Красавчик. Царская немилость

– Ефросинья, если даже просить буду впредь в дороге или спеть, или сказку рассказать, ты меня по матери посылай, чтобы сразу одумался. На всех языках, какие знаешь…

– И на греческом, ваше сиятельство? – серьёзно так.

– А ты и греческий знаешь?

– И греческий, и латынь.

– Н-да. Хорошо, и на греческом посылай, и на латинском.

Так и ехали до Твери молча. Ну как молча, иногда успевала Шахерезада выскочить и на просторах великой страны испортить воздух, а иногда и нет. Тогда молча не получалось.

А вот только проехали Тверь, как напали разбойники, перегородили дорогу лесиной и обстреляли дормез из фузей дедовских.

– Ваше сиятельство, – Пётр задремал и не почувствовал даже, что коробчонка с лягушонкой не едет никуда. Прохор тряс его за плечо. – Ваше сиятельство.

– Что, разбойники? – Стал вышаривать М1911 Брехт в кармане пиджака.

– Не знаю, ваше сиятельство. Ель упала, дорогу перегородила. Здоровущая, не отодвинуть.

Блин, так сон в руку.

– Может, это засада? – Пётр Христианович выглянул через плечо богатыря на дорогу.

– Может, и засада… Нет, не засада. Хотя, может, и засада…

– Ты толком говори. – Где пистолет-то?

– С корнем дерево выворочено. Была бы засада – подпилили бы. Надобно ждать других путников. Большая ель, топор нужон, пила лучше, и несколько человек, чтобы с дороги сволочь.

Путники появились прямо через несколько минут. Целый обоз. Да нет, обозище. Десятка два саней и несколько таких же большущих дормезов, на сани поставленных. Из одного из них вышел мужчина лет двадцати пяти – тридцати и, что-то сказав внутрь, пошёл к стоящему у огромной ели графу Витгенштейну.

– Пётр Христианович, ты тут какими судьбами?

Мать твою!!! Вот что значит, не все кристаллики голубые слизал! Пётр этого человека не знал. Точнее, Пётр-то знал, а вот Брехту этот кусочек памяти не достался. И чего делать? Про амнезию рассказывать? Не. Всегда по возможности нужно говорить правду.

– Император Павел Петрович покричал на меня на днях и в ссылку в имение подмосковное отправил. В отставке теперь. Так и ехал себе, а тут вот дерево упало. – Пётр протянутую руку пожал и в обнимашках поучаствовал.

– Вот незадача. Крут бывает Павел Петрович, да отходчив. Зубовых всех вернул, я слышал.

– Вернул. – Блин, да кто же это такой?

– А я, наоборот, вот, повышен им недавно, теперь определён в Камер-коллегию и назначен командором ордена святого Иоанна Иерусалимского. – Как-то не сильно весело сообщил кучерявый круглолицый человек на полголовы ниже Витгенштейна, то есть довольно высокий для этого времени.

– Поздравляю. – Блин, ну кто это, хоть бы кто из обоза этого подошёл и обратился к нему.

Как по заказу. От одного из возков отделился чего-то орущий на людей индивид и подошёл к закутанному в шубу, но стоящему без шапки кучерявому.

– Николай Никитич, распорядился я, сейчас распилят ель и освободят дорогу.

Ну, заметно полегчало, теперь хоть как звать толстячка известно.

– Пётр Христианович, так ты в своё имение под Подольском путешествуешь? – махнув рукой крикливому, вновь повернулся к графу собеседник.

– Точно так, Николай Никитич, буду сельским хозяйством заниматься.

– Так и я вот решил. Мы с Елизаветой Александровной купили соседнее, можно сказать, с тобой имение большое. Хочу овцеводство там наладить. Людей решили вот с барщины на оброк перевести.

Да, кто ты такой? Новатор?

– Господин Демидов, может, коньяка рюмочку? – вернулся опять крикливый.

Вона чё!! Так это внук Акинфия Демидова. Интересно. Словно кто ворожит. Вчера Брехт или Пётр целый день, после того как планшет выключил, думал, а чего тут можно напрогрессорствовать. Всю армию штуцерами винтовальными перевооружить? Пулю капитана Минье изобрести? Или лучше сразу берданку делать. Бертолетова соль уже изобретена, правда пока там, в Европах, не поняли, какое чудо нашли случайно. Капсюль уже можно сделать. Токарные станки есть. Вполне можно на берданку замахнуться. Винтовка Дрейзе появится лет через тридцать. А от неё до берданки совсем чуть.

Была одна малость, которая перечёркивала пока любые такие прожекты. Граф Пётр Христианович Витгенштейн был беден, как церковная крыса, а на такое прогрессорство нужно иметь кучу денег. А лучше две кучи денег. А ещё нужно иметь под рукой Тульский или уральский завод Демидовых. И вот – вуаля. Вот он – владелец заводов, газет, пароходов собственной персоной, и они не просто знакомы, а друзья, можно сказать.

– Присоединишься, Пётр Христианович?

– С удовольствием составлю вам компанию, Николай Никитич.

Глава 7

Событие девятнадцатое

Чтобы значиться – от ворога нам обезопаситься

Пётр Христианович Витгенштейн выходил из дормеза и мысленно и взаправду перекрестясь. Всё же все товарищи, с коими он успел повстречаться уже в этом времени, хоть и знали его…

Нет. Они знали прежнего графа, и не сильно близко, да и резкая такая немилость императорская может человека вывести из себя, да алкоголь литрами, если что и замечали необычное, то на это, видимо, списывали. Сейчас совсем другое. Жена – Антуанетта знает его лучше, да и дворня тоже. Ну, дворня спрашивать, почему их сиятельство вместо шампанского портвейн полюбил, постесняется – не будет. С религией тоже проблем не должно возникнуть, он лютеранин, жена католичка, так что в церкву можно и не ходить, а вот с женой-католичкой как раз проблема. И не скажешь же ей, что он попаданец из будущего. Не те толерантные времена. Талейран ещё и не министр, наверное, да без разницы. Что делать с женой?

Людвиг Адольф Петер цу Зайн-Витгенштейн-Берлебург-Людвигсбург – это так официально его тушку новую зовут, жена называет – Петер, а он жену на французский манер Антуанетта. Жену граф не видел четыре месяца. Занимался Гусарским генерал-майора графа Витгенштейна полком, он же Мариупольский гусарский полк. Полк расквартирован в Москве, вроде рядом – несколько десятков километров от их деревеньки, но всё недосуг было, а как собрался навестить жёнушку, так получил приглашение от императора и полетел, как бабочка на свечу, в столицу, будь она неладна.

Женат Пётр Христианович на Антонии-Сесилии Снарской – дочери маршала Полоцкого наместничества Станислава Снарского от брака его с Казимирой Сволынской. Свадьба состоялась в Полоцке два с половиной года назад 27 июня 1798 года. Витгенштейн женился по любви, потому что невеста его была не знатна и не богата. Как и сам. Ну, в смысле не богат. Маршал – это не звание. После присоединения Литовской Руси к России маршалками или маршалами назывались уездные и губернские предводители дворянства. Если на современный русский переводить, то тестюшка просто – предводитель уездного дворянства. С такой же деревенькой в сорок душ и пятью детьми. Приданого – одни перины. А нет, ещё тот самый непонятный Араб. Хотя, может, и не араб. Но конь вспыльчивый и бешеный. Не, точно арабская горячая кровь есть.

Не богат граф Витгенштейн?! Беден. От отца, после уплаты долгов, в наследство осталась деревенька под Переяславлем (это не тот Переяславль, что под Москвой. Это город в Бориспольском уезде Киевской губернии) и вот эта руина. Продав за гроши ту деревеньку и уплатив долги батяньки, граф перевёз жену сюда вот. В Руину. Денег хватило на небольшой барский дом с мезонином, построенный на развалинах старого, и на покупку трёх кобыл фризской породы. Решил тот прежний Витгенштейн стать по примеру Орлова конезаводчиком. Возможности, правда, у графьёв Орлова и Витгенштейна разные. Куда ему с тремя кобылами, хоть и дорогущими, до хреновых лошадей Алексея Григорьевича. Хреновых не потому, что плохие. Орловские рысаки – одна из лучших пород лошадей. Хреновые, потому что выведены на Хреновском конном заводе в Воронежской губернии.

Не остановило нищебродство прежнего графа. Всем же известно, что Орлов начинал породу свою разводить с одной арабской кобылы, доставшейся, кажется, в качестве трофея военного. Потом намешали туда фредериксборгскую (датскую) породу домашних лошадей, потом фризскую или фризов – порода лошадей с вороной мастью, выведенная в Фрисландии, ещё, кажется, мекленбургские лошадки поучаствовали.