение наши взгляды встретились. Он застыл.
Я усмехнулся ему в харю… Ты сдохнешь здесь, тварь. Сдохнешь! Теперь я уверен в этом.
Моя рука выворачивала из-под мертвого охранника второе ружье. Каракулучи вскинул руку с пистолетом. Жерло ствола заглянуло в меня, гипнотизируя, привораживая к месту.
Ну, значит, вот и все… Бог услышал мои молитвы. Жаль только…
Выстрел!
Пуля врезалась в землю у правого плеча, брызнув в щеку осколками кремня.
Уф-ф-ф…
Моя очередь. Ствол пляшет, в глазах плывет, но я должен попасть. Должен!
Грудь турка будто выросла в размерах, стала ближе. Он пятится назад… Я не дышу…
Тяну курок… Мягко, нежно, как только умею.
Лупит по железу кремень, искры устремляются вниз, что-то пыхает… Но выстрела нет! Кровь предыдущего владельца залила полку, забила запальное отверстие! Дьявол!!!