Фронтовая любовь

– Пошёл в жопу, Пол! Это не твоя добыча.

– Да я не в этом смысле! Просто, по-товарищески, хотел помочь.

Митя тем временем сноровисто охлопал карманы Боба и выудил ключ от номера.

– 215-й. Паша, давай: я справа, ты – слева… В одиночку этого лося всё равно не дотащить. Дамы, спокойной ночи. Надеюсь, завтра вечером сядем уже как положено. Основательно и серьёзно. Завтрак у них здесь ранний, не проспите…

* * *

Русские журналисты максимально бережно вынесли из сада бессознательное американское тело, и дамы остались за столом одни.

– Дим всё такой же! – первой нарушила молчание Пруденс. – Очень ответственный. Всех отведёт, всех спать уложит.

– Тебе виднее. Насчёт уложит.

Вложенный в реплику яд Пруденс учуяла, однако вида не подала. В несколько глотков допив своё пиво, она достала очередную сигарету, задымила, и лишь после этих манипуляций заговорила негромко, словно бы сама себе:

– Тогда, в Багдаде… Мы все, как помнишь, сильно напились. Дим довёл меня до номера, уложил, и – всё… Хотя – я не была против, врать не буду. Но он ушел. Как оказалось, ушёл недалеко. Утром я нашла его спящим в коридоре… Я не знаю, зачем тебе это рассказываю. Мы с тобой не подружки, и я тебе ничего не должна. Но на самом деле я много лет думала о том, что было бы неплохо тебе всё это рассказать.

– И что ж не рассказала? – нервно спросила Элеонора. – Что, телефон не найти было? Типа железный занавес?

– Я не знала, как ты к этому отнесёшься. И… много всего разного было… Руки не доходили.

– Ты только не подумай… Мне на самом деле плевать. Просто как-то неожиданно, через столько лет, в Дамаске, ты сваливаешься на голову и говоришь, что у вас тогда ничего не было… Хотя ходила с таким видом, будто все было…

– А с каким видом я должна была ходить?

– На трезвую голову это даже и не… Нет, ты не подумай, повторюсь, мне плевать, у меня двое детей и муж, но…

Элеонора порывисто обернулась и крикнула официанту:

– Будьте любезны! Ещё два пива и две араки!

Официант, не мешкая, бросился исполнять заказ.

– Дэнс, надеюсь, ты не против?

– Я не против. В самом деле, давай за твоих детей выпьем. Они – твой самый главный выигрыш. Карьера и мужики – это всё ерунда. А вот дети… Я пыталась, но…

– Брось, какие твои годы?

– Большие, Эл. Ты просто не знаешь, сколько раз я… Ладно… Как там в России говорят? На здоровье!

– Да не говорят так в России! Но… Давай, милая…

Глава четвертая

Только утром, спустившись в ресторан на завтрак, я по-настоящему оценил масштабы мероприятия. Журналюг собрали действительно очень много. Причем со всего земного шарика. Разве что эскимосов и папуасов не пригласили. Такой наплыв нашего брата я за свою карьеру видел всего несколько раз…

– …Где тебя черти носят? – сварливо, с набитым ртом, поинтересовался Медвежонок.

На столе перед ним стояло внушительных размеров блюдо с фруктами, которые Паша, угрюмо сопя, поглощал с невероятной алчностью.

– Да углядел в зале ребят с украинского «1+1», ну и попробовал расспросить. Думал, может, Оксана с Колькой тоже где-то здесь?

– И как? Расспросил?

– Хренушки! Как это ныне принято среди щирых хохлов: «По-российску не баю. По-москальски не розмовляю». А наглые – у-у-у! Я одному из этих бандеровцев чуть в лоб не закатал. Чудом сдержался.

– А ведь я тебе, старик, ещё вчера сказал, что ты – расист.

– Да при чём здесь?..

– Ладно, не кипятись. Лучше сходи возьми персики, пока их все не расхватали. Сумасшедшие персики! – Вгрызаясь во фруктовую плоть, Паша аж застонал от удовольствия. – Забытый вкус детства!

– Медведяра, ты бы того, полегче с фруктами!

– Чё это? Сироток объедаю, что ли?

– Сироток ты, может, и не объедаешь. Хотя, как выражается товарищ Сухов, тут и впрямь… – Митя обвел взглядом забитый до отказа, гудящий ресторанный зал, – как детдом разбомбили.

– А в какой сцене Сухов это говорил? – не переставая жевать, задумался Медвежонок. – Может, не детдом, а гарем?

– Не который из кино Сухов, а мой приятель. Коля Сухов, востоковед. Да, а насчет фруктов… Сейчас вот повезут нас на встречу с президентом Асадом: все выстроятся, микрофоны в руки возьмут, и вот тут-то твои персики и скажут своё весомое слово.

– Вот ты дурак, Мить! Вот обязательно надо человеку кайф обломать, вот…

Медвежонок запнулся на полуфразе и выронил изо рта половинку персика.

И судя по всему, запнулся не он один, потому что в шумном зале ресторана вдруг сделалось ощутимо тише. Сидящий спиной ко входу Митя обернулся и… едва не рухнул со стула. Потому – было от чего. А сидящий через два стола от них корреспондент Первого канала Антон Верницкий и вовсе восхищенно матюгнулся, а затем заржал в голос и зааплодировал.

Такова была реакция зала на заход в ресторан ну о-очень сладкой парочки.

– Да-а! – потрясенно выдохнул Медвежонок. – Это сильно. Это серьёзно, Митя! Эт-то, я тебе скажу…

Держась друг за дружку, неуверенными, мелкими, как у гейш, шажочками Элеонора и Пруденс брели через обеденный зал, не замечая отпускаемых в их адрес иронических реплик и весёлых взглядов, держа курс на свободный столик в самом дальнем углу.

Невооруженным взглядом было видно, что две прекрасные теледамы не то что пребывают в состоянии глубокого похмелья, а, попросту говоря, всё ещё пьяны.

Две зомби женского пола на автопилоте проследовали мимо столика, за которым на них обалдело таращились Митя и Паша. Прошли не поздоровавшись. Не то в самом деле не заметили, не то просто не было сил ворочать языками.

– А вам, Элеонора Сергеевна, вот прямо сразу нажраться надо было? – с непередаваемым сарказмом поинтересовался Медвежонок. – Вот прямо в первый же вечер?

По всему, его исключительно пёрло от увиденной картинки. Ибо далее, обличающе воздев вверх указательный палец, он глумливо обратился уже к Мите:

– На вашем месте, Дмитрий Андреевич, я бы, по возвращении, служебную записку руководству канала написал. О недопустимом поведении спецкора Розовой во время ответственной спецкомандировки. Мало того что нажралась, позоря моральный облик российской журналистки! Так еще с кем?! С наймиткой американской империалистической русофобской пропаганды! Лживой пропаганды! Позор! Куда катятся федеральные каналы?!

– Уймись!