Затем исчезли и звёзды – промчались, оставшись позади, – и дальше распахнулась чёрная бездна жуткой космической пустоты с редкими бледными вкраплениями далёких галактик. «Куда же мы летим на такой невозможной скорости?» – успела подумать Анита, но в следующее мгновение Акела выполнил разворот и опустился на чуть подсвеченную площадку, уютно повисшую в пространстве среди чёрной ночи. Перед ними, как на экране кинозала, сверкая сотнями миллиардов солнц, стояла Галактика – родная и неописуемо красивая. Анита видела её слепящее ядро, в котором молодые звёзды совершали немыслимую пляску, видела разбегающиеся от центра спиральные рукава и понимала, что это ослепительное великолепие – всего лишь неуловимая искорка, куда-то летящая в Беспредельности. «Огоньки жизни горят в пространстве в потоках энергии звёзд, – вспомнились слова учителя Мир Атама. – Как вспыхивает с восходом поверхность океана, загорается человеческая мысль в лучах Солнца Духа, встающего над глубинами коллективного бессознательного. Также и весь проявленный мир – он подобен искрящимся граням изумительно красивого кристалла, составляющим лишь тонкий слой, ничтожную его часть». «И каждая искорка – целая галактика», – подумала Анита.
Волк застыл рядом, устремив взгляд на их звёздный дом. На галактическом диске (или всё-таки где-то в сознании Аниты, проецируясь на галактический диск?) загорелись два голубых огонька. «Кеа и Земля», – пояснил Акела, не отрывая взгляда от сияющей картины. И только когда ближе к её центру вспыхнула ярко-зелёная звёздочка, удовлетворённо потянулся и улёгся у края площадки, положив морду на передние лапы: «„Далёкая заря“, у них всё благополучно». Только теперь девочка поняла, как она волновалась все эти месяцы за экипаж звездолёта, ушедшего в неизвестность. «Спасибо, друг», – она села рядом и обняла Акелу за могучую шею, наполняясь ощущением покоя…
Анита лежала на дне реки, что течёт где-то вне времени, омывая берега разных пространств, и смотрела через толщу бегущей воды в рассветное небо, прислушиваясь к новым для себя ощущениям. Река как будто уносила всё, что было с ней раньше, делая эти события лишь отдалёнными воспоминаниями, и готовила её к выбору своего пути. «Ты становишься большой, девочка, пора найти свою звёздную тропу», – услышала Анита мамин голос, прозвучавший где-то внутри неё, и почувствовала, как воды реки её подхватывают и уносят.
Она плыла среди знакомых берегов и видела родителей, танцующих в старинном сооружении, которое археологи Кеи по аналогии называли амфитеатром. Известная танцевальная пара, папа с мамой репетировали предстоящее выступление, и девочка послала им мысленный привет, исполненный нежности и радостного предчувствия, – ведь выступление будет в «Звёздной тропе»!
Как будто дуновение ветерка перевернуло страницу, Анита вновь оказалась среди звёзд и увидела другую пару танцующих. Внутри летящего в пространстве корабля, на широкой площадке, окружённой экранами панорамного обзора, мужчина и женщина, казалось, самим полётом изумительных тел исполняли космическую песню любви, движущей мирами. «Мы переместились в прошлое, – прозвучали где-то рядом слова Акелы. – Ты видишь звездолёт Предшественников, приближающийся к Солнечной системе. На Земле – Век Сингулярности, время больших перемен».
Опять пришёл в движение лёгкий ветерок, листающий целые пространства, и видение растаяло. Теперь Анита увидела молодую женщину – необычно белокожую, с зелёными, как озеро Эол, миндалевидными глазами. Удобно расположившись в кресле, вытянув сильные, стройные ноги в обтягивающих брюках цвета индиго, незнакомка летела в большом воздушном корабле – за прямоугольным окном с закруглёнными краями проплывали снеговые горы облаков, а далеко под ними расстилался океан. Пряди её волос, искрящихся в солнечных лучах, струились по вискам, затем немного отступали к затылку, открывая серьги в виде свёрнутых в спирали серебряных змеек, и спадали на плечи, лаская стройную шею и чуть выступающие ключицы.
Через какие-то странные, очень маленькие наушники, соединённые тонкими проводами с плоским пеналом, зеленоглазая слушала песню на совершенно неизвестном Аните языке. Тем не менее, девочка понимала слова. Чистый женский голос, как будто подхваченный лёгким и стремительным потоком, пел о свободе мчаться со стаей дельфинов и о том, как волны моря несут героине песни долгожданное обновление. «Ты тоже рождаешься для нового», – поняла Анита, мысленно обращаясь к незнакомке из далёкого века, и зелёные глаза той встретились с её тёмно-карими глазами. «Какая красивая!» – выдохнула женщина. «Это она обо мне?» – успела удивиться Анита прежде, чем новое дуновение ветерка перевернуло очередную страницу. В следующее мгновение девочка обнаружила, что сидит на своей постели…
***
– Пойдёмте дальше, Матушка Геа и Мир Атам ждут нас. – Тимо встряхнул гривой чёрных волос, ловко поднялся, одновременно надевая широкополую шляпу, и закинул за спину рюкзак. Ребята с готовностью вскочили, только Анита вновь помедлила несколько секунд, продолжая созерцать морскую синь. В такие минуты её большие глаза – обычно тёмно-карие, почти чёрныё – вдруг приобретали фиалковый оттенок. Друзья привыкли к этой её особенности, и только Матушка Геа временами смотрела на девочку особенно внимательно. Яромир подал руку, Анита ухватилась за его ладонь и проворно поднялась (они так и шли дальше, держась за руки). Тент свернули, не мешкая; Баки опередил Лорки, предложив Юми глоток из своей фляги, сделал глоток сам, и ребята продолжили поход, а вслед за ними поспешил их верный кибер.
– Лорки, – негромко и доверительно позвал Тимо, когда они поравнялись на ходу. – По-моему, ты повторяешь распространённую в прошлом ошибку, стараясь во всём отвечать запросам Юми. Будь собой, раскрой свои интересные черты – тогда ты станешь интересным и для неё. Ты понимаешь меня?
Лорки коротко кивнул.
Тропа нырнула в тенистые заросли хвойных красавцев, чьи длинные мягкие иголки источали тонкий бодрящий аромат, и повела с незначительным уклоном вниз. Среди высоких крон носились и гомонили разноцветные стайки пернатых, водившихся на Кее в изобилии. Анита раскрыла ладонь, чтобы ещё раз полюбоваться найденным на перевале голубым полупрозрачным камешком с вкраплениями золотистых звёздочек («как галактики в космосе»), улыбнулась, показала находку Яромиру и спрятала её в кармане шорт.
Сброс высоты был недолгим, в течение следующих трёх часов тропа вела извилистой лощиной вдоль бегущего навстречу ручья, иногда отдаляясь от него и забирая немного вверх, чтобы срезать особенно замысловатый поворот русла. Наконец ребята перевалили небольшой водораздел, и наметился устойчивый спуск, а в просветах между ветвями показалась малахитовая гладь огромного озера. Слева от тропы на границе леса стояло здание биостанции – добротно сложенный сруб, который венчала высокая двускатная крыша. Пропитка не только защищала дерево от гниения, но и придавала ему радостный оттенок светлого янтаря. В стороне, возле воды, виднелась оранжевая полусфера лодочного ангара, а сразу за домом начинался широкий песчаный пляж, посреди которого, созерцая бескрайнюю озёрную даль, стояла Матушка Геа.
Обернувшись, она улыбнулась гостям, обняла стремительно подбежавшего Тимо, расцеловалась с каждым из учеников и, подобно Аните на перевале, ласково потрепала Роба по кремнепластиковому корпусу: «Спасибо, трудяга!»
– Мир Атам на воде? – спросил Тимо.
– Гораздо дальше, далеко за озером, – ответила Геа.
– Что-то новое?
– Да, и очень интересное. Он вернётся к закату и расскажет об открытии. А сейчас идёмте располагаться.
Изящным станом и гладкой, упругой кожей Геа ничем не отличалась от любой ровесницы Тимо, и только две-три серебряные нити в прядях чёрных волос, едва заметная сеточка морщинок возле глаз, да сами глаза – желтовато-карие, таящие целые миры, – говорили о том, что их обладательница относится совсем к другому поколению. Геа была среди первых переселенцев с далёкой Земли. Её имя и означало «Земля», а Матушкой её называли в школе «Звёздная тропа» уже очень давно…
II
Мир Атам вернулся, когда небо ещё не догорело закатными красками. Мягко посадил «жука» рядом с домом, откинул блистер и, легко спрыгнув на песок, заключил Гею в объятия. Пока на берег опускалась ночь, они вдвоём стояли рядом, с наслаждением принимая ласку прохладного ветерка, и провожали последние отблески гаснущей над озером зари.
Мир был неутомимым исследователем и отважным землепроходцем, чьи руки умело держали и штурвал «жука», и геологический молоток, и кельтскую арфу. Ещё в молодости, на Земле, он заведовал огромным биосферным заповедником северной Евразии, а после стал одним из первых добровольцев – основателей кеанской апойкии землян. Могучего сложения, с устремлёнными к горизонту голубыми глазами, с коротко остриженной рыжеватой бородкой и куском выцветшей материи, повязанным поверх волос, он водил экспедиционные отряды в самые отдалённые уголки новой планеты, самозабвенно изучал её планетографию и биологию и обустраивал жизнь на ней. Здесь, на Кее, Мир Атам близко сошёлся с молодой художницей и психологом Геей Лин, которая стала его возлюбленной. После того, как у переселенцев стали появляться и подрастать дети, раскрылись педагогические таланты этой пары, связавшей свою жизнь со школой «Звёздная тропа»…
Радостно взметнулось в тёмное небо пламя костра. Когда образовались первые угли, ребята принялись печь мясистые плоды дерева сид, а Роб молниеносно разместил на небольшом столике кувшины с напитками из ягод, чаши-кубки, выполненные из разноцветного стекла и обсидиановую вазу, наполненную сочными фруктами. С одного края извилистую прозрачную крышку столика украшала цитриновая друза, с другого располагался необычайно крупный кристалл мориона, вызвавший у ребят затаённый восторг.
– Тимо, это что за минерал? – прошептала Юми.
– Это очень редкий здесь чёрный кварц, – также тихо, поддерживая игру, ответил юноша. – На Земле его раньше использовали в магии за способность смещать точку восприятия и открывать канал связи с иными мирами.
– Без звездолётов и станций внешней связи? – удивился Лорки.
– Без них, – подтвердил Тимо. – Но в отличие от них, морион сможет открыть только то, что уже содержится в глубинах коллективной души человечества, и ничего сверх того.
Рам взял из вазы персик, вслух заметив, что обсидиан, из которого она сделана, символизирует космическую ночь, в которой, тем не менее, неизбежно зарождается жизнь в виде таких замечательных, солнечных фруктов. Все, включая Тимо, весело рассмеялись и потянулись к вазе.
– Мы увлеклись горными породами и фруктами и не обратили внимания на замечательное произведение Матушки, – продолжил младший наставник. – Посмотрите, как мастерски она расписала кувшины.
– Да, я давно смотрю, – отозвалась Анита. – Там парящая птица, здесь пейзаж с холмами и рекой, а вот на этом кувшине – горы, как на Земле, и воздушный корабль над ними. И, как всегда на картинах Матушки, всё по правде, так что хочется шагнуть прямо туда.
Мир Атам наполнил и осушил свою чашу, вновь наполнил и подсел к костру, придерживая левой рукой старинный музыкальный инструмент – ирландскую, или кельтскую арфу.
– Рад видеть вас, друзья! – со спокойной весёлостью он оглядел гостей, притихших в ожидании тайны. Давно ли Мир Атам принял в свои ладони их с Геей первого сына Кей Дара, или Кеодара, как его стали звать сверстники? И вот, вокруг вечернего костра сидят представители поколения правнуков, уже третьего поколения, для которого не Земля, а Кеа – родная планета. Между переселенцами и родившимися здесь существуют даже незначительные и вполне ожидаемые антропологические различия, но и тех, и других объединяет общая наследственная память, измеряемая геологическим временем.
Не произнося более ни слова, Мир Атам заиграл незнакомую мелодию, сразу же захватившую всех. Удивительные звуки, извлекаемые руками мастера, бежали сотней ручьёв, рассыпались мириадами сверкающих на солнце капель, на мгновение замирали и, повернув вспять, к своему источнику, вновь сливались в общий стремительный поток. Переливчатые трели, то нарастая, то затихая, зазвучали на фоне ритмичного рокота басов и вплелись в ткань усложняющейся мелодии, в которой ребятам чудились весёлые игры в волнах, а Тимо представлял себе, как они вдвоём с младшей наставницей Элой мчатся под ослепительно белоснежным, тугим от ветра парусом среди солнца, пены и брызг. Матушка Геа взяла высокую ноту, и её сильный и чистый голос зазвучал поверх аккордов арфы, увлекая слушателей то в синь безоблачного неба, то в прозрачную глубину наполненного солнечным светом моря…
Чудесная мелодия затихла, и окружающее пространство постепенно вновь наполнилось ночными голосами и шорохами. Во внешнем мире что-то неуловимо изменилось, как будто возле их костра сблизились силовые линии времени, уплотнив его ход. Громче и отчётливее затрещали в огне сучья.
Первым нарушил молчание Яромир:
– Мир Атам, это вы создали такой шедевр?
– Нет, Яр Мир, не я, – отозвался учитель. – Я только обработал мелодию, которую мне подарили дельфины в Посейдонии.
– Вы сейчас оттуда? Это у противоположного берега субконтинента! – воскликнул Баки.
– Да, Баки, там, на базе морских археологов, которой заведует Кеодар, я провёл последние три дня.
– В Посейдонии находится один из самых интересных артефактов, оставленных Предшественниками – Эргам, или Световой орган, – заметил Тимо.
Ребята дружно подтвердили, что знают, о чём говорит младший наставник: сумрачный зал на глубине пятнадцати метров, вдруг загорающийся при приближении батискафа рядами вертикальных световых колонн, похожих на трубы старинного органа, они видели в фильме по кеанской археологии. Трубы мерцали и меняли цвета по мере того, как батискаф проплывал вдоль них, а когда покидал зал – гасли.
Мир Атам тоже кивнул в знак подтверждения:
– Как раз на Эргаме мне и наиграли эту музыку. Я предвидел что-то подобное как результат программы «Пелагея».
– «Пелагея»? – переспросил Лорки. – Это та программа, в ходе которой на Кее были выведены дельфины – генетические потомка разных подвидов земных афалин?
– Совершенно верно, Лорки, – продолжил Мир Атам. – И здешние «бутылконосые» в результате получились даже более разумными, чем были и остаются их земные сородичи. Позавчера мне это доказали в Посейдонии, где я работал в кальдере древнего вулкана – одного из тех, что ушли под воду миллионы лет назад. Быстро управившись со съёмкой и сбором интересовавших меня водорослей, я решил проведать Световой орган. После мрачной кальдеры, оставляющей зловещее впечатление, было отрадно встретить стайку неизменно жизнерадостных дельфинов. Те окружили батискаф и сопровождали его до самого входа в подводный зал, а как только вспыхнули световые колонны – умчались вперёд и начали весёлую пляску. Они собирались вместе, а затем стремительно разлетались в разные стороны, как на фресках Древнего Крита, и Эргам откликался на их движение. Вы знаете, что на рыб и моллюсков он практически не реагирует, на людей отзывается индивидуальной цветовой гаммой, в зависимости от психоэнергетики человека. Но дельфины вызвали каскады красочных огней!
– Неужели раньше никто этого не замечал? – высказал общее удивление Рам.
– Ни разу работающие там морские археологи не видели, чтобы дельфины подплывали к Эргаму, – ответил Мир Атам. – Не зарегистрировали этого и автоматические камеры. Теперь понятно, что «бутылконосые» долго присматривались к Световому органу издалека и даже изучали наше взаимодействие с ним. Почему они доверили именно мне свою мелодию, я не знаю.
– Может быть, у них из поколения в поколение передаётся память о программе «Пелагея», в которой вы принимали непосредственное участие? – предположил Тимо.
– Я уверена, что дельфины знают всех участников программы и передают эти знания потомкам, – сказала Матушка Геа. – Вы для них настоящие демиурги.
– Да, это пока что самое вероятное предположение, – согласился Мир Атам. – Так или иначе, увиденное мной было удивительно! Пульсации световых колонн и их цветовые переливы подчинялись ритмической закономерности, которую мне осталось только записать, переведя цвета в звуки.