Серые пчелы

Тут же закрыл Сергеич дверь и замкнул все ее запоры, чтобы ночью себя безопаснее чувствовать.

Затушил свечи. Закрыл глаза и выпал на целую ночь из жизни. А когда открыл их заново – в доме прохладно было, а за окном новое утро серело.

«Накормил» Сергеич буржуйку углем. Сверху на нее чайник с водой поставил, понимая, что быстро он не вскипит. Но ничего! Есть у него и время, и терпение, и уголь! До весны точно хватит! А может, и до лета, если весна холодной и затяжной будет. Всего хватит! И угля, и терпения! А времени тем более! Оно теперь всё его личное! Пока жив!

Вспомнилось, как пару дней тому солдату Петру он альбом с фотографиями отца и его мотороллера с коляской показывал. Ему показывал, а сам не смотрел! А теперь вот захотелось. К чаю! Словно сладкого. А почему «словно»! Воспоминания – они и есть та сладость, которая и без сахара жизнь вкуснее делает! Фотографии-то все старые, мирные! Довоенные! От послевоенных отцовских до довоенных своих. Там и Виталина с дочуркой, и свадьба соседская, и выезд в Славяногорск на съезд пчеловодов!

Выложил Сергеич на стол оба альбома. И когда, наконец, настало время чаепития, стал он первый альбом перелистывать. Опять задержал взгляд на мотороллере с коляской, который теперь где-то по России ездит. Смешной транспорт, что ни говори! Недаром никто не верит, что мотороллер с коляской вообще бывает! Что-то в нем от игрушки детской есть! На следующей странице альбома отец с матерью, вроде и годами не старые, но уже дряхлые, со взглядами потухшими. О работу они свои взгляды потушили. Глупые работы у них были. Мать кладовщицей в районной больнице работала. Круговорот белья постельного в больнице контролировала, ведь оно все время к ней возвращалось: больного подлечили или, наоборот, в морг отвезли, белье в стирку с дезинфекцией, потом в глажку, поток к ней, а от нее назад на койки для новых больных. А отец всю жизнь маленькую технику любил, а для заработка приходилось на большой ездить. Он даже признавался когда-то сыну своему, что страшно ему за рулем КамАЗа сидеть, что боится кого-нибудь на дороге убить. «Машина-то тяжелая, неуклюжая!» – повторял он часто. Вот на мотороллере с коляской ему было за счастье прокатиться. Мать иногда с ветерком из больницы домой забирал. А умер как раз, как те, которые чего-то всю жизнь боятся: от инфаркта. Он даже и не понял, что у него инфаркт. Потому и испугаться не успел. Никто не понял. Даже фельдшерица сельская, за которой мама, когда отцу плохо стало, сбегала. Только потом врачи сказали, в чем дело. Хорошо, что родители до войны новой не дожили. И лежат теперь вместе за церковью разбомбленной, не зная, что над ними на земле происходит!

Следующие страницы фотоальбома настроение Сергеича к лучшему переменили. Там уже он в своей стихии оказался, среди таких же, как он сам, пчеловодов. Их прощальный пикник на речке. Вечер у костра. Соседи по комнате – Ахтем из Крыма, из-под Бахчисарая, Гриша из Белой Церкви. Хорошо и весело им было втроем, и комнатка пансионата, в котором всех участников съезда разместили, хоть и была маленькой, но тесной не казалась. Где-то в записной книжке и адреса их есть с телефонами! Вот закончится война, надо будет связаться! А еще лучше увидеться! Может, новый съезд соберут и пригласят его снова? Только от кого он поедет? От областного общества пчеловодов вряд ли! Какое теперь общество в Донецке? А если и есть, то теперь не областное, а «республиканское», а значит, он в него уже не входит. А если та часть области, что в Украине осталась, своей столицей Мариуполь выбрала, то, возможно, там теперь новое общество пчеловодов заседает! Только он ведь как бы и не в «республике», и не в стране. В серой зоне он, а у серых зон столиц не бывает!

Опять взгрустнулось Сергеичу. И вдруг стук в двери громкий.

Вздрогнул он, но спешить к двери не стал. Сначала фотоальбомы на место возвратил, положив их поверх большой инкрустированной шкатулки. Плотно дверцу шкафа прикрыл.

– Чего так долго? – вместо «здрасьте» спросил Пашка, входя в дом.

Следом за ним вошел не знакомый Сергеичу мужчина лет пятидесяти в теплых камуфляжных штанах и в черной брезентовой куртке, пухлой из-за дополнительно подшитого утеплительного материала – то ли искусственного меха, то ли какого-то ворсистого полотна.

Закрыл за ними хозяин дверь. Обернулся к гостям удивленно, не понимая причины их прихода.

– А что случилось? – спросил он строго у Паши, не глядя на незнакомца.

– Что случилось? – чуть ли не радостно удивился тот. – Ты что, Серый? В календарь не смотришь? Сегодня ж день Советской армии! Двадцать третье февраля! Вот пришли тебя поздравить! Ты же служил?

– Ну, служил, – Сергеич кивнул. – Водителем-механиком. Но это ж когда было!

В руках у Пашки блеснула бутылка водки. Заходил он вроде бы без нее. Наверное, из кармана кожуха достал. Сергеич перевел взгляд на второго гостя, ему не известного.

– Это Владлен, – представил его Пашка. – Товарищ мой… Так что, отметим? Мы подумали, что вдвоем неправильно отмечать! Если мы втроем можем!

У Владлена, круглолицего, с родинкой на левой щеке и с густыми, но аккуратно подстриженными усами, оба боковых кармана куртки брезентовой оттопыривались так, будто в каждом из них по литровой банке лежало.

Гость, словно заметив интерес хозяина дома к своим карманам, вытащил оттуда два свертка.

– Мы ж не с пустыми руками, – сказал он, оглядываясь в поисках стола.

Пришлось Сергеичу на стол посуду и ножи-вилки доставать. Из свертков колбасу полукопченую, хлеб и сало вытащили.

– Ну, огурцы-помидоры соленые у тебя ж есть? – спросил Пашка, вешая кожух на спинку выбранного для себя стула.

– Есть, есть, – закивал хозяин.

Но первым делом из серванта рюмки достал.

– Серый, может, гостю в хрустальную «туфельку» нальешь? Ради хохмы? – предложил Пашка.

Сергеич обернулся и взгляд его мгновенно стер с лица Пашкиного хитрую ухмылку.

– Пусть стоит на месте, – строго ответил. – Это свадебный подарок, а не стакан граненый!

Нарезал пчеловод колбасы и сала, солонку, полную соли, на стол поставил. Литровку огурцов соленых открыл и пол-литровую банку помидоров тоже. Пашка рюмки «казенкой» наполнил. Он же, Пашка, и тост первый сказал: – За Советскую армию! – после чего все трое выпили.

– Ты ж не служил, – жуя кусок колбасы, повернулся к Пашке Сергеич. – Чего это тебя за армию пить потянуло?

– Так это ж за защитников! Вот за таких, как он! – Пашка показал взглядом на Владлена.

Тот кивнул, согласие со словами Пашки показывая. Он еще ни слова в доме Сергеича не произнес, и поэтому хозяин чувствовал себя неуютно. Человек ведь себя не только лицом показывает, а и голосом или хотя бы пьяной песней! Недаром любое нормальное застолье песнями заканчивается! Но ведь не пьяные они еще.