Время вестников: Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников

– Любопытство кошку сгубило, – напомнил Гунтер, фыркнув. – Впрочем, как знаешь. Если убьют – домой лучше не возвращайся. И потом, что я скажу Беренгарии? Не могу себе вообразить, как наваррка рыдает над твоей могилой. Зато отлично представляю, как расправляются с дурными вестниками ретивые девочки-принцессы, у которых угрохали любовника.

– Другого найдет, – легкомысленно отозвался Казаков. – Ты-то выживешь? Вот и займешься.

За время штурма Казаков все-таки положил четверых англичан и нескольких ранил. Но все равно не уберегся. Человек далекого будущего представляет себе войну довольно смутно и по-своему: стратегические бомбардировщики, ракеты, набитые оружейным плутонием боеголовки, комплексы ПВО, танки и прочие предназначенные к смертоубийству технологии. Здесь все по-другому. Как совершенно правильно говорил Арамис из «Трех мушкетеров», «тут могут и убить». Казаков мог легко справиться с одиночным противником, ну, с несколькими, при помощи мордобойной науки XX века, когда тебя учат полагаться более не на оружие, а на свое тело, однако действовать в общей свалке обучен не был. Разумеется, недурно поразмяться таким образом вполне можно, да постращать супостата невиданными боевыми кличами, начиная от некогда услышанного в Белоруссии «У пятачыну!» (Казаков перевел эту абсолютно невыговариваемую славянскую фразу для Гунтера как «в торец» но тот все равно не понял) до классического японского «Кийя!». Но нельзя браться за дело, плохо себе представляя, как именно его делать, кого прикрываешь ты, а кто тебя, надо ли бояться прямого рубящего удара, отбивать его или отводить… Кто более опасен – противник с длинным мечом или только с кинжалом, с топором или с арбалетом.

Эти знания приобретаешь на опыте и довольно быстро. Втягиваешься. Однако за такую науку можно и поплатиться. Что, увы, и произошло.

Глава первая

Они хотят войны? Они ее получат!

9 октября 1189 года, ночь и раннее утро.

Мессина, королевство Сицилийское.

Маленькое средиземноморское королевство, управляемое Танкредом Гискаром, вторую седмицу пребывало в удивительном состоянии – и войны нет, и о мире говорить сложно.

Мессина, столица норманнского государства, основанного герцогом Роже шестьдесят лет назад, находилась в кольце осады, но нигде более на острове военных действий не велось. Прочие города и замки – Палермо, Трапани или Сиракузы, а также земли на материке, включавшие в себя южные провинции Италии, вплоть до Неаполя, жили обычной размеренной жизнью, торговали, принимали ломбардские корабли с товарами, отправляли за море крестоносцев и напряженно следили, что же происходит в метрополии.

В начале октября на остров высадились две многочисленных – поговаривали о двадцати или даже двадцати пяти тысячах воинов – и хорошо вооруженных армии. Первая составлялась из английских и аквитанских рыцарей, французских норманнов и прочих подданных короля Британии Ричарда I Плантагенета, а вторую возглавлял представитель славной династии Капетингов Филипп II Август, человек не столько воинственный, сколько хитрый. Стоит упомянуть, что сицилийский король Танкред и сам обладал крупным, хорошо обученным воинством, закаленным в почти непрерывных войнах с германцами в Италии и сарацинами в Северной Африке. Нахальные средиземноморские норманны отваживались нападать даже на могучую Византию, отобрав недавно у Константинополя остров Корфу и изрядно потрепав греческие колонии на Пелопоннесе. Если армии Англии, Франции и Сицилии сцепятся – быть большой беде.

Филипп-Август вовсе не собирался воевать. Этот толстый, с виду флегматичный и полусонный король никогда не обнажал меча без повода, предпочитая загребать жар чужими руками. Разместившееся на кораблях французское воинство отдыхало и выжидало, а сам Филипп попеременно обещал вечную и нежную дружбу то Ричарду, то Танкреду, принимая обязательства и раздавая авансы. Француз хотел всего лишь поправить свои денежные дела, которые, впрочем, и так шли неплохо.

Причиной ссоры между Ричардом Львиное Сердце и королем Танкредом Гискаром послужило, как это всегда и бывает, «дерьмо дьявола» – золото.

Постоянно находившийся на краю финансовой пропасти Ричард требовал от сицилийца вернуть приданое своей сестры, вдовствующей королевы Иоанны, бывшей замужем за предыдущим норманнским королем Вильгельмом, коему Танкред приходился племянником. Приданое немаленькое – восемьдесят тысяч золотых безантов. Когда стало ясно, что Танкред деньги не отдаст, Ричард не на шутку оскорбился (сыграла свою роль и обида, нанесенная Плантагенету сицилийским монархом – он принудил непобедимого доселе англичанина признать на турнире поражение, выбив меч из рук) и решил воздействовать на несговорчивого норманна силой. Английские рыцари окружили столицу Танкреда, невзирая даже на то, что в городе оставался прибывший на Сицилию вместе с крестоносцами папа римский Климент III.

От этой авантюры Ричарда отговаривали – между христианами установлен Божий мир, нападение на католического короля может быть воспринято как оскорбление церкви и папы, да и драться-то, в сущности, не за что: восемьдесят тысяч не такая уж большая сумма для монарха, владеющего вторым по величине и богатству королевством Европы. Однако за минувший год Львиное Сердце умудрился потратить больше двух миллионов фунтов, половина из которых досталась в наследство от отца, Генриха II, а вторая была с кровью выбита из подданных канцлером Уильямом де Лоншаном. Одним словом, Ричард за время подготовки к крестовому походу бездарно растратил десять годовых доходов страны, залез в долги ко всем, кому только можно, включая банки, содержавшиеся духовно-рыцарским орденом Храма, и теперь ему не на что было кормить свое воинство. Наследство Иоанны могло помочь королю выпутаться из неприятностей хотя бы на время. А далее англичан ждет богатейшая добыча в Святой земле.

Королева-мать Элеонора Пуату, вдова старого Генриха, всеми возможными способами пыталась помочь любимому сыночку, ибо ее соображения опытного и мудрого политика требовали немедленной отправки Ричарда в Палестину. Одновременно Элеонора не желала ссориться с Танкредом, а более всего опасалась гнева церкви – за нарушение Божьего мира Ричард вполне мог схлопотать от папы Климента суровое наказание, вплоть до отлучения. Она нашла выход – получив от некоего сэра Мишеля де Фармера тайное известие о том, что в Лондоне обнаружены огромные денежные запасы проворовавшегося канцлера (беднягу повесили за мздоимство, грабеж и злоупотребление властью полтора месяца назад), Элеонора связалась с командорами тамплиеров и заняла у ордена под верительное письмо значительную сумму денег.

Переубедить Ричарда, решившего не отступаться, ей не удалось. Король Англии, славный как безумными подвигами и поэтическим талантом, так и буквально ишачьим упрямством, твердо стоял на своем: Танкред обязан вернуть наследство вдовы. Откажется – возвратим золото силой. На уговоры матери Ричард не поддался, хотя боялся Элеонору больше, чем церковного отлучения. На карте стояла его честь как предводителя крестового воинства – рыцари и пехота не могут кормиться воздухом, вдобавок Ричард обещал платить каждому конному шевалье по тридцать безантов, на которые рыцарь должен содержать свое копье.

Возмущенный Танкред запер ворота Мессины после того, как один из англичан затеял драку с торговцами хлебом, а Ричард, только и ждавший появления casus belli, не потерпел нападения на своего подданного: тем же вечером он начал обстреливать коронный замок Мессины с моря, из уставленных на кораблях баллист, и попытался взять город с наскоку. Сицилийцы отбились, после чего Львиное Сердце начал правильную осаду – следовало подготовить штурмовые лестницы, сделать подкопы и вообще запугать Танкреда мощью английской армии. Но сицилиец не относился к числу боязливых людей и к тому же надеялся на помощь со стороны Филиппа-Августа. Король Франции помалкивал, соблюдая нейтралитет.

Филипп не вступал в баталию по двум причинам. Во-первых, если Ричард добьется своего, французская казна по договору получит половину добычи – любые захваченные со времени отплытия крестоносного флота из Марселя ценности подлежат дележу. Во-вторых, Капетинг, являвшийся умным политиком, понимал, что не следует ссориться ни с Англией, ни с Сицилией. Деньги так или иначе окажутся в его сундуках.

Стояние под стенами Мессины, когда англичане изредка предпринимали вылазки, а французы высокомерно посматривали на глупый спор о наследстве, продолжалось уже полную седмицу, и конца-края ему не предвиделось. Столица Сицилии хорошо укреплена, подданные Ричарда разозлились и предвкушали грабеж в случае взятия города, крестовый поход приостановился, а Львиное Сердце благодаря собственной твердолобости вознамерился оставаться на острове хоть до дня Страшного суда. Тем более, что кредиторы – ломбардские банкиры и рыцари ордена Храма – ненавязчиво напоминали ему, что подходит срок выплат по векселям.

Все разумные люди – королева-мать Элеонора, Танкред, престарелый римский папа и Филипп-Август – понимали: ситуацию нужно взять в свои руки и любым способом добиться завершения конфликта.

Главным препятствием, как во всех подобных случаях, являлись смертные грехи, обуявшие английского короля: стяжательство, гордыня и тщеславие.

* * *

– Ваше высочество, где горячая вода?

– Я вам служанка, сударь? Ох, простите… Я уже послала монахинь на кухню.

– Да держите же! Пережмите ему руку! Еще повыше! Дьявольщина…

– Не богохульствуйте, вы в монастыре. Может быть, пригласить капеллана для исповеди?

– С ума сошли? Какой капеллан? Жмите, черт бы вас побрал!

– Утихомирьтесь, мессир. Я видела самые разные раны и привыкла к виду крови.

– Я просто счастлив… Да уберите вы своего кота!

– Гуэрида, брысь! Брысь, кому говорю!

– Кинжал! Не этот, потоньше. Посмотрите в моем мешке, там должна быть деревянная фляга с залитой воском крышкой.

– Нашла. Открыть?

– Дайте сюда.

Внезапно подал голос объект хлопот Гунтера и принцессы Беренгарии Наваррской:

– Ты только спирт на рану не лей!

– Заткнись!

– Дай хлебнуть.

– Беренгария! Плесните в бокал красного вина и наполовину разбавьте этой жидкостью. А ты помалкивай!

– Какая гадость… – Принцесса наконец отодрала пробку, раскрошив воск, и, понюхав, закатила глаза. – Пахнет, будто очень крепкое вино.

– Это и есть вино, только сгущенное. Давайте бокал. А ты пей.

– Наркоз, бля…

– Если не нравится – получишь обухом топора по черепу. Вот тогда будет наркоз. Все, лежи и терпи.

Ворвались две монашенки – келарь обители Святой Цецилии Мария Медиоланская и сестра Клара Болонская, недавняя послушница, лишь месяц назад принявшая постриг. У каждой в руках по кувшину с исходящей паром горячей водой.

– Мы будем молиться за благополучный исход, – быстро сказала сестра Мария, передав сосуд Беренгарии и извлекая из рукава сверток ткани. – Вот чистое сукно…

– Какое сукно? – рявкнул Гунтер. – Оно ворсистое, только загрязнит рану! Других тряпок не нашли?

– Постойте, – всплеснула руками Беренгария. – Шелк! У меня ведь есть шелк! Подарок жениха…

Схватив один из лежащих на столе ножей, наваррка ринулась в соседнюю комнату, вскоре послышался треск разрезаемой ткани, а германец понял: перевязка вылетит в весьма кругленькую сумму, ибо Ричард на недавнем банкете в замке короны преподнес Беренгарии четыре отреза византийского шелка, который стоил безумных денег. Ничего, надо полагать, принцесса вполне обойдется имеющимся немаленьким гардеробом.

Казаков опьянел моментально, буквально до поросячьего визга, если бы была возможность таковой звук издавать. Глаза помутнели, взгляд уставился в одну точку, рот приоткрылся… Еще бы, принять столь убийственную смесь: почти пол-литра выдержанного густого сладкого вина напополам с чистейшим хлебным спиртом. Спасибо отцу Колумбану – монах отлично научился производить и фильтровать Spiritus vini, сделав запас не только для питания ненасытного двигателя дракона Люфтваффе, но и для нужд, именующихся бытовыми.

– Так, – Гунтер нерешительно взял короткий и тонкий кинжал. Кольчугу с пострадавшего уже сняли, разрезали и стянули войлочный подкольчужник вместе с рубахой, а затем перевернули Казакова на правый бок. Операционным столом служили сдвинутые вместе громадные сундуки с деньгами королевы Элеоноры. – Ну, с Богом что ли?