Политическая социология и история

Такое направление социальной стратификации как престиж профессий дает возможность установить, как само общество определяет степень значимости того функционального вклада, который вносит данный род деятельности. Примером может служить само изменение значимости (престижности) таких профессий, как военная, религиозная, бюрократическая и более новых – коммерческой, промышленной, научной. В соответствии с этим менялось основное направление социальной мобильности, которая в настоящее время все больше осуществляется, напр., через науку и образование, ведет к появлению меритократии. Анализ удельного престижа той или иной профессии, а для более ранних эпох точнее сказать – рода деятельности, позволяет объяснить, в частности, многие особенности их взаимного отношения и иерархии. Мы увидим, в частности, каким образом большая престижность военных должностей перед гражданскими в эпоху абсолютизма влияла на процесс рекрутирования армии (из привилегированного сословия дворян) и бюрократии (из менее привилегированных слоев общества, разночинцев и т.п.). Престиж должности или чина определяет статус его владельца в обществе, заинтересованность его членов в приобретении данного статуса. Особое значение в этой перспективе приобретают должности, дающие радикальное, качественное изменение статуса, напр., переход в более привилегированный социальный слой. Достаточно вспомнить в связи с этим процесс анноблирования буржуазии.

Ранжирование по признакам религиозной принадлежности или чистоты, этническим и родственным группам имеет особое значение при изучении традиционалистских обществ, где эти факторы играют весьма заметную роль во всех социальных процессах. До сих пор влияние этих факторов сказывается в развивающихся странах в структуре власти, характере мобильности, сохранении ряда традиционных пережитков и т.д. Постепенное вытеснение этих норм из деятельности государственного аппарата, формализация его структур, процедур и функций становится важным признаком рационализации и бюрократизации управления.

Стратификация по уровню образования и знаний (особенно – профессиональных) служит важным признаком, позволяющим установить роль науки в жизни общества. Роль научно-технической революции необыкновенно повышает значение интеллектуальной элиты в развитии общества. Процесс этот идет по нарастающей линии, и некоторые ученые предсказывают даже господствующее положение интеллигенции в будущем. Во всяком случае такие процессы, как рост среднего класса или революция менеджеров могут быть объяснены лишь с учетом возросшей роли науки как производительной силы и, соответственно, увеличения числа людей свободных профессий. Роль образования как фактора социальной мобильности можно проследить главным образом, начиная с нового времени. Но и до этого во многих странах существовала практика привлечения на государственную службу способных людей из низших социальных слоев. В этой связи весьма информативно рассмотреть роль образования в разрешении конфликта между аристократией и бюрократией, который специально рассматривается в настоящей работе.

Особенно важно в настоящем исследовании остановиться подробнее на таком аспекте социальной стратификации как власть. Данный признак действительно является центральным для понимания всей социальной системы и характера ее управления, а корреляция его с другими признаками дает возможность установить существенные тенденции социальной эволюции. Некоторые социологи вообще подходили к стратификации как к простому различию между политически господствующими группами и массами – правящим меньшинством и политически зависимым большинством. Главный теоретический вклад Г. Моски, Р. Михелса и В. Парето усматривается в определении процесса изменения классовой структуры и связанных с ним характерных черт доминирующих групп. Власть по Веберу может быть определена как способность достижения целей в социетальной системе, независимо от сопротивления ей. Власть в этом смысле очевидно функциональна для всех социальных систем как больших, так и малых, а также для всех типов общества. С точки зрения структурно – функциональной теории все роли в социальной системе подразделяются в соответствии с тем, как распределяется власть между ними. На этой основе становится возможной стратификация структуры власти. Власть, законная или незаконная, имеет в обществе источник своего функционирования. Степень разделения труда и специализации в обществе будет воздействовать на типическое распределение рангов, существующих в нем. Когда власть действует согласно с чувствами других акторов в социальной системе, она воспринимается как законная, когда против их моральных убеждений – как незаконная. Отсюда понятие легитимности (законности) власти, введенное еще Вебером и играющее большую роль в изучении механизма управления. На этом основано, в частности, разделение таких понятий, как власть и могущество. Под первой (властью) понимается иногда только законная способность к достижению целей в обществе, под вторым (могуществом) – незаконное подобие власти. Так, демократически избранное правительство, опирающееся на законы страны, имеет власть, а главарь преступной шайки – только могущество.

Стратификация власти объясняет очень многое как в механизме ее функционирования, так и в ее исторической эволюции, показывая последовательную смену определенных моделей организации управления обществом. В настоящем исследовании сделана попытка такого анализа.

При разработке проблем социальной стратификации особое значение имеет вопрос о том, какой признак или признаки должны быть положены в основу классификации социальных явлений. В настоящее время большинство социологов стоит на той точке зрения, что построить действительно полезную классификацию едва ли можно на базе одного критерия, который будет отвечать всем требованиям. Ясно, что классификационные схемы, предлагавшиеся социологами прошлого и исходившие из возможности объяснить всю эволюцию общества развитием в нем какого- либо одного начала (экономика, рост народонаселения, борьба рас и т.п.), должны быть по меньшей мере дополнены многими другими классификационными признаками. Особенно важно отметить это для современного развитого индустриального общества, для которого характерна относительная автономность экономических, социальных и политических институтов, а одни и те же процессы по-разному проявляются на различных уровнях социальной системы. В связи с этим в литературе подробно обсуждаются проблемы понятийного аппарата, причем основное внимание уделяется разработке универсальных понятий, годных для объяснения, социальных явлений на различных этапах их развития с учетом специфики и зрелости этих явлений. Формализация понятий идет по линии их структурного и функционального подразделения. Путь к этому – изучение корреляции различных стратификационных рядов.

Корреляция рядов ранжирования различается по полноте и характеру. Системы стратификации могут быть все высоко коррелируемы друг с другом (т.е. обладать совместно высоким, средним или низким уровнем рангов) или обладать меньшей коррелируемостью, когда некоторые из них обладают высоким, другие – средним, а третьи – низшим рангом. По характеру корреляция признаков может быть позитивной и негативной. Позитивной является такая корреляция, при которой с развитием одного признака развивается другой, негативной – такая, при которой с развитием одного признака, другой, наоборот, убывает. Недостаточная корреляция рангов порождает несоответствие статусов, которое в свою очередь является важнейшим источником социальных напряжений и конфликтов. Несоответствие статусов порождает тенденцию к их уравновешиванию, т.е. к более высокой корреляции положения индивидов. Отсюда борьба статусных групп. Кроме того, несоответствие статусов находит выражение в типах поведения, отличных от традиционно имевших место, что ведет к дестабилизации системы. Различны и последствия для общества указанных ситуаций. Согласованность статусов может вести к стагнации системы или ее гармонии. Несогласованность статусов может вести к конфликту или ее динамичному (через разрешение противоречий) развитию

§ 2. В современной социологической науке объяснение принципов рациональной организации общества, а в связи с этим и того социального слоя – бюрократии, который является ее носителем и наиболее законченным выражением, является одной из важнейших проблем.

Бюрократия представляет собой именно тот социальный слой, от которого в первую очередь зависит реализация функций управления обществом. Хотим мы того или нет, бюрократия есть следствие социального разделения труда – на управляющих и управляемых, а потому существует повсеместно там, где есть необходимость в организации человеческой деятельности, использовании управленческого труда. Бюрократия предстает, следовательно, как межформационное явление, развитие которого во многом совпадает с развитием государства. Это не значит, конечно, что на всем протяжении своего существования данный социальный слой остается совершенно неизменным: специалисты выделяют в его развитии ряд основных этапов, связанных с характером организации бюрократии, которая может носить традиционный (или патримониальный), или же рациональный характер. Как показал Макс Вебер, впервые всесторонне рассмотревший данную проблему, существенными чертами каждого из типов бюрократической администрации являются специализация, дифференциация, иерархия, целевая ориентация, секуляризация (степень независимости от церкви) и ряд других, свидетельствующих о степени рациональности их организации. Данный подход предполагает анализ таких характерных черт всякой формальной организации как четкое разделение труда с соответствующей специализацией; иерархическая структура власти – позиции и должности, связанные с определенной сферой компетенции и ответственности за принятие решений; система правил и инструкций; существование административного штата, обеспечивающего функционирование аппарата, низший уровень которого составляют канцелярские служащие, ответственные за ведение письменной документации; социальная дифференциация и, наконец, принципы продвижения по службе. Интересно проследить формирование этих черт на переломном этапе – при переходе от традиционных форм организации аппарата управления к новым – рациональным.

При такой постановке проблемы целесообразно обращение к специальному сравнительно-историческому осмыслению опыта ряда крупнейших реформ прошлого, как на Западе, так и не Востоке, причем безотносительно ко времени их проведения. Такой подход может показаться спорным историку-эмпирику, ум которого нацелен на выявление единичных, уникальных и неповторимых событий и явлений прошлого. Однако, с точки зрения социолога, стремящегося за внешним многообразием событий увидеть их закономерность, он представляется вполне оправданным теоретически.

Действительно, можно ли говорить о наличии в мировой истории ряда типологически сходных ситуаций, когда бюрократия из традиционной превращается в рациональную, становится, так сказать, из социальной группы в себе социальной группой для себя, своего рода кастой или сословием, права и привилегии которого в обществе закрепляются законодательно?

В связи с тем, что главный вопрос всякой реформы (как и революции) есть вопрос о власти, изменении ее социальной природы, организации, функций, мы и начнем с него анализ. Современная наука об обществе, как марксистская, так и немарксистская, не выработала, не смотря на обилие определений и понятий, единой теории власти. Такой концепции власти нет, как ни странно, и в правовой науке, которая постоянно использует данное понятие и строит на нем многие свои выводы. «Все первичные юридические явления, – говорит по этому поводу Ж. Карбонье, – имеют общую субстанцию, состоящую в том, что это – явления, связанные с властью. Политическая социология прилагала немало усилий для ответа на вопрос, что такое власть. Тем не менее в конечном итоге это понятие не поддается определению, подобно тому, как это происходит с понятием электричества. Однако наука об электричестве способна развиваться и без предварительной его дефиниции». Исходя из этого, вполне логично обращение исследователей к таким аспектам власти, которые, благодаря свойственному праву формализму, материализованы в нем и имеют внешнюю форму. На это обстоятельство обратили внимание корифеи социологической науки прошлого века – Спенсер, Дюркгейм, Ковалевский, выводившие социологические обобщения из сравнительного изучения однотипных правовых норм. Отсюда был лишь один шаг к социологии права Вебера, заложившего основы ряда важнейших концепций современной науки об обществе. Можно сказать, что все творчество Вебера в той или иной степени имеет широкую правовую основу. Исходя из методов позитивной науки (получивших философское обоснование у Дильтея и Риккерта), Вебер противопоставлял догматической юриспруденции (с ее моральными оценками правовых норм) социологию права как эмпирическую дисциплину, рассматривающую правовые явления вне их эволюции и не стремящуюся давать им этических оценок. При объяснении права Вебер применял к нему свои взгляды на социальные отношения (принцип каузального взаимоотношения), структуры (рационализация) и ценности (целевая ориентация индивида). В соответствии с этими общими установками разрабатывались далее центральные идеи социологии права, в частности – концепция формальной правовой легитимности. Социология права, власти и лидерства обязана Веберу описанием этих принципов легитимности, их общей структуры и главных типов.

Основными достоинствами теории идеальных типов Вебера являются: возможность обобщения данных социолога в некоторую мыслительную конструкцию; синтез наблюдений, дающий возможность их логически значимого осмысления; выявление общности, сходства явлений, говорящих о закономерном (или во всяком случае типичном) их характере; наконец, информативность теории при изучении элементов социальных структур. Все указанные позитивные черты веберовской идеальной типологии особенно хорошо работают при анализе как раз тех социальных структур, институтов и процедур, которые являются проявлением процесса рационализации или даже его выражением. К их числу относится в первую очередь бюрократия, веберовская концепция которой остается достижением современной науки, несмотря на многочисленные попытки ее критики, уточнений и исправлений.

Если суммировать основные критические замечания различных школ в адрес социологии Вебера вообще и концепции бюрократии, в частности, то их можно свести к нескольким основным тезисам. По мнению ряда ученых (Парсонс, Блау), Вебер, ставя в центр внимания функциональную полезность данного социального слоя (бюрократии), меньшее внимание уделял операционному аспекту, т.е. характеру деятельности бюрократий, что помешало ему раскрыть развитие и взаимодействие внутренних структур. Другие исследователи подчеркивали тот факт, что у Вебера недостаточное внимание уделяется дисфункциональному аспекту и в результате допускается преувеличение рационализирующей природы бюрократии. На самом деле, полагали они, бюрократия – это не только инструмент рационализации общества, но и сила консервативного свойства, она мажет выступать не только за, но и против процесса поступательного развития общества в направлении к рациональной организации. Кроме того, ряд специалистов обращал внимание на то, что известное преувеличение формальных структурных черт бюрократии приводило Вебера к недооценке поведенческого аспекта деятельности чиновничества, в частности в контексте социально-культурного и персонального компонентов. Социологи-эмпирики указывали также на трудность применения веберовской модели на микроуровне исследования. Нам представляется (и это признают многие ученые), что высказанные замечания носят скорее характер дополнения и, во всяком случае, не подрывают основного тезиса веберовской концепции бюрократии.

Наиболее существенным дополнением, особенно важным для сравнительно-исторического изучения бюрократии, является тезис Парсонса, получивший развитие в трудах многих других исследователей, о необходимости сочетания структурного и функционального подхода к анализу административной организации. Структурно-функциональная модель процессов рационализации и бюрократизации дает возможность представить их более объемно, а следовательно, лучше понять характер тех изменений институтов и процедур управления, которые происходят в результате административных реформ.

К структурному функционализму близко подходит теория французского социолога М. Крозье, попытавшегося соединить функциональный подход с историко-генетическим за счет выдвижения на первый план проблематики социального изменения. В своих основных трудах – «Феномен бюрократией «Блокированное общество» этот ученый рассматривает отношения бюрократии и общества с точки зрения теории формальных организаций, в связи с чем предметом его специального анализа становятся действия различных социальных групп, распределение власти, динамика этих процессов в ходе изменения институтов и процедур административного аппарата. Хотя Крозье делает свои выводы на материале больших организаций современной эпохи (которые он справедливо считает фундаментальным явлением современного мира), многие из них имеют общесоциологический характер и могут быть применены к предшествующим периодам истории. Так, весьма интересным представляется наблюдение о том, что бюрократический феномен может успешно рассматриваться с точки зрения социологии организаций, что дает возможность соотносить такие процессы, как рост административного аппарата и параллельно – бюрократии, в исторической перспективе. Главная проблема этой социологии, справедливо говорит Крозье, над которой трудились социологи от Макиавелли до Маркса и которая до сих пор вызывает споры, – это вопрос о власти, условиях ее приобретения, удержания и распределения. Власть в самом общем виде может быть определена как способность одного человека заставить действовать другого согласно своей воле. Власть, далее, дает возможность унификации и рационализации управления, его централизации. Данная тенденция в истории проявляется в бюрократической организации, которая может быть различной, проходя с течением времени различные фазы своей формализации. Безликая бюрократия современности – есть, в соответствии с такой интерпретацией, не что иное как ответ организаций (Административных институтов) на поставленные жизнью запросы. Склоняясь далее к функциональному и процессуальному решению проблемы, Крозье приходит к интересному наблюдению: «Бюрократическая организация, – говорит он, – это организация, которая не способна исправлять допущенные ошибки».

Применение структурно-функционального подхода к изучению бюрократической администрации дает возможность более четко определить степень ее зрелости и завершенность (приближенности к рациональному идеалу) в каждую данную эпоху. Критериями оценок при этом могут служить такие параметры как дифференциация состава аппарата в социальном и материальном отношениях, распределение ролей, составляющее основу конфликтов. Изучение типологии конфликтов в бюрократической среде в свою очередь позволяет раскрыть инфраструктуру организации, отношения различных уровней бюрократии друг с другом (в рамках одного страта) и с вышестоящим начальством, а также подчиненными. Социальный контроль вводит эту борьбу в определенные рамки, сообщает ей так сказать определенные правила игры, но не может устранить ее полностью. При наличии различных (и меняющихся с течением времени) условий игры (позиции сторон, их положение в иерархии, возможности, условия субординации и т.д.) суть конфликта на всем протяжении развития бюрократии одна – борьба за власть, перераспределение ее в соответствии с новой расстановкой сил.

Будучи строго формализованной и иерархической организацией, бюрократия (по крайней мере в идеале) стремится ликвидировать все неформальные контакты внутри себя самой и с обществом. Отсюда постоянное нарастание дифференциации различных уровней – принятия решений, информации, характера работы и т.д., отражающееся в распределении нагрузок, эффективности и производительности труда бюрократии. Усложнение инфраструктуры бюрократии идет не обособленно от остальной части общества, а в тесном взаимодействии с ним. Взаимодействие это может быть конфликтным или бесконфликтным, в зависимости от того, совпадают или нет интересы управлявших и управляемых. В периоды крупных административных реформ бюрократия стремится активно воздействовать на общество в плане его модернизации и рационализации. Но в целом, в ходе административной эволюции, бюрократия развивается параллельно с обществом, испытывая воздействие основных социальных процессов, которое проявляется в критических ситуациях в соперничестве различных «групп давления» – правых, левых и умеренных, причем подразделение это является по-видимому общим свойством всякой бюрократической организации на стадии изменения. Будучи социально изолированным (закрытым) слоем бюрократия представляет собой нечто единое, определенный социальный слой, постепенно осознающий с течением времени свою силу и реальные интересы, понять которые можно лишь преодолев некоторые традиционные предрассудки, связанные прежде всего с недоработанностью в нашей литературе сравнительно исторического аспекта проблемы, а также догматическим тезисом о том, что бюрократия – исторически преходящее явление.

В связи с этим необходимо оговорить наше собственное понимание изучаемого явления.

В современной общественной мысли и научной литературе можно констатировать наличие трех пониманий бюрократии. Первое, вульгарное, находящееся на уровне обыденного понимания, связывает бюрократию с бюрократизмом в смысле волокиты, рутины и пр., т.е. дает ей однозначно негативную оценку. Другое понимание бюрократии, идущее от правовой науки прошлого, подспудно исходит из того, что бюрократию можно отождествить с государственным аппаратом – правлением бюро, канцелярий и ведомств, в состав которых входят целиком зависящие от суверенной власти, иерархически организованные и назначаемые сверху функционеры. Бюрократическая власть в этом смысле означает правление на основании порядка, установленного сверху, законов и инструкций, но без участия народа. В данном смысле бюрократия (как и вообще администрация) отождествляется с абсолютизмом, которому противостоит конституционное (сословно- представительное или народное) правление через парламент. Наконец, третье понимание бюрократии, соответствующее тому, которое выдвинул Вебер и которое положено в основу настоящего исследования, состоит в том, что бюрократизация – это рационализация всей общественной (но прежде всего – административной) деятельности, проявляющаяся в чрезмерной концентрации власти, развитии деперсонифицированных отношений путем более четкого распределения функций и обязанностей, приспособления карьер, использования других дегуманизирующих средств – унификации мышления, пресечения личных контактов на службе, подмены подлинных авторитетов мнимыми (бюрократическими), установлении различий в доступе к информации и т.д. Понятно, что такая система сложилась не сразу, прошла периоды своего становления, консолидации, развития, совпадающие, как правило, с реформами административного аппарата, но нельзя думать, что ее совершенствование имеет границы. Теоретически бюрократия может развиваться беспредельно и даже утопическое тоталитарное государство Дж. Оруэлла не является его законченной стадией. Вебер был одним из тех, кто первым указал на эту опасность и искал выхода из положения.

Представляя бюрократию как самостоятельный социальный слой, обслуживающий функцию управления, попытаемся раскрыть характер его эволюции от традиционных установлений к рациональным, обращая внимание в первую очередь на изменения в результате реформ административного аппарата. Как отмечал еще Вебер, Египет эпохи Нового царства еще за 1500 лет до Христа создал «историческую модель всех последующих бюрократий». Действительно, управлять и составлять документы в древнем Египте было синонимами: любой чиновник был грамотеем, писцом. Таким образом, уже на начальной стадии развития бюрократии встречаем известное соотношение власти, управления и делопроизводства, воплощенные в классическом примере египетского чиновника – писца. Процесс развития бюрократии в Египте не был линейным, проходил различные стадии, начиная с Древнего царства. Архаический характер названий должностей, их обилие и совмещение в одних руках не должны вводить в заблуждение: бюрократия, хотя, разумеется, традиционная, непосредственно выросшая из управления дворцовым ведомством, существовала в Египте с ранних времен. Доступ к службе был открыт главным образом для представителей знати, однако бюрократия не была закрытым слоем, в нее могли входить представители других сословий. «Он (доступ), – писал Тураев, – зависел от грамотности, а потому те, кто имел случай и возможность попасть в правительственно-придворную школу, могли, при благоприятных условиях, дослужиться из ничтожества до самых высших степеней в государстве и «завещать свой сан детям». Последние, таким образом, вступали в ряды дворянства, но служебную карьеру должны были начинать снизу – с должности обыкновенного писца. Само собою разумеется, что с течением времени таким путем образовались целые роды чиновников, в конце египетской истории даже несколько напоминавшие касты». Таким образом, правящий класс мог пополняться за счет выслужившихся чиновников, прошедших определенный путь от должности к чину. Соотношение должности и чина важная исследовательская проблема, поскольку от ее решения зависит возможность квалифицировать направленность развития египетской бюрократии. Традиционный характер администрации приводит к тому, что назначения не должность не были результатом решения только специального кадрового учреждения, но вообще являлись в то же время знаком личного успеха и фавора у фараона. Процесс рационализации в этих условиях мог идти лишь по пути установления определенного соотношения титулов и рангов между собой. В дальнейшем имели место попытки унификации и систематизации титулов и рангов, что выразилось в сокращении их огромного числа и некоторой формализации. Развитие данного процесса объективно вело к появлению независимой гражданской службы и семей влиятельных чиновников, сохранявших власть длительное время. Конечно, в годы Смутного времени и различных других социальных катастроф бюрократия не оставалась неизменной, происходила перегруппировка ее состава, в ее среду проникали все чаще незнатные элементы, что свидетельствует о периодах высокой социальной мобильности. В эпохи децентрализации управления центробежные тенденции были свойственны и бюрократии. Однако в целом указанные тенденции к росту бюрократии, ее унификации и централизации оставались, насколько можно судить по имеющимся данным, весьма устойчивыми. Жречество не утратило своей власти в длительной перспективе, однако определенное размежевание между двумя группами бюрократии произошло, что, вероятно, может рассматриваться как известный шаг на пути рационализации административной системы в рамках традиционной ее организации. Значение данного события станет яснее, если учесть, что в предшествующее время (эпоху Древнего царства) жречество вообще едва ли заметно отличалось от чиновничества: жрецы получали гражданские чины, а чиновники выполняли жреческие функции. Клерикализм время от времени усиливался и ослабевал, оказывая соответственно влияние на соотношение священного и светского (используя терминологию Беккера) в административной системе Египта.

Одним из общих характерных признаков бюрократии в обществах традиционного типа является ее кастовость: чины (а как правило и связанные с ними должности) распределяются и перераспределяются в рамках узкой социальной группы, члены которой часто связаны родственными узами. Наследственность чинов превращает их в собственность определенного дома или рода, монополизирующего выполнение известных административных функций. Генеалогия высших функционеров Египта, насколько вообще позволяют судить данные, дает возможность констатировать замкнутость и кастовость высших (а в ряде отношений – средних и низших) эшелонов бюрократии. Характеризуя администрацию Нового царства, особенно в период правления Эхнатона, некоторые ученые, однако, констатируют наличие здесь наряду с аристократией и наследственностью должностей, существование института «меритократии» – выдвижения чиновников за заслуги или выслугу, причем некоторые из них (хотя и в очень редких случаях) могли происходить даже из крестьянского сословия. Наличие частичной мобильности на низших уровнях и прежде всего в переломные эпохи административных реформ не отрицает главного вывода о закрытости египетской бюрократии.

Византийская бюрократия представляет собой другой пример гражданской службы, положение и привилегии которой в обществе непрерывно возрастали. Возникнув, как и всякая другая бюрократическая служба из необходимости управления государственным хозяйством, бюрократия в Византии постепенно отслоилась от правящего класса, стала сама его специфической частью, а затем – особым сословием общества. Особенность византийской бюрократии – ее открытость, обусловленная принципом всеобщей сменяемости чиновников, что вело к высокому уровню социальной мобильности. В этом состоит коренное отличие бюрократии Византии от той, которая существовала в странах Западной Европы: оно носило как количественный, так и качественный характер, поскольку имперские чиновники были не личными слугами монарха, а представителями публичной администрации, а их назначение и смещение регулировалось особыми процедурами и законодательными актами.

Специфика византийской бюрократии как «служилых людей» и, в то же время – представителей публичной администрации, входящих в правящий класс, породила различные трактовки проблемы соотношения господствующего класса и бюрократии. В современном византиноведении довольно прочно укоренилось представление о том, что византийская знать всегда состояла из двух разрядов – аристократии по происхождению и аристократии по службе, не имевшей знатных предков и проникавшей в высшие круги общества или в силу императорской милости, или в результате покупки должностей.

В соответствии с этим исследователи традиционно подразделяют правящий класс на военную аристократию провинций, являвшуюся вместе с тем знатью по рождению, и управляющий класс – собственно бюрократию, которая постоянно пополнялась за счет выходцев из низов. Стремясь прояснить отношение между двумя группами элиты, А. П. Каждан определяет чиновность как один из факторов приобретения знатности, подчеркивая тем самым их взаимосвязь и специфичность в империи.

Как и в Египте в Византии существовало, собственно, две иерархии – чиновная и должностная, которые тесно переплетались между собой. Важной отличительной особенностью чиновного деления, делавшей его основанием не только административной, но и социальной иерархии являлась наследственность чинов, чиновной аристократии и, в частности, сенаторского достоинства. Должностная иерархия отличалась от чиновной прежде всего отсутствием в ней принципа наследования. Близость чинов и должностей состояла в том, что все ключевые должности различных ведущих учреждений обычно передавались лицам, имевшим высокий чин и принадлежавшим к сенаторскому сословию. В результате такой практики чин и должность как бы объединялись в одном лице, причем один чиновник в принципе мог иметь несколько должностей. Процесс сближения чиновного и должностного делений в рамках административного аппарата значительно ускорился благодаря ряду общих черт при назначении, продвижении и материальном поощрении чиновников. Способы достижения чинов были различны и во многом совпадали с получением должностей.

Основными и, так сказать, регулярными способами повышения социальной мобильности были назначения и продажа должностей и чинов. Первая мера давала возможность привлечь в госаппарат людей способных, профессионалов. Другой способ мобильности – продажа чинов – давал возможность государству, путем узаконения существующей практики, извлекать немалый доход, а кроме того вводить в аппарат представителей финансовой элиты.

Традиционные черты византийской администрации – нерасчлененность функций и компетенции различных ведомств, канцелярий и чиновников, коррупция и кормление от дел, на которые власти смотрели сквозь пальцы, – мешали рациональному развитию бюрократии, решающую роль в функционировании которой играли на всех уровнях личные (а не служебные) связи. Со временем, когда бюрократическая система Византии стала совершенно косной, мобильность чиновничества резко упала, начал идти процесс возвращения к традиционным институтам, усилился личный характер власти. Постепенно шел процесс образования новой чиновной аристократии, основывавшей свою карьеру на близости к императорскому двору. Кроме того, в элиту входила финансово- торговая верхушка, для представителей которой путь к власти открывали деньги. Широкая практика пожалования в чины, продажи должностей увеличивала и без того высокую инфляцию почестей.

Гражданские служащие, получавшие свои особые ранги, занимали место сразу после имперской аристократии. Разграничение между этими двумя группами в рамках правящей верхушки не носило абсолютного характера, существовала тенденция к их переплетению, в результате образовались особые служилые семьи, которые находились в родстве с аристократией императорского дома и, наоборот, некоторые представители императорского дома занимали высшие должности в гражданской администрации. Тенденция к кастовости (подобно Египту) нарастала с течением времени и выражалась в появлении разного рода вертикальных и горизонтальных перегородок, мешающих социальной мобильности.

Большой проблемой для государства становилось содержание бюрократического аппарата, на который шли значительные средства, жалование чиновникам (как и офицерам) выплачивалось частично деньгами, частично хлебом, а сам процесс выплаты не всегда имел регулярный характер. Существовала большая дифференциация в окладах высших и низших служащих, что отчасти являлось экономической основой коррупции. Если высшие и средние чиновники и придворные имели колоссальные оклады, то огромная масса представителей бюрократии низшего ранга получала крайне скудное содержание и в значительной степени жила за счет «дополнительных» взиманий с населения.

Существенным признаком бюрократизации общества являлась сама терминология, появление и распространение таких понятий как «чиновничество», «административная служба» и т.п. в отношении чиновников гражданского, военного и дворцового ведомств, которые дифференцировались с течением времени, по крайней мере в период поступательного развития византийской административной системы.

Наиболее сильно традиционные черты административной организации проявляются в империях Востока, где они наложили отпечаток на облик и функционирование бюрократии. Так, в империи Великих Моголов, где в результате реформ Акбара было создано мощное государство, бюрократия впервые получила четкое подразделение (система мансабдарства) по чинам (мансабам), а различные виды службы (военная и гражданская) приравнивались друг к другу. В то же время, несмотря на стройность этой системы, знавшей даже функциональное подразделение властей, четкую и систематическую иерархию должностей, ротацию чиновничества, были весьма сильны традиционные установления.

В связи с этим большой интерес представляет вопрос о соотношении бюрократии и каст, имеющих древнее происхождение, которое выводится из племенного и едва ли даже не родового быта. Кастовое деление, как считают специалисты, в значительной степени определило, а отчасти даже заменило деление классовое, во всяком случае можно говорить об определенной деформации последнего под влиянием первого. Механизм этого процесса, говорит, напр., Д. Сиркар, основан на преимуществах одних родов над другими, что позволяет констатировать наличие определенной и весьма строгой иерархии кастового деления, место индивида в которой неизменно и закреплено от рождения (в соответствии с принадлежностью его к определенному роду).

В период создания империи Великих Моголов, кастовая система не была особенно поколеблена проводимыми реформами и вообще мусульманской административной традицией. Новые институты и процедуры управления как бы накладывались на существующие порядки сверху, лишь отчасти деформируя их, но в то же время сами подвергаясь гораздо большей трансформации под их влиянием. Именно так: случилось с вновь созданной бюрократией, которая внешне не имея ничего общего с кастами, сама постепенно пропитывалась кастовым духом, а в своей практике следовала неписанным нормам обычного права. О силе кастовой системы в том числе и в государственном аппарате, свидетельствует также тот факт, что с ней ничего не удалось сделать англичанам в гораздо более поздний период и им оставалось лишь использовать этот институт для управления страной. В результате кастовая система сохранялось почти в неизменном виде вплоть до второй мировой войны и по переписям XIX–XX вв. можно судить о массовости и разнообразии различных каст, входивших туда людей. Более того, по мнению специалистов, кастовое деление сказывается на строении государственного аппарата самым прямым образом: оно проявляется в занятии их представителями различных (более или менее престижных) должностей, различном участии в государственном управлении, образовательном уровне, квалификации и т.д. Данные проявления кастового строя имеют место и среди мусульманской части населения.

В Могольской империи касты составляли основу социальной иерархии, хотя некоторые отступления от установленной ими иерархии могли иметь место. В различных регионах страны кастовая структура была неодинаковой, порой весьма многообразной, насчитывая до трех тысяч каст и подкаст. Однако повсюду высшими кастами считались брахманы (жрецы) и кшатрии (воины), а за ними следовали купеческие, земледельческие и ремесленные касты. Если учесть, что в империи моголов кастовая принадлежность иногда уже не соответствовала социальному и имущественному положению индивида, то можно допустить постепенный рост проникновения в бюрократию незнатных людей. В целом же элита и основная масса властьимущих представляла собой достаточно замкнутую группу выходцев из привилегированных каст, а также иностранцев.

Поскольку роль родовых отношений в новой (административной) иерархии представляет собой важную исследовательскую проблему не только для Индии, но и для России (достаточно вспомнить, напр., основные положения государственной школы – Соловьева, Кавелина, Чичерина о переходе родовых отношений в государственные), то вопрос заслуживает более подробного рассмотрения.

Поскольку происхождение кастовой системы, как и родовых отношений на Руси, не вполне ясно исследователям, вопрос этот стал предметом широкого обсуждения в научной литературе. Для социологов, в частности, касты и механизм их действия всегда были очень интересны, так как их анализ дает возможность представить в чистом виде общество, подразделенное на совершенно замкнутые и не переходящие друг в друга слои. Особенностью каст является то, что они строятся, с одной стороны, по признаку родства (на основании рождения), а с другой – по признаку профессиональному (брахман, воин, ремесленники и т.д.), причем существует всего пять основных каст, которые в свою очередь имеют много мелких подразделений.

Основными характерными свойствами и признаками каст являются (по мнению И. Карве) следующие: 1) касты – это эндогамные группы; 2) касты ограничены в своих действиях определенными районами; 3) касты имеют устойчивые традиционные образцы поведения, которые навязываются советом старейшин членам касты; 4) касты редко взаимодействуют с другими кастами без наличия веских на то причин; 5) касты имеют обычно наследственные занятия, которые, однако, не являются их исключительной принадлежностью; 6) касты организованы по иерархическому образцу.

Уже сам перечень основных свойств каст показывает, что они представляют собой уникальный пример простой закрытой группы, чем, вероятно, объясняется их роль в процессе управления, влияние на административно-бюрократический аппарат и необыкновенная устойчивость к переменам. В этом смысле известным аналогом кастам может служить любая закрытая система, напр., средневековые цеха, сословия феодального общества, а точнее отдельные наиболее четкие их подразделения, в истории России – боярство как правящая олигархия, члены которой были связаны общими родственными узами, а весь институт в целом – крайне враждебно относился к изменениям.

Одной из важнейших особенностей кастового строя (в отличие от других аналогичных или близких социальных структур) является, по мнению большинства ученых, его необыкновенная устойчивость в истории: это институт, который сквозной линией проходит через всю историю Индии с древности до настоящего времени. Причина этой устойчивости кроется в прочности рамок, внутренней гомогенности, а также атомарности структуры каст, что позволяет говорить о них как о монадах общества. В результате, между кастами совершенно отсутствовала мобильность, а ее появление связано с развитием капитализма и урбанизации.

Кроме того, внутри более крупных социальных объединений, охватывающих несколько каст, хорошо прослеживается традиционное соперничество между ними.

Как и в других странах при переходе от традиционной организации власти к рациональной, родовые, общинные и прежде всего кастовые перегородки были наиболее основательным препятствием для создания бюрократической администрации в подлинном смысле слова.

Монолитность кастовой организации, ее иерархичность, разработанность инфраструктуры делают ее идеальным объектом для изучения с точки зрения теории организаций. Взятые таким образом касты являют типичный пример закрытых или заблокированных социальных структур, механизм регулирования которых не позволял членам касты выходить из нее или как-либо взаимодействовать с представителями других каст. Данное обстоятельство в немалой степени способствует иерархической организации общества и власти в нем. Подобная иерархия имеет пирамидальный характер, подразделяется на практически независимые друг от друга страты и социальные группы, каждая из которых предстает как кирпичик в едином здании, которое существует лишь как целое. В этой перспективе информативно обращение к проблеме изменения традиционных социальных структур под воздействием внешней среды и реального исторического процесса. Феномен изменения в этом обществе также связан с его характером. Оно меняется в некоторых аспектах, в то время как в других оно не меняется вовсе. Некоторые черты изменяются, в то время как другие остаются практически неизменными. Можно, следовательно, констатировать, что в отличие от ряда других традиционных структур кастовый строй не уничтожается автоматически с развитием бюрократического начала. Разложение кастовой системы шло скорее в соответствии с общим экономическим и социальным движением общества и, в частности, с развитием коммуникаций, средств сообщения всякого рода, распространением образования, грамотности, газет, доступности путешествий и пр.

Серьезный удар по традиционной организации общества нанесли реформы Акбара, когда весь государственный аппарат был перестроен по военному образцу, причем четких различий между личными слугами государя и государственными чиновниками не проводилось. В результате введения в 1574 г. Табели о чинах (или системы мансабдарства) и подразделения всего чиновничьего аппарата по 33 рангам военные и гражданские должности были выведены из-под влияния кастового строя, хотя действие его сохранялось на всем протяжении существования империи.