Красавчик. Две столицы

– Вашество! – В дверь тарабанили.

Брехт только заснул. Сначала супружеский долг исполнял. Потом воды попил, потом супружеский долг исполнял. Потом пятка зачесалась. Потом супружеский долг исполнял. Потом…

Потом заснул, и вот только сон приснился, как он не супружеский долг выполняет с…

– Вашество!

– Что там? – толкнула его локтем Антуанетта.

Пришлось вставать. Неугомонный Кирилл заговорщицки поманил его за собой, свечкой толстой-претолстой лестницу освещая. Так-то положено ноне в спальных рубашках и мужчинам и женщинам спать, но Брехт эту моду отринул, спал в пижаме, что специально себе заказал у швей, еще в Студенцах, в ссылке прозябая. Пижама была из материала, на фланель похожего, а может, ею и являлась. Купил в Москве в магазине красного цвета, красно-коричневого. Теперь чуть полиняла от стирок и просто коричневой была. Считай – форма ахтырских гусар.

– Вашество, там опять басурмане.

– Что значит опять? – Петр Христианович отобрал у ветерана свечу.

– Едрить. Точно ведь.

Брехт спустился с крыльца. Ветрено на улице, свечу сразу задуло. Н-да, пора керосиновую лампу изобрести.

– Кто там?

За воротами было полно всадников. Ржали кони, стучали копытами, звенели уздечки.

– Говорю же – басурмане. Горцы, я их язык слышал, – подсказал сзади сторож кутузовообразный.

– Открывай граф. Это Марат Карамурзин. – Ну, точно, его голос. Блин, а ведь он пригласил, по существу, правителя Кабарды на коронацию. Не совсем правителя, скорее, военного вождя – высший совет князей и дворян выбирает верховного князя Кабарды – пщышхуэ.

Брехт кивнул Кириллу, и тот, гремя засовами, распахнул ворота, и на просторном дворе бывшего немецкого магазина сразу стало тесно. Целый полуэскадрон верхами вломился, оттеснив Петра Христиановича на крыльцо. С одного из коней спрыгнул горец, в черкеске и папахе с серебряными газырями, и легко взбежал по ступеням.

– Здравствуй, аскерчи, еле нашел тебя! – обниматься полез.

– И тебе, Марат, ас-саляму алейкум. – А чего, Брехт, что есть силы, сжал князя в объятиях своих медвежьих.

– Эй, да ты ослаб, граф. Хотя ты же хан сейчас… Ты совсем ослаб, хан. Когда боролись, был сильнее. – Но кости-то трещали.

– Слушай, Марат, а как ты меня нашел? В Москве ни одна собака не знает, где меня найти. – Правда, интересно. Никому же адреса не называл. Император спросил, есть ли где ему остановиться, граф кивнул, но ведь адреса не называл.

– Чего проще… Велел полицейскому вести нас к главному полицейскому, тот дал провожатого. Принимай гостей. Аскерчи нужно коней обиходить, напоить, накормить. Самим поесть. Принимай гостей, хан.

Твою же налево. Как он такую банду разместит в своем маленьком домишке? Их человек тридцать, да лошадей шестьдесят. Он жену-то еле накормил вечером, а сейчас, среди ночи, чем кормить тридцать человек? Ну, хорошо хоть на заднем дворе колодец есть.

– Кирилл, где можно купить сейчас куриц или баранов? – Подумал о колбасе, но отбросил сразу эту мысль. Там, сто процентов, свинина.

– Нигде. И завтра нигде.

Точно и завтра нигде, все ломанутся через пару часов на коронацию. Весь город.

Стоять, бояться! А еще ведь где-то сегодня-завтра грузинская делегация пожалует. Чего доброго еще и с царицей Мариам. Стоп.

– И что обер-полицмейстер Каверин вас сюда направил?

– Кавери не кавери, дал солдата в синей форме, тот довел, – Марат погладил по шее жеребца. – Воды надо.

Брехт проводил несколько черкесов на задний двор, показал, как пользоваться колодцем с журавлем. А сам соображал сначала, откуда Каверин знает, где он живет. Однозначно послал кого из полицейских, проследить за князем Дербентским. Плохо. Ну, хотя вот пригодилось. Но тайной квартиры теперь нет. Потом бросил эту думу думать. Кормить людей надо.

– Кирилл, а тут поблизости трактира нет? Хотя не надо. Есть булочная?

– Есть, через два дома на другой стороне улицы, там и пирожки вкусные жарят.

– Беги туда, пусть пекут срочно хлеб и пироги, только не из свинины. Лучше курица. Да хоть с чем, только быстрее. Да и нашу печь раскоче… Нет. Беги к пекарю, любые деньги обещай. А тут Тихон займется. Или Прохор.

Дальше была беготня и суета. И только она закончилась, как в ворота опять затарабанили, на этот раз прикладами. Петр Христианович протолкался через спящих стоя лошадей и приоткрыл створку, на улице уже начинало светать, день пасмурный, солнца не видно, да и не взошло еще, сумерки. За воротами стояли трое преображенцев в темно-зеленых новых фрачных мундирах.

– Ваша светлость, их императорское высочество Константин Павлович приказал передать вам, что вы конно будете сопровождать их императорское величество до Успенского собора от Слободского дворца. Нужно выехать немедленно. Мы сопроводим. Да, чуть не забыл, их императорское высочество приказал вам быть в горском наряде.

– Вона чё! Понравилось. Сейчас, поручик, пять минут, – Брехт закрыл створку и гаркнул: – Прохор! Седлай Слона! Быстро.

А что? Экзотики Александру хочется? Так потрафим ребенку. Брехт решил поехать на коронацию на жеребце шайре. Этот мохноногий монстр два метра в холке, не слон, конечно, но при суммарном росте Слона и князя Витгенштейна-Дербентского он будет на метр над остальными всадниками возвышаться. Чем не экзотика, да весь в золотой парче и орденах экзотических. А еще с голубой лентой Андрея Первозванного. Ордена самого еще нет. За него нужно выплатить в казну пятьсот рублей и заказать у ювелиров придворных. Но ленту ему Мария Федоровна вчера вручила.

– Марат! – увидел выходящего из дома князя Карамурзина Брехт. – Буди аскеров. Через пять минут выезжаем к императору. Только не одвуконь. На парад поедем.

Событие пятнадцатое

Жизнь бесцветна и постыла, если нету в попе шила.

Антуанетта фон Витгенштейн проснулась вместе с мужем, в то время как застучали в ворота второй раз. Она уже позвала Стешу из соседней комнаты, когда Петер приоткрыл дверь и почему-то шепотом, хотя уже никто не спал, сказал:

– Любимая, меня император вызвал в кортеж. Придется вам одним справляться. Вон на комоде лежат четыре билета на трибуны, что сколочены в Кремле, там, напротив Ивана Великого, построен большой амфитеатр. У вас билеты на эту, самую престижную, трибуну. Выезжайте как можно быстрее, а то там все места займут. Да, вы же там ничего не знаете. И у вас один лишний билет, прихватите по дороге барыню какую, что пешком идет. Есть одна проблема. В Кремль на каретах пускают только через Боровицкие ворота. Там вас Тихон выгрузит, а назад ему выезжать через Никольские. Договоритесь, где он вас до вечера потом ждать будет. Ни в какие другие ворота вас не впустят. Для пеших предназначены Тайницкие ворота, а для входа в Кремль войскам – Спасские. Не перепутайте. Всё, убежал. И не забудь, ты теперь княгиня фон Витгенштейн-Дербентская, а Стеша теперь графиня Стефания Августа София Сайн-Витгенштейн-Берлебург. И разговаривайте по-немецки. В крайнем случае по-французски. Только не на русском. Она не может знать русский. Ванька вообще пусть молчит. И это, любимая, осторожно там. Давка будет. Не лезьте, ничего там такого, за что стоит умереть, нет. Потом все расскажу. И не пейте ничего утром. Это мероприятие не быстрое, только к вечеру закончится. А кустиков в Кремле нет. И Ваньке со Стешей пить не давай. Всё, вечером увидимся.

Собрались быстро. На улице довольно прохладно было, и пришлось Антуанетте и Стеше заворачиваться в мантии. Тем более что поехали не в огромном дормезе, а в обычной двуколке. Уж больно этот английский экипаж велик, его и развернуть-то на улочках Москвы непросто. Да и коней поубавилось, тоже громоздких. Запрягли только одного шайра. На самом большом уехал Петер, а у одного потерялась, по дороге из Студенцов, подкова. Тихон сначала пару хотел запрячь, но передумал, опять будет не развернуться.

Тронулись в путь, когда горизонт окрасился розовым, редеть начали облака.

Расстояние от дома до Кремля не более версты, но они ехали более двух часов, потому что тянувшаяся цепь карет едва двигалась и больше стояла на улице, обтекаемая пешеходами. Антуанетта, памятуя слова Петера о провожатой, окликнула одну прилично одетую девушку и спросила, не хочет ли она попасть внутрь Кремля. Есть у них лишний билет на трибуны. Девушка назвалась Елизаветой Каменскою, дочерью титулярного советника. Болтушкой оказалась.

А дальше, и все из-за этой непоседы и болтушки Елизаветы, начались приключения. А ведь Петер предупреждал. Перед самыми Боровицкими воротами карета встала очень надолго. Чуть не полчаса стояли уже, и непоседа эта предложила дойти до ворот пешком, вон же, всего в пятидесяти саженях, ворота. Вылезли и, под неодобрительные причитания Тихона и бурчание Вани, пошли. А гренадер их не пустил. И такие торопыги еще были, кто-то предложил пройти немного до Никольских ворот. Но и там не пустил офицер. Мол, эти ворота только для выезжающих карет. Пешеходные – Тайницкие. Но это нужно вдоль берега по грязи идти и довольно далеко. Пришлось вернуться, а их кареты уже нет. Ванька как давай орать на эту Елизавету, та в слезы. Стеша смеется, Антуанетта представила, что вечером Петер скажет, и тоже в слезы ударилась. Спас всех Ванечка. Подошел к солдату и что-то тому сказал. Тот хмыкнул, оглядел дам и пропустил.

– Ванечка, что ты этому гренадеру сказал?

– Что Елизавета пассия Константина Павловича.

– Ванечка, как же можно?! – всплеснула руками графиня, а Стеша опять давай смеяться.

Но, видимо, не все еще слезы они выплакали. Дальше снова с трудностями столкнулись.

Амфитеатр, что был построен около Ивана Великого. Когда, пробившись сквозь толпу и чуть не потеряв злосчастную Елизавету, добрались до входа в амфитеатр, то увидели, что он полон и только на самом верху народ сидит пореже. Но пока обсуждали, стоит ли туда пропихиваться сквозь толпу – места и вокруг всей башни, до самых колоколов, оказались набиты людьми. И ведь опять послушались эту Каменскую: пошли к другому амфитеатру. Следующий был построен между Благовещенским и Архангельским соборами. Но солдаты их туда не пустили, так как билеты были именно на первую, самую привилегированную, трибуну. Пришлось, в слезах, опять возвращаться под неодобрительные выкрики спешащих навстречу людей. Солдаты принялись уплотнять людей на трибуне, и только после этого им нашлось место, да и то пришлось разделиться. Ванечка оказался вместе со Стешею, а графиня с этой болтушкой. Та и принялась сразу комментировать увиденное, словно Антуанетта ослепла. Охо-хо, уж и выбрали они себе помощницу, лучше бы вообще не отдавали никому билета.

Между тем все внутреннее пространство Кремля наполнилось людьми, привели войска, и в 10 часов утра началась процессия.