Воздух снова начинал густеть: то ли все разом закурили в очередной раз, то ли по какой-то другой причине.
И вдруг в этом загустевшем воздухе Юрец увидел медленно проплывающую блондинку. Все внутри Юрца напряглось и тут же сладко расслабилось, а на его лице появилась похотливая полуулыбка-полуухмылочка. Он поднялся из-за стола и пошел за ней, уже исчезнувшей где-то слева, за широколапой пальмой.
А оркестр заиграл что-то медленное и лирическое, и на глазах у Юрца кавалеры тянули своих и соседних дам на танцевальный круг в центре зала. Юрец понял, что и ему надо делать так же, и, ускорив нетвердые шаги, остановился у одиноко сидевшей за столиком блондинки. Столик был на четверых, громоздились на нем объедки салатов и пустые винные бутылки, из чего понял Юрец, что женщина эта не совсем одинока.
– Станцуем? – спросил он негромко, наклонившись над ней.
Она посмотрела игриво и оценивающе, повела обнаженным плечом: было на ней легкое синее в звездочках платье, державшееся только на двух тесемочках, завязанных бантиком на белых плечиках.
Встала. Протянула руку.
Юрец схватил ее за эту руку и потащил на танцевальный круг.
Танцевали страстно, вжавшись друг в друга что было силы.
– Тебя как зовут? – прошептала она томным голосом.
– Юрец.
– А меня – Анжела…
После танца она сидела уже за его столиком и, перейдя с вина на водку, рассказывала о своей учебе в педагогическом институте.
Перед закрытием ресторана он предложил Анжеле продолжить праздник в его номере. Анжела, узнав, что он живет в Доме творчества писателей, легко согласилась.
По пустынным витиеватым улочкам карабкались они вверх к Дому творчества.
– Вы тоже писатель? – спрашивала пьяненькая блондинка.
– Не совсем, – говорил Юрец. – Скорее поэт…
– Прочитайте что-нибудь из ваших стихов.
– Потом. Прочитаю.
Яркая луна освещала приморский город нежным шелковым светом.
Поднялись на второй этаж. Юрец ввел Анжелу в комнату, усадил за стол, а сам вытащил из тумбочки банку шпрот, бутылку крымского портвейна и два стакана.
– Вы мне стихи почитаете? – снова спросила заплетающимся языком блондинка.
Юрец бросил на нее раздраженный взгляд.
Не ответил. Был очень занят открыванием бутылки вина.
Наконец не поддававшаяся было пробка, шпокнув, вдавилась внутрь бутылки, и Юрец расслабленно опустил вилку, которой вдавливал пробку, на стол. Взял стаканы. Разлил.
– Ну, – сказал он, – за знакомство.
Анжела подняла стакан, пригубила и опустила на стол.
Говорить Юрцу не хотелось, и он решил сразу перейти к делу. Встал, подошел к девушке, обнял ее сзади и, наклонившись над ней, прошептал в самое ушко:
– Свет выключить?
– Зачем? – Девушка посмотрела на него снизу вверх широко открытыми зелеными глазами. – Я люблю, когда ярко, когда много света. – И улыбнулась, показав белоснежные ровненькие зубки.
Потом игриво развязала тесемочки на плечиках, и легкое платье соскользнуло вниз, открыв ее животик и белый кружевной лифчик.
Юрец вроде и обрадовался такой готовности, но самому ему было как-то неудобно раздеваться при свете.
– Ну что же вы, а еще писатель! – хихикнула Анжела, заметив его растерянность.
А сама встала – платьице упало на пол, и она осталась в лифчике и белых трусиках.
Отступать было нельзя, и Юрец, покосившись на яркую лампочку, стащил с себя пиджак, потом сорочку, потом снял брюки и остался в спортивного вида синих трусах. Наконец, переборов себя, снял и трусы.
– Ой, – хихикнула Анжела, разглядывая голого «поэта». – Какой он тоненький! Ой, я еще таких не видала!..
Юрца словно кувалдой по голове ударило. Он выпучил глаза на эту блондинку. Внутри все закипело, хмель словно улетучился, оставив душевную тяжесть.
– Какой тонкий! – похихикивая, продолжала восклицать тоненьким голоском Анжела.
Матерясь, Юрец быстро надел трусы и угрожающе пошел к Анжеле. Схватил ее за руку и потащил к двери.
– Ах ты ж сука! – кричал он, и крик его срывался на хрип. – Я тебе, сука, покажу тонкий!
И открыв дверь, он вытолкнул девушку в коридор. И тут же закрылся на замок изнутри, словно боялся, что она будет рваться назад.
В коридоре возник какой-то шум, но Юрец не обращал на него никакого внимания. Он допил портвейн, успокоился немного и вдруг заметил, что вся одежда этой блондинки лежит на полу комнаты. Раскрыл дверь на балкон и швырнул туда и босоножки, и платье.
Минут через десять он уже храпел на кровати.
А в коридоре слышались шаги: пьяная полуобнаженная девушка что-то рассказывала заплетающимся языком двум молодым милиционерам и дежурной горничной Дома творчества писателей.
– Эти писатели, – причитала, слушая девушку, горничная. – Они такие сволочи! Такие развратники! Лучше бы лишний роман написали, чем безобидных дур совращать!..
– Не мешайте, гражданка, – пытался урезонить ее один из милиционеров, безотрывно глядя на кружевной лифчик девушки.
Глава 14
Весть о страшной смерти Захара-печника разнеслась по всей округе Новых Палестин. Разнеслась и словно осела на языке и в памяти тысяч людей, знавших и не знавших его. Всех потрясла она, и примолкли новопалестиняне, будто не о чем им стало говорить меж собой. Все делали молча. Только учительница Катя продолжала свои уроки в человеческом коровнике, объясняя детям разные несложные науки. И даже историю с Захаром-печником напоминала она детям, объясняя им разницу между жизнью и смертью.
Замолчал на время и ангел, для которого происшедшее было непонятно и ужасно. Сидел он днями на своей лавке, вспоминая то, что уже не могло повториться: долгие зимние вечера разговоров за столом в доме у Захара. Иногда спускался он с холма и шел к оставшемуся жить в доме печника Петру. Сидели они тогда вдвоем за столом и молчали. Петр подпирал единственной рукой подбородок и время от времени вздыхал.
А время шло. Зима была еще сильна холодом, но оставалось ей недолго править. Люди думали о весне, и, наверно, каждый в душе надеялся, что весенние заботы отвлекут их от воспоминаний и мыслей о смерти Захара. Хотя понятно было, что весна, когда наступит, начнется как раз с похорон Захара и Архипки-Степана, лежавших между большой колодой для рубки мяса и стеной зимней кухни. Сейчас оба тела были припорошены снегом, а Захар еще был завернут в широкую холстину, чтобы никто не видел, что от него осталось.
Доходили до новопалестинян слухи о том, что разыскивают разные колхозные крестьяне бригаду строителей вместе с бригадиром, чтобы поступить с ними по справедливости. А сама бригада прячется по лесам, постоянно переходя с места на место.