Путин. Человек с Ручьем

– Нам его слезы не помогут, – сказала пожилая женщина.

– И еще я скажу. Там очень трудно работать. Наш матрос упал за борт с катера, но его вытащили. Один спуск норвежского водолаза стоит десять тысяч долларов, об этом тоже надо помнить.

– Да что он нас укачивает! – возмутился кто-то.

– Офицеры на «Петре» без сил! Они работали 12 суток и спят там, где их оставляют эти силы. Два наших офицера чудом остались живы в спускаемом аппарате. Ой, девочки, как это сложно! Я четыре дня назад был в Чечне…

– Не надо сравнивать! У нас уже не держава, а похоронное бюро!

– Я переживаю, сочувствую, мое выступление спонтанно. Но надо знать Попова…

Полковник Сидоров наконец снова отдал микрофон Лекаревой. Ей стали жаловаться, что в городке Видяево живут полуголодные люди, а в домах нет горячей воды, унитазов…

– И с соседями я переругалась! – в отчаянии добавила одна женщина.

– Ничего, помирим! – обрадовалась решаемому вопросу Лекарева. – Я считаю, давно надо поднимать проблему федерального закона о защите прав военнослужащих.

Тут в зал вошли Попов, Куроедов и Евдокимов. Их принялись внимательно слушать.

Попов сразу приступил к делу.

– Вчера, – сказал он, – мы вскрыли девятый отсек. Видимости там нет. Лопнула масляная цистерна. Видеокамера ничего не видит. Думаем, как опустить туда человека.

– А человек увидит? – с сомнением спросили его.

– Надеемся, что муть осядет, – твердо сказал Куроедов.

– А почему воду не откачиваете из отсека?

– Очень хороший вопрос, – еще больше оживился он. – Мы, как выяснилось, шесть дней качали, как говорится, из моря в море. Потом нашли трещину, из которой утекала вода.

– Как же вы смогли довести аварийно-спасательную службу до такого состояния? Это же идет с 83-го года! – поднялся с места отец одного из ребят. Он повторял это уже не первый день в разных местах, и его не очень, честно говоря, слушали. Всех смущал этот 83-й год: слишком уж давно.

– Вот вы говорите 83-й. А я признал состояние флота закритическим три года назад, когда принял его, – заявил Куроедов. – Но вернемся к лодке. Проект, над которым работают ученые, будет доложен мне уже в начале ноября.

– Как в начале ноября? – опять застонали в зале. – Начнутся шторма… Что же вы делаете? И как можно было объявлять в стране траур, когда наши мальчики живы?

– Давайте перейдем к другому вопросу. От вас, я слышал, было предложение выйти в точку катастрофы. Если вы подтверждаете, я дам корабль. Вот проведем завтра митинг памяти экипажа… – и вперед!

Зал просто взвыл.

– Да что вы их все хороните! – кричали одни. – Заживо!

– Достаньте сначала хотя бы один труп! – другие.

– Достать? Хороший вопрос, – опять одобрил Куроедов.

– Ломайте лодку пополам и тащите ребят!

– Не смейте! – плакала девушка за моей спиной. – Водяные пузыри… Живы они, живы…

– Кто принял решение, что люди мертвы?

– Вы командующему Северным флотом не верите? – неожиданно резко спросил Куроедов.

– Конечно, нет! Ответьте!

– Тогда я вам технически объясню. Когда открыли люк и ничего не увидели, опустили камеру, она тоже ничего не увидела. Вот осядет масло…

– Да масло не может осесть! Оно легче воды!

– Действительно. Значит, поднимется.

Было полное впечатление, что он просто издевается над людьми, которые сидели в этом зале. Но ведь этот человек, я уверен, оскорбился бы, если бы ему это сказали. Он пытался им объяснить, насколько все сложно в деле, в котором они ни черта не понимают, зато берутся о нем судить, и только забывал иногда, что масло легче воды.

– Вы верите, что ребята живы? – спросили его.

И знаете, что он сказал?

– Хороший вопрос! Я отвечу на него так же прямо, как вы спросили. Я до сих пор верю, что мой папа, который умер в 91-м году, жив.

Тогда ему задали еще вопрос. Тоже, наверно, хороший:

– Почему вы сразу не обратились за иностранной помощью?

– Я вижу, – ответил он, – что вы больше смотрите четвертый канал, чем второй.

– Когда вы сообщили наверх, что спассредств не хватает?

– Три года назад, – невозмутимо доложил он.

Я думал, кто-нибудь из отцов даст ему по физиономии. Но они, наоборот, как-то сникли и потеряли интерес к этому разговору. Им стало просто не до него.

И ему, впрочем, не до них. Он сунул микрофон вице-премьеру Клебанову. Тому задали единственный вопрос, который всех только и интересовал:

– Когда вы их вытащите оттуда?

– Может быть, через несколько месяцев. Может быть, через год. Не знаю точно.

Он сказал это почти беззаботно. Зал взревел. У людей, оказалось, еще остались силы. Невысокая женщина в мохеровой кофте и длинной, до пят, юбке подбежала к нему, схватила за грудки и стала трясти:

– Ты, сволочь, иди туда и спасай их!

Сразу несколько полковников бросились к ней оттаскивать. Это оказалось нелегко. Она вцепилась в Клебанова и кричала:

– Вы такие подонки… подонки…

Клебанов долго поправлял галстук. Лицо его стало каменным. Было такое впечатление, что он обиделся. Он перестал отвечать на вопросы и только вдруг выпалил: