Частные предприятия в Китае: политика и экономика. Ретроспективный анализ развития в 1980-2010-е годы

«Научный подход» к развитию общества в современной китайской интерпретации, во-первых, отнюдь не означает какого-либо отказа от идей Дэн Сяопина как «антинаучных», но является лишь признанием их односторонней реализации, явного перегиба в росте производительных сил «во что бы то ни стало», несвоевременности в «урегулировании» издержек и диспропорций данного роста, подводящих общество к «критической черте», когда неравномерность развития, социальная, межрегиональная и прочая дифференциация из стимула и драйвера роста по сути превращается в его тормоз, в фактор социальной и политической нестабильности и даже вполне реальной угрозы существующему общественно-экономическому строю.

Во-вторых, «научная концепция развития» – это проведение четкой грани между экономическим ростом как таковым, измеряемым, в частности, динамикой такого макропоказателя, как ВВП, с одной стороны, и общественным развитием в целом как сложным, многоуровневым и комплексным процессом, отражаемым целой гаммой экономических, социальных, культурно-цивилизационных и прочих показателей – с другой.

Примечательно в этой связи, что ведущие китайские ученые-экономисты ныне начинают рассматривать экономический рост (включая его темпы и структурные параметры) отнюдь не как некую фетишизированную самоцель, но как необходимую составляющую и производную функцию социального развития[24 - Например, профессор Института государственного управления Пекинского университета Чжан Гою уже в 2007 г. по этому поводу заключал, что «вопрос качества роста состоит в том, чтобы каждый его процентный пункт действительно обладал реальной отдачей, действительно играл роль стимулятора социального развития Китая и прогресса человечества, а не отражал слепую погоню за показателями роста ВВП, за малополезными, но внешне «престижными» проектами или проектами, осуществляемыми для того, чтобы понравиться вышестоящему начальству и т. д. Вопрос устойчивости роста – в том, чтобы каждый его этап закладывал базу для последующего роста с позиций ресурсного обеспечения, защиты окружающей среды, упорядочения структур и институтов. В частности, речь идет об увеличении производства энергии, экономном природопользовании, институциональном реформировании и т. д.». – См.: Цзинцзи яньцзю. 2007. № 7. С. 12.].

В-третьих, «научный подход» – это комплексный, ретроспективный подход к развитию социума как объективному мировому явлению, длительному общественному процессу, сбалансированному по своим пространственно-временным и прочим структурным составляющим, уровням общественных отношений, внутренним и внешним факторам.

В-четвертых, это естественная антикризисная мера, ответ Китая на вызовы мирового финансово-экономического кризиса, связанные, в частности, с заметным сокращением внешнего спроса на традиционные товары китайского экспорта – трудоемкие и относительно невысокотехнологичные.

В-пятых, это осознание китайскими реформаторами острой необходимости глубинной структурной перестройки промышленной политики, значимости развития человеческого капитала, подъема до передового мирового уровня социальной сферы, включая соответствующее развитие систем образования, здравоохранения и социального обеспечения.

Наконец, в-шестых, «научная концепция развития» – это отражение дальнейшего сдвига в менталитете китайских руководителей в сторону деполитизации оценок реалий глобальной и национальной экономик, к методологии беспристрастного системного анализа общественных явлений и процессов, происходящих в современном мире и в Китае в частности.

Дополнив «теорию Дэн Сяопина» и «идеи тройного представительства» в целом, «научная концепция развития» в 2000-2010-е гг., таким образом, стала неотъемлемой составной частью единой теоретико-методологической и идеологической платформы строительства «социализма с китайской спецификой» и, в частности, модели государственного регулирования «социалистической рыночной экономики» в годы недавно завершенной 12-й и текущей 13-й пятилеток (соответственно 2011–2015 и 2016–2020 гг.).

Как заявлял в этой связи экс-премьер Госсовета КНР Цзян Цзэминь, выступая на 5-й сессии ВСНП 11-го созыва (март 2012 г.), «нам предстоит, высоко неся великое знамя социализма с китайской спецификой, руководствуясь теорией Дэн Сяопина и важными идеями «тройного представительства», углубленно претворяя в жизнь научную концепцию развития… усиливать и улучшать макрорегулирование и макроконтроль… ускоренно продвигать трансформацию форм экономического развития и урегулирование экономической структуры…обеспечивать ровное и относительно быстрое развитие экономики…поддерживать социальную гармонию и стабильность»

.

В свете рассмотренных выше особенностей указанной концепции современная модификация ГРЭП в КНР представляется прежде всего лишь частью (пусть и весьма важной!) общей системы воздействия государства на социально-экономическое развитие страны.

В этой связи возникает вполне естественный вопрос: уменьшается, остается неизменным или, напротив, увеличивается госрегулирование экономики и в целом воздействие государства на общественное развитие по мере перехода КНР от административно-централизованного к рыночному хозяйству? Изменяются ли и если да, то каким образом характер, формы и методы данного воздействия и регулирования? Этот вопрос – далеко не праздный. Ведь даже в весьма авторитетных учебниках мировой экономики утверждается, что в последние десятилетия в мировом хозяйстве наметились тенденции к уменьшению госрегулирования экономики, называемые «либерализацией экономической деятельности», или «дерегулированием» (см., в частности: [103, с. 53–54]).

Подобные общие утверждения, на наш взгляд, имеют односторонне монетаристские, а не кейнсианские идейно-теоретические «корни», опираются более на практику изучения развитых стран Запада, а не стран с формирующимися рынками, включая развивающиеся и переходные экономики Востока, в том числе экономику КНР.

Действительно, еще в 1990-е гг. российскими китаеведами, в частности В.В. Карлусовым, было показано, что «эволюционное разгосударствление отношений собственности, как свидетельствует реформенная практика КНР и Тайваня, отнюдь не равнозначно какому-либо принципиальному ослаблению общей экономической роли государства. Меняя приоритеты целеполагания, последнее, однако, не только не утрачивает, но и по ряду позиций и параметров в обновленном виде усиливает (выделено нами. – А. К.) некоторые из своих традиционных и приобретает ряд новых функций в качестве:

– инициатора системно-рыночной модернизации экономики и всего общества;

– создателя базовых условий развития переходного процесса (основ рыночной инфраструктуры, соответствующей правовой базы, благоприятного инвестиционного климата, сильного мотивационного механизма предпринимательства и т. д.);

– эффективного субъекта экономического макрорегулирования и соответствующих развитию рыночной экономики структурных хозяйственных преобразований;

– политико-правового, институционального и организационно-экономического гаранта нормального функционирования всей многоуровневой, многоукладной национальной экономики, общественного производства в целом;

– гаранта социально-политической и морально-нравственной стабильности общества, а также четкой социальной ориентированности процесса формирования рыночной экономики» [72, с. 83; 77, с. 70–71].

Оперируя более поздней фактологией, основанной на статистике 2000-х гг., автор настоящих строк с полной уверенностью констатировал, что «с развитием реформенного процесса роль государства в экономике КНР отнюдь не уменьшается. Изменяются лишь цели, масштабы и формы государственного вмешательства в экономику. Государство использует рычаги своего прямого и косвенного воздействия на экономику прежде всего для создания благоприятных условий быстрого и устойчивого экономического роста, продолжения рыночного реформирования национального хозяйства и его оптимальной интеграции в мировую экономику. Важнейшие современные задачи регулирования национального предпринимательства в глобализирующемся Китае – продолжение догоняющего развития КНР на базе ускоренной индустриализации и информатизации экономики, переход от экстенсивной, ресурсозатратной модели экономического роста к интенсивной, ресурсосберегающей, к сбалансированному развитию экономики и социальной сферы, человека и природы, к высоким технологиям, основанным на собственных, национальных инновациях» [97, с. 49].

Неудивительно, что подчеркивая важную роль государства в регулировании развивающейся рыночной экономики в современном Китае, Вэнь Цзябао, в частности, говорил о «необходимости и впредь обеспечивать органическое единство правительственного контроля и рыночного механизма. Как наиболее здоровый рыночный механизм, так и эффективный макроконтроль – жизненно важные составляющие системы социалистической рыночной экономики. Чью роль выявлять больше – рынка или правительства, необходимо решать с учетом конкретной ситуации»[25 - Синьхуа. 2011. 15 марта. URL: http://russian.news.cn/ dossiers/201 l-03/15/c_13779464.htm#].

Более поздние выступления по данному поводу лидеров современного, 5-го, поколения политического руководства КНР, в частности Си Цзиньпина и Ли Кэцяна, на наш взгляд, лишь в еще большей степени свидетельствуют о дальнейшем осознании китайскими политиками и реформаторами важности синтеза госконтроля и рыночного механизма в регулировании национальной экономики и предпринимательства[26 - См., например, выступления указанных китайских лидеров и их анализ в печати КНР в 2016 г., в частности: [35–41].].

1.4 Идентификация и характеристика современной китайской модели ГРЭП с позиций мирового опыта рыночной экономики и предпринимательства

Подводя некоторые итоги настоящей главы, попытаемся обобщенно и кратко охарактеризовать современную модель государственного регулирования экономики и предпринимательства в КНР, идентифицируя ее содержание на предмет соответствия предшествующему национальному и мировому опыту.

Говоря о национальном китайском опыте как одном из основополагающих источников формирования данной модели, необходимо выделить прежде всего следующие его компоненты:

• многовековые традиции конфуцианства, в частности дихотомию основоположника китайской философии Конфуция о гармонии (хэ) развития общества как «единстве через разнообразие»[27 - Кун Фу-цзы (551–479 гг. до н. э.).];

• уроки позднефеодального социально-экономического развития Китая, китайскую разновидность азиатского способа производства с практикой долговременного сосуществования общественной и частной собственности;

• значительное развитие рыночных отношений в позднефеодальном китайском обществе и в то же время задержку перехода от первичной ко вторичной стадии капиталистического производства; «полуфеодальный, полуколониальный» статус экономики Китая в период зависимого от стран Запада и Японии развития (1840—1940-е гг.);

• идеи государственного управления и регулирования индустриализации, включая соответствующее развитие социальной сферы, выдвинутые основоположником гоминьдана Сунь Ятсеном в его долговременной экономической программе развития Китая, известной как «Промышленный план Сунь Ятсена» (1919);

• теорию и практику «новой демократии» Мао Цзэдуна (конец 1930 – начало 1950-х гг.), и прежде всего концепцию партии-государства как инициатора индустриализации в Китае и субъекта регулирования отношений между «трудом и капиталом».

Другой не менее важный источник современной модели ГРЭП в Китае – зарубежный теоретический и практический опыт госрегулирования развивающихся рыночных экономик, включая учет как позитивных, так и негативных его элементов, касающихся соответственно поддержки формирования или, напротив, временного принудительного свертывания рыночных отношений, в частности:

• опыт новой экономической политики (нэп) в России в 1920-е гг.: теория и практика ограниченного, контролируемого государством допуска развития частного национального предпринимательства, различных форм госкапитализма, смешанной многоукладной экономики; механизм и инструментарий госрегулирования товарно-денежных отношений в СССР;

• теория и практика кейнсианства, включая труды самого Дж. М. Кейнса[28 - Выдающийся английский экономист и государственный деятель (1883–1946).] и ряда его последователей, отстаивающих необходимость и значимость государственного регулирования рыночной экономики (Ч. Бовериджа, С. Харриса, А. Хакеена, Р. Харрода, Дж. Робинсона, Л. Клейна, А. Лернера, Е. Домара, Й. Шумпетера и др.), в частности теорию мультипликативного эффекта как стимулирующего влияния затрат (в том числе и государства) в одной сфере производства на расширение производства и занятости в целом в масштабах всей национальной экономики[29 - Сформулирована в 1936 г. в главном труде Дж. Кейнса «Общая теория занятости, процента и денег». См. также раздел «Библиография».];

• отдельные концепции монетаризма, включая труды его основоположника М. Фридмэна[30 - Выдающийся американский ученый, создатель Чикагской школы экономики, лауреат Нобелевской премии 1976 г.], согласно которым, в частности, вмешательство государства в развитие национальной экономики желательно и неизбежно, но не с целью корректировки рыночных механизмов кейнсианскими методами регулирования совокупного спроса, а путем создания макроэкономических условий для активизации конкурентных сил рынка при помощи рациональной денежной политики; государственное регулирование денежной массы в обращении (М2) в случае подобного вмешательства может играть заметную и даже определяющую роль в стабилизации и развитии рыночной экономики [184, р. 12–20];

• традиционный («старый») институционализм, включая, в частности, технократическую теорию Т. Веблена, германский неолиберализм (М. Вебер, В. Зомбарт, В. Ойкен), теории постиндустриального («информационного») общества (Дж. Гэлбрейт – см. ниже, Д. Белл, О. Тоффлер), экономико-правовую теорию Дж. Коммонса, исследования У. Митчелла по прикладным вопросам экономической динамики, в том числе хозяйственного цикла и денежного обращения, теорию экономической отсталости Г. Мюрдаля, а также концептуальные работы А. Берли, Г. Минса, Р. Тагвелла и др.;

• неоинституционализм, и прежде всего теория прав собственности (Р. Коуз, А. Алчиан, Г. Демсец, Р. Познер), включая применение фундаментального вывода ее основоположника Р. Коуза о необходимости четкого определения прав собственности и минимизации трансакционных издержек к разработке проблем собственности в КНР, в частности в рамках известной китайской концепции «разделения прав собственности и хозяйствования»; новая экономическая история Д. Норта, особенно его идеи об институциональной эволюции общества как одного из обоснований эволюционной модели рыночных реформ и их культурно-исторической специфики в Китае; отдельные элементы теории общественного выбора (К. Эрроу, Дж. Бьюкенен, Г. Таллок, М. Олсон), теории агентов (Т. Стиглиц), трансакционной теории организаций (О. Уильямсон);

• ряд важнейших элементов системы взглядов Дж. К Гэлбрейта[31 - Гэлбрейт, Джон Кеннет (1908–2006), известный американо-канадский экономист и социолог, представитель институционально-социологического направления, профессор Калифорнийского, Гарвардского и Принстонского университетов США.], в частности его теорий «конвергенции двух систем», «уравновешивающих сил», «нового индустриального общества», «общества потребления»; концепция техноструктуры как особого слоя профессионалов-менеджеров, чья возрастающая роль приводит к эволюционной утрате собственностью на капитал роли ключевого властного фактора общественного развития, выдвигает на его место роль знаний; концепция планирования как фактора адаптации компании к крупному индустриальному производству в условиях рыночной экономики; расширенная по сравнению с кейнсианством концепция государственного регулирования, в которой наряду с чисто экономическими методами присутствуют и внерыночные подходы, в частности в рамках методик социального регулирования общественного развития[32 - Наиболее полно концептуальные взгляды Дж. Гэлбрейта отражены в его трилогии «Общество изобилия» (1957), «Новое индустриальное общество» (1967) и «Экономические теории и цели общества» (1973).];

• выводы Т.У. Шульца, касающиеся, в частности, исследования им категории человеческого капитала, роли государства и общества в его формировании и умножении[33 - Шульц, Теодор Уильям (1902–1990) – американский экономист, представитель Чикагской школы, лауреат Нобелевской премии по экономике 1979 г., один из инициаторов исследования человеческого капитала в его самом широком понимании (см., в частности, его работы, цитировавшиеся в КНР: [190; 192].];

• взгляды Й. Шумпетера, автора эволюционной теории инноваций, касающиеся, в частности, исследования и оценки роли предпринимательства в экономическом росте; вывод о неизбежности трансформации частнопредпринимательского капитализма в экономическую систему, развитие которой регулируется государством[34 - Шумпетер (Schumpeter), Йозеф (1883–1950) – американский экономист австрийского происхождения, профессор Гарвардского университета.];

• теоретические и практические аспекты (включая негативный и позитивный опыт) рыночного реформирования «реального социализма» в восточноевропейских странах в советский период: концепция «рыночного социализма» О. Шика (Чехословакия), идеи И.Б. Тито и его окружения (Югославия), теория Я. Корнай (Венгрия) о причинах и механизме воспроизводства дефицита в административно-командной экономике;

• современная теория и практика перехода к рыночной экономике в России, СНГ, Балтии и странах Восточной Европы, включая критичный разбор и учет концепций «шоковой терапии», «первичности» политических реформ по отношению к экономическим, идей быстрого разгосударствления (деэтатизации), «ухода» государства из экономики, ослабления роли государства как макрорегулятора общественного развития;

• современные примеры и методики планирования и госбюджетного регулирования социально-экономического развития в развитых капиталистических странах: инвестиции в инновационное развитие и человеческий капитал в США, скандинавский опыт социального регулирования, французская модель «относительно успешного сочетания плана и рынка» (см., в частности: [129, с. 243]);

• восточноазиатская модель развития рыночных отношений при сильной и даже ведущей в определенные периоды роли государства в регулировании экономики (Япония, Южная Корея, Сингапур, Тайвань, Гонконг, Таиланд, Филиппины и др.);

• оценивавшиеся как негативные, но весьма поучительные для КНР аспекты опыта догоняющего развития ряда стран Азии и Латинской Америки, в частности «неконструктивное механическое соединение» директивного планирования и рынка в индийской модели «смешанной экономики» (до 1990-х гг.); чрезмерно долгое «зависание» национальной экономики на импортозамещении в ущерб экспортной ориентации обрабатывающей промышленности в латиноамериканских странах (Аргентине, Мексике, Бразилии), предшествовавшее их современному этапу развития (см., в частности: [129, с. 54]).

Международные сопоставления, сущностные оценки и идентификация китайской модели ГРЭП применительно к соответствующему мировому опыту существенно варьировались в начальный и последующие этапы рыночных реформ в КНР.

Так, в постсоветской России быстрый экономический рост и позитивный опыт переходной экономики в Китае долгое время фактически игнорировались и отвергались экспертами, близкими к официальным кругам, на тех лишь «основаниях», что «у власти в КНР находятся коммунисты», а «Россия – это европейская держава»[35 - И это несмотря на многократные публикации и выступления известных российских ученых-китаеведов, в частности специалистов ИДВ РАН и МГИМО (У) МИД РФ (С.Г. Лузянина А.В. Островского, Я.М. Бергера, Э.П. Пивоваровой, В.Я. Портякова, В.В. Карлусова и др.), о значимости для РФ данного опыта и необходимости его применения в адаптированных к российским условиям формах.]. Лишь в середине – второй половине 2000-х гг. в РФ появились весьма сдержанные позитивные официальные высказывания о возможности использования китайского опыта в отдельных областях реформируемой экономики. Другими словами, по крайней мере вплоть до недавнего времени, в России имело место явно политизированное и/или идеологизированное восприятие рыночных хозяйственных преобразований и роли в них государства в Китае.

Весьма показательны в этом плане и оценки рассматриваемой китайской модели экспертами такой авторитетной международной организации, как Всемирный банк, эволюционировавшие по мере развития и/или радикализации рыночных реформ в КНР.

Так, уже в 1990-е гг. советник ВБ А. Кейдель считал, что хотя «экономические лидеры материкового Китая рассматриваются как «практики» в их проектировании реформ и реформаторской политики, но за их практичностью лежит теоретическая схема понимания того, как работает экономика вообще и китайская в частности… Эта схема экономической теории предстает комбинацией из марксистского, советского и кейнсианского подходов и принципов конкурентного рынка». Пусть, по его мнению, она пока и не представляет собой «четкого синтеза» этих элементов, но «выглядит скорее как быстрый поток, на который воздействуют как политика, так и экономический опыт» (цит. по [67, с. 116–117]).

В 2000-е гг. позитивность оценок китайской модели ГРЭП Всемирным банком существенно возросла. При этом на примере Китая неоднократно подчеркивалась важность для эффективного строительства современной рыночной экономики не только тех или иных национальных исходных условий («социалистическая» и/или развивающаяся страна и т. п.), но и качества национальной политической элиты, степени ее ориентации на рыночные реформы и реальной способности к их осуществлению (см., например: [103, с. 331]).

В 2010-е гг. по мере возрастания роли Китая в мировой экономике конструктивное сотрудничество китайских реформаторов со Всемирным банком выходит на качественно новый уровень, что наиболее наглядно проявилось, на наш взгляд, в совместной разработке экспертами ВБ и специалистами Комитета по развитию и реформе Госсовета КНР долгосрочного прогноза социально-экономического развития Китая до 2030 г.