Тропа нырнула в тенистые заросли хвойных красавцев, чьи длинные мягкие иголки источали тонкий бодрящий аромат, и повела с незначительным уклоном вниз. Среди высоких крон носились и гомонили разноцветные стайки пернатых, водившихся на Кее в изобилии. Анита раскрыла ладонь, чтобы ещё раз полюбоваться найденным на перевале голубым полупрозрачным камешком с вкраплениями золотистых звёздочек («как галактики в космосе»), улыбнулась, показала находку Яромиру и спрятала её в кармане шорт.
Сброс высоты был недолгим, в течение следующих трёх часов тропа вела извилистой лощиной вдоль бегущего навстречу ручья, иногда отдаляясь от него и забирая немного вверх, чтобы срезать особенно замысловатый поворот русла. Наконец ребята перевалили небольшой водораздел, и наметился устойчивый спуск, а в просветах между ветвями показалась малахитовая гладь огромного озера. Слева от тропы на границе леса стояло здание биостанции – добротно сложенный сруб, который венчала высокая двускатная крыша. Пропитка не только защищала дерево от гниения, но и придавала ему радостный оттенок светлого янтаря. В стороне, возле воды, виднелась оранжевая полусфера лодочного ангара, а сразу за домом начинался широкий песчаный пляж, посреди которого, созерцая бескрайнюю озёрную даль, стояла Матушка Геа.
Обернувшись, она улыбнулась гостям, обняла стремительно подбежавшего Тимо, расцеловалась с каждым из учеников и, подобно Аните на перевале, ласково потрепала Роба по кремнепластиковому корпусу: «Спасибо, трудяга!»
– Мир Атам на воде? – спросил Тимо.
– Гораздо дальше, далеко за озером, – ответила Геа.
– Что-то новое?
– Да, и очень интересное. Он вернётся к закату и расскажет об открытии. А сейчас идёмте располагаться.
Изящным станом и гладкой, упругой кожей Геа ничем не отличалась от любой ровесницы Тимо, и только две-три серебряные нити в прядях чёрных волос, едва заметная сеточка морщинок возле глаз, да сами глаза – желтовато-карие, таящие целые миры – говорили о том, что их обладательница относится совсем к другому поколению. Геа была среди первых переселенцев с далёкой Земли. Её имя и означало «Земля», а Матушкой её называли в школе «Звёздная тропа» уже очень давно…
***
Мир Атам вернулся, когда небо ещё не догорело закатными красками. Мягко посадил «жука» рядом с домом, откинул блистер и, легко спрыгнув на песок, заключил Гею в объятия. Пока на берег опускалась ночь, они вдвоём стояли рядом, с наслаждением принимая ласку прохладного ветерка, и провожали последние отблески гаснущей над озером зари.
Мир был неутомимым исследователем и отважным землепроходцем, чьи руки умело держали и штурвал «жука», и геологический молоток, и кельтскую арфу. Ещё в молодости, на Земле, он заведовал огромным биосферным заповедником северной Евразии, а после стал одним из первых добровольцев – основателей кеанской апойкии землян. Могучего сложения, с устремлёнными к горизонту голубыми глазами, с коротко остриженной рыжеватой бородкой и куском выцветшей материи, повязанным поверх волос, он водил экспедиционные отряды в самые отдалённые уголки новой планеты, самозабвенно изучал её планетографию и биологию и обустраивал жизнь на ней. Здесь, на Кее, Мир Атам близко сошёлся с молодой художницей и психологом Геей Лин, которая стала его возлюбленной. После того, как у переселенцев стали появляться и подрастать дети, раскрылись педагогические таланты этой пары, связавшей свою жизнь со школой «Звёздная тропа»…
Радостно взметнулось в тёмное небо пламя костра. Когда образовались первые угли, ребята принялись печь мясистые плоды дерева сид, а Роб молниеносно разместил на небольшом столике кувшины с напитками из ягод, чаши-кубки, выполненные из разноцветного стекла и обсидиановую вазу, наполненную сочными фруктами. С одного края извилистую прозрачную крышку столика украшала цитриновая друза, с другого располагался необычайно крупный кристалл мориона, вызвавший у ребят затаённый восторг.
– Тимо, это что за минерал? – прошептала Юми.
– Это очень редкий здесь чёрный кварц, – также тихо, поддерживая игру, ответил юноша. – На Земле его раньше использовали в магии за способность смещать точку восприятия и открывать канал связи с иными мирами.
– Без звездолётов и станций внешней связи? – удивился Лорки.
– Без них, – подтвердил Тимо. – Но в отличие от них, морион сможет открыть только то, что уже содержится в глубинах коллективной души человечества, и ничего сверх того.
Рам взял из вазы персик, вслух заметив, что обсидиан, из которого она сделана, символизирует космическую ночь, в которой, тем не менее, неизбежно зарождается жизнь в виде таких замечательных, солнечных фруктов. Все, включая Тимо, весело рассмеялись и потянулись к вазе.
– Мы увлеклись горными породами и фруктами и не обратили внимания на замечательное произведение Матушки, – продолжил младший наставник. – Посмотрите, как мастерски она расписала кувшины.
– Да, я давно смотрю, – отозвалась Анита. – Там парящая птица, здесь пейзаж с холмами и рекой, а вот на этом кувшине – горы, как на Земле, и воздушный корабль над ними. И, как всегда на картинах Матушки, всё по правде, так что хочется шагнуть прямо туда.
Мир Атам наполнил и осушил свою чашу, вновь наполнил и подсел к костру, придерживая левой рукой старинный музыкальный инструмент – ирландскую, или кельтскую арфу.
– Рад видеть вас, друзья!
Со спокойной весёлостью он оглядел гостей, притихших в ожидании тайны. Давно ли Мир Атам принял в свои ладони их с Геей первого сына Кей Дара, или Кеодара, как его стали звать сверстники? И вот, вокруг вечернего костра сидят представители поколения правнуков, уже третьего поколения, для которого не Земля, а Кеа – родная планета. Между переселенцами и родившимися здесь существуют даже незначительные и вполне ожидаемые антропологические различия, но и тех, и других объединяет общая наследственная память, измеряемая геологическим временем.
Не произнося более ни слова, Мир Атам заиграл незнакомую мелодию, сразу же захватившую всех. Удивительные звуки, извлекаемые руками мастера, бежали сотней ручьёв, рассыпались мириадами сверкающих на солнце капель, на мгновение замирали и, повернув вспять, к своему источнику, вновь сливались в общий стремительный поток. Переливчатые трели, то нарастая, то затихая, зазвучали на фоне ритмичного рокота басов и вплелись в ткань усложняющейся мелодии, в которой ребятам чудились весёлые игры в волнах, а Тимо представлял себе, как они вдвоём с младшей наставницей Элой мчатся под ослепительно белоснежным, тугим от ветра парусом среди солнца, пены и брызг. Матушка Геа взяла высокую ноту, и её сильный и чистый голос зазвучал поверх аккордов арфы, увлекая слушателей то в синь безоблачного неба, то в прозрачную глубину наполненного солнечным светом моря…
Чудесная мелодия затихла, и окружающее пространство постепенно вновь наполнилось ночными голосами и шорохами. Во внешнем мире что-то неуловимо изменилось, как будто возле их костра сблизились силовые линии времени, уплотнив его ход. Громче и отчётливее затрещали в огне сучья.
Первым нарушил молчание Яромир:
– Мир Атам, это Вы создали такой шедевр?
– Нет, Яр Мир, не я, – отозвался учитель. – Я только обработал мелодию, которую мне подарили дельфины в Посейдонии.
– Вы сейчас оттуда? Это у противоположного берега субконтинента! – воскликнул Баки.
– Да, Баки, там, на базе морских археологов, которой заведует Кеодар, я провёл последние три дня.
– В Посейдонии находится один из самых интересных артефактов, оставленных Предшественниками – Эргам, или Световой орган, – заметил Тимо.
Ребята дружно подтвердили, что знают, о чём говорит младший наставник: сумрачный зал на глубине двадцати метров, вдруг загорающийся при приближении батискафа рядами вертикальных световых колонн, похожих на трубы старинного органа, они видели в фильме по кеанской археологии. Трубы мерцали и меняли цвета по мере того, как батискаф проплывал вдоль них, а когда покидал зал – гасли.
Мир Атам тоже кивнул в знак подтверждения:
– Как раз на Эргаме мне и наиграли эту музыку. Я предвидел что-то подобное как результат программы «Пелагея».
– «Пелагея»? – переспросил Лорки. – Это та программа, в ходе которой на Кее были выведены дельфины – генетические потомка разных подвидов земных афалин?
– Совершенно верно, Лорки, – продолжил Мир Атам. – И здешние «бутылконосые» в результате получились даже более разумными, чем были и остаются их земные сородичи. Позавчера мне это доказали в Посейдонии, где я работал в кальдере древнего вулкана – одного из тех, что ушли под воду миллионы лет назад. Быстро управившись со съёмкой и сбором интересовавших меня водорослей, я решил проведать Световой орган. После мрачной кальдеры, оставляющей зловещее впечатление, было отрадно встретить стайку неизменно жизнерадостных дельфинов. Те окружили батискаф и сопровождали его до самого входа в подводный зал, а как только вспыхнули световые колонны – умчались вперёд и начали весёлую пляску. Они собирались вместе, а затем стремительно разлетались в разные стороны, как на фресках Древнего Крита, и Эргам откликался на их движение. Вы знаете, что на рыб и моллюсков он практически не реагирует, на людей отзывается индивидуальной цветовой гаммой, в зависимости от психоэнергетики человека. Но дельфины вызвали каскады красочных огней!
– Неужели раньше никто этого не замечал? – высказал общее удивление Рам.
– Ни разу работающие там морские археологи не видели, чтобы дельфины подплывали к Эргаму, – ответил Мир Атам. – Не зарегистрировали этого и автоматические камеры. Теперь понятно, что «бутылконосые» долго присматривались к Световому органу издалека и даже изучали наше взаимодействие с ним. Почему они доверили именно мне свою мелодию, я не знаю.
– Может быть, у них из поколения в поколение передаётся память о программе «Пелагея», в которой Вы принимали непосредственное участие? – предположил Тимо.
– Я уверена, что дельфины знают всех участников программы и передают эти знания потомкам, – сказала Матушка Геа. – Вы для них настоящие демиурги.
– Да, это пока что самое вероятное предположение, – согласился Мир Атам. – Так или иначе, увиденное мной было удивительно! Пульсации световых колонн и их цветовые переливы подчинялись ритмической закономерности, которую мне осталось только записать, переведя цвета в звуки.
– И получилась Дельфинья соната! – обрадовалась Юми.
– Удачное название, – поддержала её Матушка. – Как ты думаешь, Мир?
– Согласен, – отозвался Мир Атам. – Поздравляю вас, друзья, вы первые – после Геи, конечно, – он улыбнулся своей другине, – слушатели Дельфиньей сонаты. Завтра эта музыка будет передана для всей планеты и, при положительном решении Совета, уйдёт в космос по каналам направленных передач, пополнив культурное поле нашей Галактики.
– И дельфиний народ станет галактическим… – произнесла Анита, вспоминая песню, которую слушала прошлой ночью вместе с зеленоглазой женщиной из другого мира.
Чёрное небо усеяла россыпь далёких звёзд, среди которых затерялась крупным топазом Марсана, следующая после Кеи планета её солнца. Пока ещё высоко стояла половинка маленькой кеанской луны. Но скоро она опустится к горизонту и высветит дорожку на поверхности озера, так что будет невозможно отказать себе в радости прокатиться вдоль неё на йоле, урвав завтра для сна часть дневного времени. Вдоль дальнего холмистого гребня перемигивались огоньки подсветки древней, выложенной базальтовыми плитами циклопической дороги. Теперь по ней проходит часть линии поездов на магнитной подушке, соединяющей подножие Обсерваторной горы, Солнечный Портал – главный посёлок колонистов – с космопортом на плоскогорье Индра и далее с континентальной станцией внешней связи.
Чувствуя настроение ребят, Мир Атам посмотрел на небо, затем перевёл взгляд в сторону озера, поблёскивавшего при свете звёзд, и сказал:
– Друзья, у вас ещё есть время, чтобы искупаться, а после будем вместе выводить судно из ангара.
Ребята радостно умчались к озеру. Мир Атам поднялся, чтобы размять ноги, сделал несколько пружинистых наклонов в стороны. К нему подошёл Тимо:
– Мир Атам, я уклонюсь от общего веселья и прошу Вас одолжить мне до утра «жука».
Получив согласие, младший наставник пожал руку учителю, тепло обнялся с приблизившейся Матушкой, и, стремительно развернувшись, бегом отправился к воздушной машине.