13/13

– У тебя мания величия, Бронич.

– Запомни, Джефф, – Бронич вдруг весело подмигнул, – у великих не может быть мании величия. Просто по определению.

– У тебя яичница подгорает, о великий Бронич, – я вздохнул и оперся локтями о стол.

Все же, не скрою, мне было крайне любопытно, что придумал этот полусумасшедший бывший ученый. Но выпытывать я не стал. Если Броничу пришла в голову идея помучить меня, заставляя расспрашивать и выклянчивать ответы, я не собираюсь ему подыгрывать. После завтрака, так после завтрака.

Насчет яичницы я сказал, только для того, чтобы поддеть Бронича. На самом деле подгорать она и не думала. Вообще, завтрак получился просто-таки шикарный – хозяин бункера обошелся с содержимым своего холодильника с преступной расточительностью. Кроме яичницы с ветчиной на столе появились тосты, мармелад, сливочное масло, огромные стаканы с апельсиновым соком и дымящийся кофейник.

Бронич накинулся на еду с таким остервенением, словно участвовал в соревновании по скорости истребления пищи. Я смотрел на него с удивлением, хотя, признаюсь, сам испытывал голод в большей степени, чем мне казалось.

Но мысли мои, все же, были заняты другим.

– Как ты думаешь, где выжило больше народа?

– Брр! – Бронич на миг замер в неподвижности. – Разве можно за завтраком говорить о таких вещах?

– Я говорю о том, что думаю, – я вновь почувствовал раздражение.

– Будь так любезен, постарайся думать о чем-нибудь другом, хотя бы еще пять минут. За это время я успею покончить со своей порцией.

– Да уж, такими темпами… Но все же, Бронич. Тебе не кажется, что проще ответить и отвязаться от меня?

– Очень может быть, – Бронич издал тягостный вздох и продолжал говорить с набитым ртом. – Очевидно, что Северную Америку, Европу и большую часть Азии проутюжили так, что выжить могли только единицы. С Южной Америкой дела, по всей видимости, обстоят ненамного лучше. В этом отношении наиболее благополучными должны быть Африка и Австралия. Если, конечно, не брать во внимание Антарктиду, которую, вероятней всего, вообще не трогали.

Я кивнул. Пусть я не готовился, подобно Броничу, к войне все последние годы и не тратил кучу времени за сбором и сортировкой соответствующей информации, логика подсказывала мне схожие выводы.

Выходит, частично за то, что я все еще жив, я должен благодарить удачно выбранное место проживания. Хотя, ничего я не выбирал, я здесь родился. А вот Бронич… Я аж поперхнулся куском тоста.

– Бронич, – сказал я, откашлявшись. – Скажи, ты ведь переехал сюда лет пять назад?

– Четыре. Даже чуть меньше.

– Ну, все равно. Значит, ты еще четыре года назад предвидел все это? – я неопределенно махнул рукой вверх, в сторону истерзанной поверхности планеты. – Предвидел и именно поэтому перебрался в Австралию? Так?

– Не совсем, – он покачал круглой головой, густо намазывая хлеб маслом. – Я знал о неизбежности Третьей Мировой намного дольше четырех лет. Просто раньше не имел возможности уехать.

– Здорово… – я сам не понял, какой смысл вкладывал в это слово. – Чего ж ты в Антарктиду не слинял?

– Там холодно, – Бронич ответил с полной серьезностью.

– Холодно, – я пожал плечами. – Можно подумать, в России тепло.

– В России? – Бронич вытаращился на меня с таким изумлением, словно я вдруг превратился в бородатого гнома. – Но я никогда не был в России!

Почти с минуту мы смотрели друг на друга с открытыми ртами. Потом Бронич захохотал.

– Восхитительно, поистине восхитительно! Ведь мы знакомы больше трех лет! Я серб, Джефф, серб. Из Сербии. Знакома тебе такая страна?

Я поспешно кивнул, хотя не был до конца уверен, что представляю себе, о чем идет речь. В Восточной Европе в последнее время черт ногу сломит, столько новых стран… было, – поправил я себя.

Наверное, нужно извиниться.

– Прости, Бронич. Просто я был знаком с одним русским… ну да, точно русским. Так его тоже звали Сви… Свати…

– Святослав, – Бронич прервал мои мучения. И вдруг, ни с того, ни с сего, разразился новым приступом хохота.

– Ты чего?

– Ничего, ничего… И ты меня прости, – Бронич вытирал рукавом навернувшиеся слезы. – В Белграде у меня был одни студент, из ЮАР. Его звали… его звали… Джефф! Но я ни разу за все время нашего с тобой знакомства не предположил, что ты… – Бронич захлебывался в смехе и едва мог говорить, – что ты – зулус!

По правде говоря, мне этот факт не казался достойным такого бурного выражения эмоций, но из солидарности я улыбнулся.

Наконец, и Броничу надоело смеяться.

– Еще раз прости, Джефф! И… спасибо! Разрядка – это очень хорошо при сложившихся обстоятельствах. Давай теперь закончим завтрак и пойдем в мой кабинет, тебе надо кое на что взглянуть. Джефф! – он неожиданно повысил голос и укоризненно покачал головой. – Прекрати смотреть на этот несчастный кусок ветчины с видом мученика! Растянуть его на двадцать пять лет тебе все равно не удастся. Расправься с ним поскорее, мне не терпится приступить к делу. Кстати, поверь мне, плотный завтрак окажется тебе весьма небесполезным.

Бронич принялся так внимательно наблюдать за моей трапезой, что я проглотил остатки завтрака практически не разжевывая. Невозможно спокойно есть, когда тебе смотрят в рот. Впрочем, моя поспешность в какой-то степени объяснялась еще и желанием поскорей увидеть, что же такое прячет он в своем кабинете.

Я пытался строить догадки, но абсолютно ничего не смог придумать. От этого нетерпение мое еще усилилось, и уже через минуту мы с Броничем вошли в его кабинет.

До этого дня я почти никогда не бывал здесь. Кабинетом Броничу служила комнатушка, обставленная предельно просто и функционально: письменный стол, кресло и книжный шкаф. Шкаф был забит литературой научного содержания. На столе располагались две аккуратные стопки бумаги, три гелиевые ручки, закрытый ноутбук и присоединенная к нему странного вида жестяная коробочка.

Вообще-то, порядок в кабинете можно было бы назвать идеальным, если бы не эта коробка. Она вносила долю того хаоса, который по представлениям большинства людей должен царить в кабинете ученого.

Надо сказать, с этой задачей скромное жестяное изделие, объемом менее половины кубического фута, справлялось блестяще. Саму коробочку было непросто разглядеть из-за путаницы разноцветных проводов, торчащих откуда только возможно металлических стержней, скоб, стеклянных трубок, катушек, реле, конденсаторов и прочих деталей.

Общее впечатление было чудовищным. Каким-то шестым чувством я понял, что Бронич привел меня, чтобы продемонстрировать именно эту коробку. Но я бы и с десятой попытки не смог догадаться, что же, черт побери, это такое.

– Садись, Джефф.

– Куда? – я озадаченно осмотрелся.

– Э-э… Действительно. Ну, садись на кресло, а я пока постою.

Я не стал спорить и устроился в кресле, отодвинув его в угол комнаты, чтобы иметь возможность видеть одновременно и Бронича, и нелепую коробку.

– Вот Джефф, – предчувствие меня не обмануло, Бронич показывал именно на коробку. – Ты можешь лицезреть то, что не только спасет наши с тобой жизни, но и позволит выжить оставшейся части человечества.

– Прекрасно, прекрасно, – я потянулся в кресле. – Если ты теперь скажешь, что это, я буду тебе очень признателен.

– Разумеется, скажу, Джефф, ведь за этим я тебя и привел в свой кабинет. Все очень просто, это – машина времени!

Бронич гордо посмотрел на меня, ожидая реакции. На что он рассчитывал, интересно? На аплодисменты? Ни крики «браво» и слезы радости?

– Машина времени? – переспросил я сухо.

– Да.