От затеи с полноценным ужином довольно скоро пришлось отказаться, так как все двери ресторанов были задраены пыльными транспортными щитами. Прохожие объяснили мне, что все это хозяйство заработает только после того, как в отель явится персонал. В итоге ужинать пришлось этажом ниже, в диванной комнате, где стояли бесплатные автоматы с разными батончиками, чипсами и шипучкой.
Впечатления от этой скромной трапезы для меня, как для человека, который до этого момента ел в позапрошлой исторической эпохе, были сравнимы по своей силе с персональным фестивалем фейерверков. Соль на лепестках чипсов при попадании в мой голодный рот заставила меня вздрогнуть, характерный хруст чуть не оглушил, а от вкуса жареного картофеля и бекона я застонал в голос. Потом был первый невероятный глоток газировки, первый кусочек превосходного шоколадного батончика с арахисом и первый изумительный размороженный бутерброд с шикарным ломтиком чего-то похожего на рыбу и ветчину одновременно.
Вскоре мое гастрономическое блаженство было бесцеремонно прервано.
– Эй! – заметила меня Марина. – Ты сам сюда пришел? Поздравляю с переходом на новый уровень! Что это у тебя за дрянь?
Спортивный костюм и румянец на щеках говорили о том, что моя новая знакомая заканчивала вечернюю пробежку. Разжевывая еду, я оглядел несколько пустых пакетиков, валявшихся рядом со мной на жестком красном диване. Низкое уютное жужжание яркого автомата с закусками заставило меня поторопиться с ответом.
– Только не надо лекций. ЗОЖ не про меня.
– Зачем же? – она подошла ко мне. – Это простое любопытство. Как говорится, каждому свое.
– И каждый сам решает, от чего в итоге ему умереть. Кого-то убьют растворимый кофе и столетние сандвичи, а кого-то спорт.
Улыбнувшись уголком рта, Марина дала мне понять, что эту тему пора закрыть.
– Как идут дела? Все вспомнил?
– Ага. – соврал я.
– Рассказывай.
– Нечего рассказывать. Скукотища.
– Слушай! Вся реабилитация занимает полдня. Сейчас у тебя небольшой страх перед неизвестностью, но ты должен через это пройти.
– Значит, это нормально бояться вспомнить, что ты, к примеру, серийный убийца?
– Вполне. Но, поверь, скорее всего, ты окажешься заурядным биржевиком или риэлтором, которому действительно нечего о себе рассказать.
– Ах, так? Должно быть, твоя жизнь полна приключений и подвигов?
– Ничего тебе не расскажу. Будем общаться на равных: ты – мне, я – тебе. Идёт?
– По рукам.
– Я, как проснулась, сразу все сделала. Мне здесь даже немного надоело. Ничего нового не происходит. Только притяжение меняется. То легко, то тяжело. Не замечал?
– Замечал, – ответил я. – Когда оно меняется, голова кружится, как с перепою…
– Скоро привыкнешь, – пообещала она. – Это как раз нормально. Пугает другое.
– Угу! – я усердно жевал ледяной бутерброд.
– Плохо, что нас отсюда не выпускают. Что-то здесь не то. Нет ни персонала, ни охраны, ни экскурсий. Думается мне, что валить отсюда надо. Так хочется взглянуть на обещанный нам рай своими глазами.
– «Хочется» – это не та причина, – возразил я. – По крайней мере, не в нашем возрасте.
– У меня есть подозрение, что нас здесь специально изолировали, чтобы мы тихо передохли. Как тебе такой вариант?
– А вот это уже серьезно.
– Поэтому я намереваюсь отсюда сбежать. Ты со мной?
Тут из-за ее плеча вынырнул лощеный тип и обеими пятернями схватил ее за бока. Наглый, напористый, с мясистым носом, – всем своим видом он пытался выдать себя за плохого парня из Центрального Бутова, и это не оставляло у окружающих сомнения в том, что на самом деле он из глухого закавказского аула. Его тонкая седеющая борода и усы образовывали единую композицию, выполненную до безобразия филигранно. То ли из-за похабного выражения лица, то ли из-за формы подбородка растительность смотрелась на нем, как интимная стрижка.
– Хочешь выйти в чужую среду без сопровождения? – мерзко осклабился незнакомец, – Смелая женщина! Восхищаюсь тобой!
– Чего тебе надо, Лоренцо? – недовольно уставилась на него Марина, стряхнув с себя его руки.
– Решил поддержать разговор. Может быть я хочу, чтобы ты уходила?
– Это не твой разговор! – жестко ответила она. – Если ты боишься высовывать свой нос наружу, то необязательно всем об этом рассказывать. Трусость обычно прячут.
– Уж не он ли придает тебе столько смелости? – указал на меня Лоренцо.
– Какая разница?
– Твой новый мужик?
– Это мой земляк, ясно?
– Как это я сразу не догадался? Зеленое лицо, мутный взгляд, воняет, как из помойки. Точно Рашка… Эй, ты! Ку-ку!
Он пощелкал пальцами перед моим лицом.
– Вам помочь? – холодно спросил я.
– Лучше просто не мешай, – недобро процедил он.
– Тогда выход там, не смею препятствовать, – указал я. – И знаете, на такой бороде неплохо бы носить белье.
Лоренцо ненадолго замер, соображая, о чем я, а потом повернулся к Марине:
– Вижу, ты нашла себе остряка! Надеюсь, он умеет не только языком!..
Громко засмеявшись собственной шутке, он удалился походкой победителя.
– Странные у тебя поклонники, – оценил я, провожая его глазами.
– Да это так… Хмырь один. Не обращай внимания.
Х Х Х
Спорить со старухой было бесполезно, да и не очень-то хотелось. В ответ на каждое слово из нее выливались потоки безобразного текста, изобилующего массой лишних подробностей. Она жила по своим непонятным правилам и слушала в основном лишь то, что говорила себе сама.
В один прекрасный момент она насильно вытащила его из кресла и, держа под руку, заставила ходить по коридору взад-вперед. Темный, почти черный коридор освещался лишь линиями разметки. Это позволяло не отвлекаться на разглядывании интерьеров, а сосредоточиться на ходьбе. Ноги по-прежнему слушались плохо.