Фронтовая любовь

– Что ж вы, голуби мои… Я ведь вас перед поездкой как напутствовал? Командировка эта – паркетная[15 - Паркет (ТВ-сленг) – съемка официальных мероприятий и соответственно сюжет, посвященный жизни в коридорах власти.]. И жанр ей под стать – официоз голимый. А значит, приключений на жопу, как вы это с Митюшей любите, искать не требуется. Было дело?

– Было.

– Хоть не отпираешься, уже неплохо.

– Мы этого не хотели. По крайней мере, я – точно! Просто… Так оно получилось.

– Прекрасный в своей лаконичной универсальности ответ. Анекдот знаешь? «Встречаются двое: – О, я слышал у тебя уже семеро детей! – Да, как-то так получилось. Сначала не хотел этим заниматься, а потом втянулся». Чего не смеешься?

– Не смешно. Да и болит… Все сразу… Особенно душа.

– Понимаю… А вообще я хотел сказать, что, во-первых, вы – большие молодцы. Так Митюше и передай.

– Передам. А вы действительно так думаете?

– Я «не думаю» – я знаю.

– А вот в нашей блогосфере считают иначе. Меня в чём только уже не обвинили. Самое мягкое – в некрофилии и пляске на костях.

– Эля! Ты же взрослый человек, профессионал! Так чего ты всю эту перхоть слушаешь-читаешь?! Да мне сегодня весь вечер в Останкино проходу не давали, руку жать подходили. Телефоны разрывались так, словно бы каналу Нобелевскую премию мира выписали. К твоему сведению, апэшный куратор – так тот просто визжал от восторга и просил передать вам личную благодарность. Сама понимаешь, от кого.

– Спасибо. А во-вторых?

– Что?

– Ну если вами было озвучено «во-первых», значит, далее последует…

– Ах да, действительно! Огромная просьба у меня, голуби мои. Понимаю, вам сейчас очень непросто. В первую очередь психологически непросто, но…

* * *

А в это время внизу, в баре, Митя продолжал прокачивать Николая. И хотя с самого начала стало понятно, что товарищ Сухов не расположен к откровенности, в конце концов Митя его дожал. И «академический востоковед», пускай и с кучей оговорок, пусть коротко и предельно осторожно, но озвучил собственную версию дневных событий.

– …Получается, вся эта конференция изначально задумывалась как ловушка? Капкан для террористов? И мы в нём – вместо приманки?!

– Ф-фу, ну и духотища! – Несмотря на прохладу от системы кондиционирования, Сухов протер лоб тыльной стороной ладони и, вынув из кармана носовой платок, тщательно вытер руку. – Ты торопишься с выводами, Митя… Начать с того, что я совсем в том не уверен. Допускать – допускаю, но не более. Я не знаю, кто, как и на основе каких данных принимал решение… И не думаю, что когда-нибудь узнаю. Но уж персонально вы двое – точно не приманка.

– И на том спасибо. А кто ж мы тогда?

– Скорее, ты только не обижайся, антураж. Всё должно было быть достоверно, иначе… У зверьков разведка очень хорошо работает, они бы фальшак сразу почуяли. А приманка – не журналисты, а лидеры стран, Сирии и России прежде всего. Никто эту американку как сакральную жертву не планировал. Да это и невозможно – такой сценарий прописать… При облаве на волка никогда не знаешь, на кого в конечном счете он выскочит: на главного снайпера или на рядового загонщика.

– То есть всё вышло случайно, хотя так оно изначально и планировалось?

– Именно. Причём ты сам прекрасно знаешь, чья это была инициатива – уйти работать в город.

– Ну да, ну да. А милейший майор сирийского спецназа просто дал себя уговорить. Удачно получилось. Картинка вышла – зашибись!

Сухов долго не отвечал. Затем, допив безнадежно остывший кофе, глубоко вздохнул и, стараясь не смотреть Мите в глаза, перешел на полушепот. Притом что ближайшие посторонние уши располагались не ближе десяти – двенадцати метров.

– Возможно, я сейчас озвучу тебе прописную истину, но в больших сложных комбинациях почти никогда не удается избежать сопутствующих жертв. Согласен?

– Допустим.

– А тут… Тут игра большая. Ты пойми: дело не в локальной антитеррористической операции, пусть даже и масштабной. Дело не в том, что группировку «Катаиб Тахрир аш-Шам», ту её часть, что в Дамаск подтянулась, почти всю вырезали. Ну, группировка. Ну, крупная. Но их тут… Сам знаешь, до Пекина раком не переставить. В одних названиях запутаешься, тем более что они их всё время меняют: то под одно знамя встанут, то под другое.

– А в чём тогда прикол?

– В том, кто деньги даёт этим уродам. Сами по себе они бы долго не провоевали. Деньги – кровь войны. Содержать «лучшую в мире пехоту», как на Западе пишут, дело накладное, а на разном шир-мыре ты таких денег не сделаешь. Здесь нужны финансы госуровня! Стало быть, и дело в позициях государств. Государств Залива прежде всего… Турции, Израиля… Франции. Англии. – Сухов вытянул из лежащей на столе Митиной пачки сигарету. – Продолжить?

– Не надо… Ну и как ты думаешь… Эта… Западня… Повлияет на позицию? Хоть чью-то?

В ответ Николай пожал плечами, закурил.

– Ясно. Что ни хрена не ясно, – считал ответ Митя. – А где президенты? Наш и сирийский?

– В Латакии. В самой спокойной здесь провинции. Туда даже боевики своих жен с детьми отправляли.

– На нашей базе? Хмеймим?!

– Ты слишком многого хочешь от простого научного консультанта, – вяло возразил Сухов.

– Научного… Если бы я не знал тебя всю сознательную жизнь…

– Никак и тебе под моим пиджаком погоны мерещатся? Это Восток, дружище. Я тебе много раз говорил – здесь всё не так, как кажется. А за одну ночь всё может трижды перемениться.

– Да я все понимаю… Просто… Я уж думал, совсем зачерствел, а тут… Сердце ноет… Столько лет Пруденс не видел, и тут… Приходи кума любоваться… Дэнс… Она хорошая была… Даром что пиндоска…

Кровь бросилась Мите в лицо. Выбросив вперед правую руку, он через стол ухватил Николая за лацкан пиджака и, чуть подтянув к себе, зашептал отчаянно, с болью:

– Коля! Но ты ведь правда не знал?! Иначе ты ведь предупредил бы меня, правда?!!

– Уймись! Я НЕ ЗНАЛ! – Неуловимо ловким и резким движением Сухов сбросил Митину руку. – Да, чувствовал, что что-то не так… Но так я тебе об этом ещё в Шереметьеве сказал, забыл?

Соглашаясь с правотой приятеля, Митя виновато отвел взгляд.

– Я всё понимаю, Митя. Но… Сегодня моя страна – наша с тобой страна – серьезно выиграла. В бесконечно долгой, очень тяжелой жестокой игре. И ценой этого тактического, но важного выигрыша стали человеческие жизни. – В углах губ Сухова легли жесткие скобки морщин, выдавая минимум неравнодушие. – Плохих людей. И хороших. В основном – сирийцев. И ещё жизнь американки. Да, хорошей американки, спорить не буду. Но знаешь, Митя… Если ценой жизни одной хорошей американки…

– Стоп! Тормози, Коля! Не надо, не сейчас. А то, боюсь, далеко зайдём.

– Прости. Я не хотел тебя обидеть.

– Обиженных в жопу трахают.

– Вот-вот. Вот я и не хотел бы, чтобы в жопу трахали мою страну. Я, Митя, хоть и востоковед в штатском, но на свою страну работаю, а не на чужую!

– Давай прекратим этот разговор?

– Давай. Тем более, всё равно пора прощаться. Тебя вон боевая подруга заждалась…