Мы

… Что ж упивайся, власть талмудной

пыли,

Заняв на время наши храмы и места,

Но помни! Мы не позабыли

Позорного предательства Христа…

А.В. КОЛЧАК

Лето

Очередные каникулы. Лето. Как у большинства ребят периода светлого социализма (середина 70-х) лето делилось на несколько этапов: пионерлагерь, с родителями на море и разные другие опции, выражаясь современным «русским» …

В виде этой самой опции мне выпадала самая счастливая, самая веселая, добрая и беззаботная пора – в деревне у любимой неней (тат.– бабушка) недалеко от Уфы. Безлимитное счастье : купание, катание на велике без ограничения количества и времени, ночные посиделки у костра с печеной картошкой и наивно страшными, и смешными рассказами. Первое замирание где то внутри от того что рядом с тобой и даже слегка касаясь оказывалась девочка которая тебе, наверно, очень нравилась, но ты же не мог проявить такую “слабость” и признаться самому даже себе, что воля твоя стала пластилином. Я перешел в 7-ой класс. Еще прошлым летом не испытывал подобного: может, сморозил бы какую-то глупость – дернул там за косичку…

Наведывались родители иногда по выходным. Но это совсем не как в лагерь, когда до встречи с ними на тебя уже успевали «настучать» Причина, почему то, всегда находилась. Здесь ты был под мощной защитой неней и все обходилось без малейших замечаний и упреков. И мы с братом, конечно же, пользовались этим. Уходили от прямого ответа на неприятные, как нам тогда казалось, вопросы. Все помнят эти обязательные для прочтения книги, какие то нелепые задания в виде гербариев – среди моих друзей и знакомых я не встречал выполнивших все это. Но порой что то ''цепляло '' из литературы и не всегда по возрасту, и не из списка.

Отец много работал и даже летом мы видели его редко. Его приезд всегда ждали. Кроме каких-то подарков, было интересно просто подурачится, побороться или послушать что-то. Он был непревзойденный рассказчик. Часто было трудно понять, он сейчас шутит или рассказывает быль. Нас с братом всегда занимал игрой-проверялкой памяти и внимательности. Игру можно было назвать десять признаков или десять предметов. Надо было запомнить предметы на столе или еще где то и описать, лучше – если назовешь десять отличительных признаков: цвет, форма, размер, возможно, какой то рисунок, скол (царапина) и пр. уже не видя предмет описания. Мы с братом порой споря, наперегонки делали все это. И было так весело, все смеялись. Играю, кстати, до сих пор. Только потом, много лет спустя, я понял, откуда эти тренинги. А помните такую игру: два человека берутся за У-образную кость куриной грудинки (не живую конечно) и переламывают ее? С этой минуты начинается игра. Смысл обмануть противника и дать ему в руку что-либо и если он в ответ не говорит: «Я помню», то ты просто восклицаешь – «Жэдечь» (что значит «Я выиграл»). Между моим отцом и одним из родственников игра длилась более 10 лет. Или мы показывали свои новые достижения на турнике или еще что -то в этом духе. Бывало, собиралось много народу – большая родня и мы устраивали турниры по стрельбе из пневматического ружья. Никто никогда не выиграл у отца. (Запись в его военном билете за 1945г. гласила: Воинское звание – ст. лейтенант, Должность – командир взвода, Воинская специальность – снайпер). Было ощущение праздника. Мы были вместе. Я любил это время больше всего. Время, когда не была еще мне ведома скорбь потерь близких, страдания от лишений и прочих невзгод. Казалось, так будет всегда.

Были и дни поскучнее. Лил дождь, холодно и большую часть дня, сожалея о утекающем времени каникул, приходилось оставаться в доме. Тогда читал, ожидая заранее отмеченную в программке-газете передачу. Было всего два канала: первый – показывал плохо, а второй – еще хуже. Но что-то пытались высмотреть. Плюс, если дождь с грозой, то и вообще электричество вырубалось.

В один из таких дождливых дней, я остался с неней. Брат с родителями в городе. Неней что-то, очень вкусно пахнущее, поставила готовиться в печку. Тем временем занялась домашними делами: уборка, мелкая стирка вручную, какая-то перестановка (я пытался помогать). И вот, она открыла свой огромный, как мне тогда казалось, сундук. Кто когда-либо был в деревенских избах, видел такие сундуки – деревянные, обитые по краям узорными железными накладками (да простят меня мастера сундучные, если я обозвал детали сии неправильно – так не из неуважения, а незнания). Открывался он двумя ключами: один длинный и простой с виду, второй – короткий, но с вычурной формы язычком. При повороте ключей в замках что-то внутри щелкало и раздавалась тихая механическая мелодия. Неней, по «секрету» сказала, что мелодий шесть и звучат они по известной только ей очередности, т.е. установленной изнутри. И она узнает, что кто-то был непрошенный, если прозвучит не та. Но случаев таких (Слава Аллаху) не было.

Отец однажды заметил и спросил неней,

– Как его (сундук) занесли в дом?

– А почему ты спрашиваешь, улым?( тат. – сынок) (Улыбаясь).

– Так он же не войдет ни в одну дверь, ни в одно окно… Плюс – он же не разборный, как я понимаю? Или его сделали уже в доме 200 лет назад, или дом построили вокруг него, когда? – Пошутил загадкой отец. Его стиль.

Никогда до этого не задавался вопросом, когда же был построен дом?

Ответа никто не услышал, что-то всех отвлекло тогда. При мне, по крайней мере, эту тему не обсуждали больше

. Сундук был набит девичьим приданым. Всё в нем было аккуратно сложено А внутри сундука, помимо основного большого объема, было множество всевозможных отделений, ящичков и встроенных шкатулок. Некоторые из них имели свои замки и маленькие ключики на той же связке, что и два больших. Я никогда так и не увидел содержимое всего сундука, как и открытыми все ящички в нем. В тот день первым, неней достала наряд невесты. С любовью и задумчивой тоской в глазах от нахлынувших, вероятно, воспоминаний положила она его на колени и мягко провела рукой. Зеленая бархатная жилетка была расшита золотыми нитками и бисером. Звонкий перелив, серебряных, похожих на мелкие монетки, украшений с причудливыми изображениями девушек то танцующих, то идущих с высокими кувшинами за водой, наверно, то держащих коней под уздцы, то со львами, то с павлинами и т.д. подчеркивают торжественность его предназначения (как потом я узнал – это было уже влияние башкирского национального наряда). Следующий предмет – шелковое платье бирюзового цвета с золотого цвета оборками на рукавах и юбке. Оно казалось воздушным, празднично нарядным. Тут неней поднимает темно зеленый колпак, который до этого отложила в сторонку, перекидывает шелковую обрамляющую его фату через голову и надевает. Как же преображаются ее небесно-голубые глаза – ясными и игривыми они становятся в раз. За этим блеском даже морщинки как будто исчезли. Я увидел перед собой шестнадцатилетнюю невесту. Неней, я люблю тебя – именно такой буду помнить всю жизнь! От такого преображения я подаюсь вперед и обнимаю родного человека. Неней улыбаясь, гладит добрыми, нежными руками мою голову. Она так и не надела свой наряд .Событие, к чему он был приготовлен, тогда не состоялось.

Оставаясь с колпаком на голове, неней продолжает перебирать аккуратно сложенное свое богатство. Открыв один из множества секретов-ячеек показывает мне пожелтевшие от времени плотные листы с арабской вязью, объясняет, что нужно будет их положить с ней в могилу, когда время придет. Хитро улыбаясь при этом, произносит,

– Многое еще надо успеть, много рассказать, многому научить тебя, улым!

– Неней, а что это?

– Это Коран, улым. Так положено у нас. Надеюсь, не так скоро – опять улыбаясь.

Очередь за следующим боксом (простите за нерусское слово).

– Неней, а что это за письма, от кого? – показываю на исписанные мелким почерком перетянутые синей атласной лентой листочки – они с фронта?

– Разные, но все от кортатая (тат. – дедушка)

– Неней, а ты расскажешь мне о нем? – хотя много раз уже слышал рассказы о войне, о нем. Но, я был готов слушать это бесконечно.

– Обязательно, улым!

Среди прочих бумаг и документов, неней показывает мне толстую тетрадь с потертой, когда- то коричневой и хранившейся долгое время согнутой пополам и от того переломленной обложкой. « Я даже представил, как кто-то, еще не ведомый мне, достает эту тетрадь из внутреннего кармана шинели, разгибает, открывает ее и что-то быстро записывает и убирает обратно, согнув при этом пополам».

– Это, улым, записи.Ты их скоро прочитаешь, но прежде, прежде я должна тебя подготовить. Рассказать суть, того, что тебе уготовано . Это твоя НОША и все с этой минуты в твоей жизни будет посвящено Этому.

– Неней! Ты сейчас говоришь серьезно?

– У тебя будет все как у всех: учеба, какая-то работа, любимая женщина, дети… Но ты всю жизнь, каждую минуту будешь готов к своему предназначению.

– Это что-то смертельное? Страшное? Я буду как самурай? – До этого от отца – и сам читал – слышал о беспредельной верности своему долгу самураев. Не было тогда фильмов об этом и каратэ знали особо продвинутые. Сегодня пятилетний ребенок вам расскажет о ниндзях и прочих самураях больше, чем тогда было в наших источниках.

– Возможно, риск и будет твоим попутчиком в жизни, но верность долгу первейшая и неукоснительная твоя роль в жизни. Самурай – не наше слово, я бы назвала тебя, скорее, батыр, богатырь, витязь или просто воин. Но до этого надо еще много узнать и многого достичь.

Смотрел в изменившиеся ледяные проницательные глаза неней и чувствовал ее взгляд внутри – за грудной клеткой. Черная точечка зрачка в обрамлении красивых голубых и все равно родных глаз, казалась неживой, пугающей сверлящей металлической. Я молчал, понимая, что к чему- то я уже никогда не вернусь. Потерял ощущение реальности. Мысли хаотично бегали ни на чем не фиксируясь или в тот момент, их и не было никаких.

– Но, не об этом сейчас речь – продолжила она, – мы вернемся – и еще много раз об этом будем говорить. Уже то, что ты сейчас увидел и к чему прикоснулся – является большой тайной. Ты сейчас поклянешься никогда и ни с кем, кроме меня и твоего отца это не обсуждать и не рассказывать. Но и многое тебе придется добыть, домыслить и также хранить. А кому все эти знания передать, я тебе объясню…

… Я вспомнил, как три года назад я играл в карты с соседом и мы подрались. Пришла его мать к неней жаловаться на меня.

–… Он же сын инженера, как он мог избить моё невинное чадо?!..– и все в таком духе. Я все слышал и тихо «угорал» от этих слов.

Когда соседка, убежденная что кара в виде ремня или чего подобного меня постигнет после всего, что она выговорила, ушла, со мной была проведена устная беседа. Клятва, которую я дал, не играть в азартные игры, не нарушу никогда. Ведь, я дал ее неней, а если нарушу – это значит, предам ее. Неней уже нет в живых, светлая добрая память, любовь к ней будут со мной – пока, я способен дышать. Думаю, она тогда прочувствовала, что увлечение подобными играми может однажды сильно помешать в жизни. И предвосхитила такую нежелательную ошибку.

Но в этот раз, все было несколько иначе. Вселенская обреченность, неизбежность всего последующего и в то же время, закономерность происходящего сейчас – все это одновременно нахлынуло в мой, уже теперь не детский, мыслительный орган.

Я кладу руку на пожелтевшие листы Корана (не являюсь религиозным фанатиком, но здесь – другое) и повторяю слова клятвы за неней. Теперь, поклялся не только ей, но и Богу и небесам хранить тайну и быть верным долгу. В серьезности происходящего не усомнился ни на грамм, но все было как во сне.

Еще ничего не зная, я уже был причастен к большой тайне, которая могла иметь серьезные последствия для людей, дай Бог, добрые.

– Всё почитаешь позже, а сейчас возьми в руки и открой эту тетрадь.

Осторожно беру, открываю обложку – она никак не подписана – и гляжу на первую страницу тетради, которая изменит мою будущую жизнь, посвященной сохранению и возможно, при определенных ситуациях, передачу какой-то тайны.

(Страница была исписана порой неразборчиво, с –Ъ на конце некоторых слов, с Е – тоже похожей на Ъ с палочкой, и с некоторыми И – I с точкой, со сносками, сокращениями и какими-то то ли схемами, то ли картинками во время мыслительного процесса. Поэтому здесь я позволил себе много доработать до понятного восприятия весь дневник. На это ушло несколько лет ).

1918 год (это дописка моя, следует из последующих событий) (Несколько листов начала тетради вырваны – видны неровные края их)

20 сентября 2 буксира готовы. Баржу усилили еще двумя пушками Hotchkiss (было написано латиницей) ночью выходим.

В команде 43 моряка. Все проверенные и прошедшие со мной горнило войны с германцами на Балтике. Троих мичманов – еще с северных походов .Опытнейшие моряки. Но предстоит выполнение задачи на другой воде. Река имеет свои особенности, поэтому с нами два речных капитана, работавших до сей поры в фирме купца Стахеева Николая Дмитриевича. Капитаны опытные, не один десяток лет отходившие навигацию по нужному нам маршруту.

В механических мастерских Каткова под Елабугой в селе Мысовы Челны и подготовили нашу экспедицию..