Идол

– Кстати, там, в автобусе же остался народ? – подхватил разговор Кирилл, – Может сходить, посмотреть?

– Там же дождь! – возразила Маша.

– Дождик! Всего лишь дождик! – махнул рукой Кирилл, – Помнишь наше свидание? Самое первое? Оно же было под проливным дождем, в парке. Мы тогда промокли до нитки, а когда дождь закончился, умудрились первый раз, первый раз дорогая, поругаться из-за мокрой одежды! Ты меня сильно толкнула, я упал в озеро. Ты резко три раза поменялась в лице и нырнула за мной. Потом я тебя на руках домой нес…

Маша ушла в теплые воспоминания, широко улыбаясь. Она смотрела куда-то вдаль, ее лицо покраснело и даже раздалось в размерах – щечки набухли, в глазах легкие слезы. Маша трепала себе руки, такое с ней случается, когда она радуется.

– Тут тоже самое, только ты уже под крышей будешь, – сказал Кирилл, отряхнув джинсы от заводской пыли.

– Можно я с тобой? – спросила Маша тихо, – Мне страшно, когда ты уходишь куда-либо без меня.

– Я знаю. Но, сейчас безопаснее здесь, – Кирилл стал гладить Машу по спине, смотря прямо в ее глаза. Они обрели строго овальную форму, сильно напряглись, поменяли цвет, взяв за основу серый оттенок. Слезы резко перестали идти, из-за этого ресницы стали слипаться друг с другом, становясь единым целым. Маша насупила губки. Кирилл, поглаживая рукой спину Маши, чувствовал, как ее тело напрягается от шеи к копчику. Позвоночник принял дугообразную форму, будто бы готовя тело к атаке. Лопатки Маши – словно древний вулкан, образовали на спине своего рода кальдеру. Того гляди начнется извержение!

– Я хочу с тобой! – шептала Маша, – Не оставляй меня здесь!

– Но тут же люди! Ты не одна! – Кирилл натянул фальшивую улыбку.

– Они мне чужие. Кто они? Я их не знаю. А ты мой муж. Я ношу твою фамилию, скоро рожу ребенка, мы одно целое!

– Ты беременна?! – закричал на весь цех Кирилл.

– Пока еще нет, – дрожащим голосом произнесла Маша, – Но, я очень этого хочу! И чувствую, что скоро это случится!

Кирилл поцеловал Машу в губы, крепко сжав ее в своих объятиях.

– Ты будешь идти сзади меня, чуть поодаль, – сухо сказал Кирилл, – Если со мной что-то случится, сразу же беги сюда! Слышишь?

Маша кивнула головой. К Кириллу подошел Юрий Стрелковский.

– Я тоже иду, мне не хочется сидеть в этом цехе, – сказал Юрий.

Едва Кирилл делает шаг, как перед ним вырастает фигура Ивана.

– Не ходи туда! – угрюмо прошипел Иван.

– Тоже дождя боишься? – усмехнулся Кирилл, отодвинув Ивана в сторону, – Мы сходим, посмотрим, вернемся и все расскажем! Это займет минут десять!

– Не боишься, как водитель, быть пригвожденным к автобусу? – язвительно воскликнул Иван.

– Так, стоп! Мы никуда не идем! – вскрикнула Маша, замахав руками, – Там же людей убивают!

– Те, кто в автобусе, уже попутку поди поймали и уехали! А мы здесь торчим! – возмутился Юрий Стрелковский, – Вы как хотите, а я пойду!

Стрелковский зашагал к выходу. Проливной дождь водопадом шел через пробоины в крыше и стенах, частично затопив множество коридоров и помещений завода. Стрелковский накрыл голову рюкзаком, и вышел наружу.

– Мне кажется, он не вернется, – проговорила Света, посмотрев на постепенно растворяющуюся в стене дождя фигуру Стрелковского.

Стрелковский шел по серпантинному коридору цеха, лавируя между потоками воды, бьющими со всех щелей. Выйдя на улицу, Юрий побрел к выходу. Завидев автобус, Юрий остановился, спрятавшись за сторожкой. В автобусе много темных, человеческих фигур. Улыбнувшись и нацепив рюкзак на спину, Стрелковский побежал к автобусу.

– Вот возьму и уеду сейчас! – радостно кричал Юрий, – А вы сидите, ждите, пока дождь закончится!

Юрий с разбегу залетает в автобус и резко останавливается. Внутри – никого. Стрелковский проходит в салон, осматривается, садится на кресло.

– Показалось? – спросил Юрий сам себя.

В автобус заходит Дюбель Аркаша, держа в руке топор. Стрелковский вжался в себя, стал часто дышать. Единственное, что в этот момент пришло в голову Стрелковскому: залечь на кресла, чтобы не было видно. Юрий так и сделал, а ровно в следующую же секунду, истощенное лицо Дюбеля Аркаши оборачивается в салон. Его черные, демонические глаза сощурились, бурого цвета губы напряглись, из-под подбородка повылазили острые шипы, образовав что-то вроде бороды. Дюбель Аркаша пошел во внутрь салона, ударяя топором по спинкам кресел. Юрий лежал и дергался, закрыв глаза и надеясь, что его не заметят. Для верности, Стрелковский даже поджимает ноги, чтобы не загораживать проход в салоне. Дюбель Аркаша проходит мимо, что-то проговаривает себе под нос зловещее и резко втыкает топор в одну из спинок кресел.

– Хватит по автобусу мотыляться, тебя хозяин ждет! – пропищал голос Афрания со стороны дверей в автобус.

– Что? Не смей на меня тон повышать, а то топором изрублю на радость Чернобогу! – ругнулся Дюбель Аркаша.

Стрелковский осмелился открыть глаза. Услышав, как кто-то выходит из автобуса, Юрий разжал ноги, схватил рюкзак и медленно встал. На соседнем кресле сидел Дюбель Аркаша. Его лицо без эмоционально смотрело на Юрия. Стрелковский побледнел, задрожал как осиновый лист. Дюбель Аркаша встал с кресла, и резким движением ударил топором по плечу Стрелковскому. Юрий отлетел к окну, запачкав кресла кровью. Дюбель Аркаша полез на Стрелковского, раз за разом ударяя топором по телу героя.

– Что ты делаешь?! – пропищал Афраний, влетев в автобус, – Тебя хозяин ждет!

Дюбель Аркаша злобно глянул на мертвеца – тот отшатнулся, свалившись на улицу. Дюбель Аркаша размял руки, слез с тела Юрия и, прочертив в воздухе окровавленным пальцем черный квадрат Чернобога громко проговорил: «Взываю к тебе, отец!». Дождь на улице усилился, молнии стали бить вокруг автобуса, разрывая асфальт на куски. Афраний, держа в руках лук и стрелы поспешил скрыться в поле, где его прикрыл своим плащом Мертвый богатырь.

– Ничего, долго прикрываться Чернобогом он не сможет! – пробасил Мертвый богатырь, – Придет час, и я отправлю его через Калинов мост, в небытие!

***

В цеху, забеспокоились отсутствием Стрелковского. Народ, и без того встревоженный происходящим, испугался возможной гибели Юрия. Впрочем, Иван старался противопоставить беспокойству людей теорию, мол, «удрал на попутке, черт!». Надо признать, что Света и Яна слушали Ваню, стараясь быть на его стороне. Остальные же, хоть и боялись выходить на улицу, все больше склонялись к необходимости покинуть завод. Масла в огонь подливала Аделина Львовна, избивающая Петрусечку и громко причитающая о дискомфорте, который она испытывает. Ее возмущения раздражало даже больше непрекращающегося ливня и гибели нескольких людей.

– Давайте ее оставим, мужа заберем и уйдем, а? – предложил Павел Борисович, получив тучу душераздирающих взглядов из заплывших жиром глаз Аделины Львовны, – Свяжем ее, она вон, какой боров! Ее голос хуже дьявола!

Маша вцепилась в Кирилла, боясь отпустить мужа к автобусной остановке. У Маши есть основной козырь, которым она пригвоздила Кирилла к себе: девушка не гнушалась рассуждать о ребенке, беременности, о том, как она его нянчит. Падкий на эти слова Кирилл тут же обретал окрас послушного мужа, стремясь угодить любимой жене. Но, стоило Маше ослабить хватку, как Кирилл шел в авангарде желающих покинуть цех.

– Я хочу родить от тебя! Я радею за наше будущее! А там, снаружи, стрелы, убийцы, черти пойми, что! – трезвонила Маша на ухо Кириллу, буквально зомбируя его. Сидящий неподалеку Антон грустно смотрел на Кирилла, сочувственно кивая и разводя руками: «мол, что поделаешь, жена же!». Впрочем, сам Антон тоже был близок к состоянию Кирилла. Света, кажется уставшая от депрессивной обстановки бывшего Парового завода, стала искать пути контактов с парнем. Марта стремилась чинить препятствия своей старшей сестре, памятуя о Генке-кобеле. Но, Света, постепенно выходящая из депрессии, ходила по малому кругу, вокруг Антона, то и дело воротя фатальные движения, играя в «дразнилки» перед парнем. Нависший на секунду над Антоном Иван сухо сделал вывод: «Парень, да ты к успеху идешь! Она твоя!». Антон, не выдержав двойного давления, скрылся за колонной, откуда подсматривал за Светой.

– Что ты творишь? Ты флиртуешь с кем попало! – гневалась Марта, махая руками перед Светой.

– Я тут подумала: «А, черт с ним!» У меня все еще впереди! – улыбаясь говорила Света, видя, что Марта за нее на самом деле рада. Просто ее беспокойство за старшую сестренку выходило на первый план. Тем более, что попутно приходилось следить еще и за Яной, успешно обсуждающей что-то с Иваном. Томный взгляд парня на Яну приводило Марту в бешенство.

– Трудно быть средней сестрой? – спросила Аня Покровская Марту, – Вроде бы посередине, а следишь за всеми.

– Да. Я у них что-то, вроде диктатора, – грустно сказала Марта, – Мне мама с папой говорят: «Что ты за ними следишь!», а я не могу иначе. Мне подруги говорят, что «у тебя врожденный родительский инстинкт, который как пиявка в твоей голове!».

– Может, ты просто еще не влюблялась? – спросил Аня Покровская, заметив, как Марта скривила лицо от поцелуя Ивана и Яны.

– Просто я мамка-средняя сестра, – улыбнулась Марта.

Едва Покровская решила отойти от Марты, как та ее окликает: – А откуда тебе известно, что мы сестры?

– Подслушала ваш разговор, пока мы выезжали из Озерска, – извиняясь, произнесла Аня, почувствовав, что раскрыла саму себя!

– Ну… знаешь, хорошо, что я, не творя сестра. А то, сейчас бы читала нотации. Короче, посмотри назад, – сказала Марта, съеживаясь от холода.

Аня Покровская обернулась в сторону брюнета, сидевшего на большом валуне и пьющего сок. Внешне, брюнет почти как Гоголь, сидит в изящной позе, на валуне, сложив одну ногу на другую, будучи обладателем стройной фигуры и широких плеч, одетый в черный костюмчик, бежевые брючки, увенчанные коричневыми мокасинами (ставшими уже грязными из-за бродяжничества по руинам) и белыми носочками. Последние, будто бы выглядывают из-за укрытия, следя за кем-то (или чем-то) важным. Брюнет сидел с упаковкой сока, медленно пил ее, все время теребя второй рукой свой рюкзак (видимо, там что-то сокровенное). Брюнет водил глазами по цеху, и, увидев смотрящую на него Аню Покровскую застыл неподвижно, начав целеустремленно «сверлить» девушку глазами.