Высокое напряжение

«А что делать было? – жаловался впоследствии Костик. – Девчонка на последнюю электричку опоздала, своего дивана у меня нет, вот я ее к шефу и пристроил. Ключ в дежурке взял запасной и уложил на диванчик. Думал, с утречка разбудить, пока отец-начальник не заявился, да не успел – троллейбусы не ходили. Сломались, мать их!»

Так что, теперь Костик тоже очутился в «убойной» компании.

Последним из присутствующих сейчас в кабинете – Пашу Гончарова оставим на потом – был Игорь Петрович Таничев. Именно так, по имени-отчеству следовало обращаться к вышеупомянутому лицу. Потому что Таничев, в отличие от остальных, был настоящим аксакалом. По возрасту он приближался к сороковнику, по стажу работы – к двадцатнику, а по количеству знакомых в районе – к числу неустановленному. Но что больше сотни – определенно.

Что же касается его особенностей, наиболее яркая из них заключалась в том, что он никогда не говорил: «Не знаю». Всегда что-нибудь отвечал, даже если действительно не знал. Прямо «Что, где, когда» в одном лице. Подобная голова была достойна уважения, а личность, носившая эту голову, – вежливого обращения.

Сгубила Петровича тоже страсть. Как это ни печально, самая заурядная страстишка – любовь к спиртному. Ребята Петровича понимали – человек старой закалки, застойного времени и жертва тлетворного влияния социализма.

Перестройку и капитализацию родного общества он воспринял с пониманием и поддержкой, но страсть к выпивке захватил с собой, наверное, на память о коммунистическом строе. Однако стоило кому-нибудь упрекнуть его в излишествах, как он довольно трезво начинал цитировать Дзержинского, мол, милиция – это лучшие представители народа. А раз народ пьет, «то почему представитель не имеет права?» Конечно, Петрович не был завзятым алкоголиком, тем более последним пропойцей, но если находился повод, он никогда не отказывался.

Само собой, пьянство – штука плохая и в органах не очень приветствуется. Но Петровича так долго не увольняли по двум причинам: во-первых, он ни разу «не влетал», и во-вторых, он был весьма неплохим опером.

Имея внешность среднестатистического пьяницы, он быстро находил контакт с гопниками, БОМЖами и прочими низами общества. Когда он вызывал в кабинет подучетный элемент, постороннему глазу было бы трудно определить – где Петрович, а где «элемент». «Элемент» же уважал его за рассудительность, справедливость и внешнюю схожесть. Когда в притоне после совместной пьянки кто-нибудь находил удостоверение Таничева, то без всяких вопросов приносил в отделение – владельцу.

Петрович, постоянно вращаясь в подобном обществе, обладал неплохим знанием оперативной обстановки на своем участке и имел самые высокие показатели. Иногда бедняга-потерпевший еще не успевал обнаружить кражу, а Таничев уже знал, кто ее заделал и где вещички.

При всем этом Петрович чувствовал меру, держал «марку» и не допускал панибратского отношения к себе со стороны «элемента». Ценное качество. Вроде бы свой, но и на расстоянии.

С Таничевым долгое время проводилась воспитательная работа, на собраниях он торжественно клялся завязать пить без закуски в рабочее время, но после тех же собраний нажирался в стельку. Поэтому, недолго помучившись, на воспитательную работу махнули рукой. Только во вред. Человек не в детском саду, сам все решит.

Но при первой удобной возможности от Таничева не преминули избавиться. От греха подальше. Не влетал, не влетал, а вдруг… Сейчас с этим сурово. Не приведи Господь. Получит и влетевший, и начальник.

Петрович не обижался, перевод не влиял ни на должность, ни на звание. Разве что на обратный путь до дома. Теперь приходилось ездить на пару остановок дальше.

Два остальных парня из «убойного» отдела были для всех «темными лошадками». В отделениях они отработали по два месяца, и начальство, дабы не тратить время на обучение и воспитание, сплавило их в группу, вероятно, посчитав, что стаж в два месяца есть вершина опыта. Оба чем-то были схожи внешне – короткий ежик волос, кубик-торс и сбитые до шишек кулаки. Паша в запарке иногда путал их по именам – Лешу с Колей и, соответственно, Колю с Лешей.

Леша, придя в команду, притащил боксерскую грушу, гантели и эспандер, а Коля – перчатки и кимоно. Теперь они, набираясь столь необходимого в оперативной работе опыта, дружно выколачивали из груши опилки, рассудив, что, чем быстрее они окончательно собьют себе кулаки, тем быстрее научатся раскрывать убийства. Сейчас они укатили договариваться с кем-то насчет спортзала.

Попытки Таничева и Гончарова объяснить, что главное – как раз не умение бить, а умение находить того, кого бить, они восприняли, как Таничев – лекции о вреде пьянства, поэтому на спортсменов махнули рукой. Вот только попросили не ломать перегородку между кабинетами, когда они снова решат поднабраться спортивного опыта. Ремонт нынче стоит дорого. Гораздо дороже груши.

Паша, пожалуй, был единственным, кто попал сюда на демократических началах. Нельзя было сказать, что он идеал оперативника и ему чужды недостатки, имевшиеся у коллег-оперов. Он в полной мере обладал ими всеми, но, может быть, в значительно меньшей степени. Любил выпить, любил женщин, любил футбол. Любил резать правду-матку, но… Всего понемногу. Без последствий и далеко идущих намерений. Типовой проект, как говорят строители. Человек толпы, как заверяют писатели.

В связи с тем что в его отделении опытными были все, а резко бросающихся в глаза недостатков ни за кем не замечалось, то все решил жребий. Пятеро оперов бросили кубики, и после Пашиного броска в отделении осталось уже четверо оперативников, а Гончаров перебрался в вытрезвитель.

До сегодняшнего дня команда не раскрутила ни одного серьезного убийства, кроме пары «бытовух», что было и понятно. За месяц очень тяжело создать сильную структуру, да и багаж, привезенный из отделений, был тяжел – потенциальные «глухари» с отсутствием каких-либо зацепок. А тут что сто, что тысяча человек – пока нет информации, остается лупить грушу. Заметьте – не околачивать.

Получить информацию можно двумя способами – ждать, когда кто-нибудь позвонит и обрадует, что вашу «мокруху» берут, приезжайте с «пузырем», либо копать самим, согласно утвержденному руководством плану. А так как планы были типовыми и друг от друга ничем не отличались, кроме как фабулой преступления и фамилиями потерпевших, то надежды оставались только на первый вариант. В некоторых случаях даже неизвестно было, где копать. Все вроде проверено, отработано, а результат – ноль.

Поэтому для начала ребята сосредоточились на делах, по которым можно было хоть что-то выкопать. Остальные были засунуты в сейф до лучших времен. Лишь изредка в них подбрасывали липовые справки о проверках якобы поступающих сигналов.

В настоящий момент никто ничего не копал. Ни вширь, ни вглубь. Паша посвятил себя более важному и необходимому занятию. Он изучал тактико-технические данные пистолета имени Макарова, как он его называл. Вот ведь, зараза, экзамен заставляют сдавать, иначе «пушку» на постоянное ношение – кукиш с маслом. А без «пушки» в нынешние времена никуда. Как без молотка в домашнем хозяйстве.

Признаться честно, до сегодняшнего дня Паша знал только одно тактико-техническое свойство сего оружия – если поставить затвор на затворную задержку, то получившимся сочетанием «рамка-ствол» очень удобно открывать пивные бутылки. А тут, оказывается, столько еще интересного – начальная скорость полета пули, убойная сила, вес с магазином и без. Прямо высшая математика.

Стрелял Паша за всю свою практику только один раз. И то не по преступнику. Лет шесть назад пьяный мужичок, выйдя во двор, стал натравливаться свою овчарку на прохожих. Кто-то вызвал милицию. В дежурке случайно оказался Гончаров, отработавший к тому времени в органах недели две.

Когда он и водитель подъехали к месту происшествия, собака уже успела разорвать пальто у двоих гуляющих. И с диким лаем ломанулась на вышедшего из подъезда пацана. Когда страшные челюсти уже готовы были сомкнуться на горле насмерть перепуганного мальчишки, Паша нажал на курок. Не имея никакой стрелковой практики, он тем не менее попал с первого выстрела. Подбежавший водитель добил раненого зверя.

Все бы ничего, но вопрос стрельбы по животным в то время четко регламентирован не был. И хозяин псины, оказавшийся райкомовской шишкой, передернул происшедшее в свою сторону – что ж такое, пьяные менты совсем обнаглели, стреляют по домашним животным мирных товарищей.

История для Паши и водителя могла закончиться, в лучшем случае, вылетом из милиции. Но им повезло, тогдашний начальник РУВД, будучи на короткой ноге с обиженным райкомовцем, замял инцидент. Ни о какой правоте стрелявших речи просто не шло. В итоге Паша с водителем ограничились строгачами, и за Пашей укрепилось новое прозвище – «Член добровольного общества защиты людей от животных».

Пашины открытия в области стрелкового оружия прервал Вовчик, начавший зачем-то цитировать инструкцию вслух. Жарко.

– Необходимо установить владельцев собак и кошек, проживающих в районе совершения преступления, опросить их и выяснить, не видели ли они преступника в месте выгула животных…

– Я бы заодно опросил владельцев хомяков, черепах, канареек и рыбок, – подал голос скучающий Таничев. – На всякий случай. Вдруг повезет?

Внеся коррективу в учебное пособие, Таничев прислонился к холодной стенке и закрыл глаза.

Паша снова врубил вентилятор. Лопасти начали плавно набирать обороты. По радио объявили полдень. Часа в три-четыре в соседнюю дверь вытрезвителя начнут прибывать первые клиенты-пьяницы, оглашая окрестные дома криками-воплями о своем бесправии, о ментовском беспределе, о том, что простому русскому мужику теперь и выпить нельзя, и о том, что завтра все станет известно дяде-папе-брату, которые этого ментам так не оставят. Многие уже ничего не будут кричать, откричав свое до того – на свадьбах, именинах, поминках или в «аквариумах» отделений милиции.

К подобному шумовому сопровождению ребята уже попривыкли, чего нельзя было сказать об их посетителях. Хорошо хоть вход в группу с улицы был отдельным. На дверях Таничев прибил табличку: «Не входить, убьет! Высокое напряжение». Череп с костями Петрович рисовать не стал ввиду отсутствия таланта живописца.

Объявление избавило группу от ненужного вторжения пьяниц и их родственников с глупыми домогательствами: «А нельзя ли замять, а нельзя ли без протоколов? Давайте, мужики, по жизни договоримся, по-людски».

Жалко в телефонную трубку нельзя было вмонтировать такую же табличку. Телефон был запараллелен с каким-то вытрезвительским кабинетом, и влетевшие граждане частенько добивались прощения у Паши или Вовчика.

Костя, отзвонившись очередной мадам, положил трубку и склонился над грудой бумаг в белых корочках.

Белкин, дождавшись освобождения связи, отодвинул инструкцию, раскрыл свой блокнотик и набрал номер, вслух зачем-то пояснив:

– По трупешнику надо бы определиться…

У Вовчика имелась привычка иногда сопровождать свои действия комментариями. Вроде как остальным пояснить надо. Для ясности.

Сейчас он звонил по поводу обнаруженного накануне в подвале мертвого БОМЖа с черепно-мозговой травмой. Кто-то из присутствующих там граждан уверенно заявил, что мужичок жил когда-то в соседнем доме. «Ну, тик-в-тик он. Третий подъезд, седьмой этаж, дверь налево…» Белкин без труда установил телефончик.

– Алло, алло… Квартира семьдесят восемь? Отличненько. Из милиции. Вот такое дело. Мы вчера мужчину нашли. Имеем предположить, что это ваш родственник, вроде как муж. Что значит нашли? Ну, просто нашли. Лежал. Секундочку, секундочку, не пропадайте. Вы когда своего супруга в последний раз видели? Сегодня? Утром? И что, был жив? А, ну да. Тогда еще вопросик, он у вас в каком подвале жил? Алло, алло! Дома жил? Генеральный директор? А-а-а… Сейчас еще минутку подождите. – Вовчик перелистал блокнотик. – Тьфу ты, перепутал! – тихо выругался он. А затем в трубку произнес: – Ну ладно, виноват, значит, ваш родственник жив. До свидания!

Вовчик нажал рычаг телефона, намереваясь перезвонить снова, но телефон мгновенно затрещал, предотвратив очередную подвальную полемику и как бы упреждая выяснение тонкостей быта следующего генерального директора.

Паша успел к трубке первым.

– Слушаю.

– Паша, кто там есть у вас?

Дежурный Королев всегда задавал этот странный вопрос. Какая, в принципе, разница, кто там у них есть?

– Все есть.

– На Вишневке труп в «адресе». Ты как накаркал. Сгоняйте, посмотрите, что там. Местные уже выехали.

– А поподробней? Может, не криминал?

– Может. Если он сам себе руки связал.