Маньяк в городе

11

Два дня спустя Дима решил, что созрел для первой вылазки из дома. Нужно было сходить на завод, узнать новости, объяснить свои прогулы. Хотя, по большому счету, в нынешней ситуации невыход на работу назвать прогулом было сложно. Речь даже не о болезни. Последние три-четыре месяца завод попросту стоял. Десяток заводских КАМАЗов томились в гараже, ворота которого были заварены насмерть. Все шофера давно уволились, солярки не было и, дабы не допустить разграбления машин, директор распорядился грузовики замуровать в гараже как фараона в пирамиде.

Остатки былой рабочей гвардии приходили в цеха скорее по привычке. Что такое зарплата все давно забыли. Естественно все, за исключением начальства. Директор, человек ответственный, приезжал на работу ежедневно, на одной из двух личных “Волг”. Приезжал первым, к семи часам. Обходил труп завода, изучая “что где за ночь сперли”. В десять на планерке давал нагоняй начальнику механического цеха, как единственному оставшемуся начальнику единственного живого цеха и отбывал на коттеджи.

“Гвардия” весь день без дела слонялась по территории. До десяти трезвыми, после десяти “датыми”. Главная местная достопримечательность: баба Маня, проживающая за забором завода, сердобольно снабжала мужичков фальсифицированной водочкой своего разлива. Поило было омерзительным, но дешевым. Таким же дешевым, как жизнь работяг. Но, несмотря на это, зелье бабы Мани пользовалась стабильно высоким спросом. Деньги на выпивку добывались легко. Кусок медного кабеля, латунная болванка, алюминиевый лом мгновенно превращались в наличные в ближайшем пункте приема цветных металлов. А купюры, в свою очередь, не задерживаясь в кармане, оборачивались в меру ядовитой мутноватой жидкостью и текли в пересохшие глотки заводских страдальцев. Иногда перепадали подработки и калымы. Но, и в это случае, технологический цикл оставался прежним: товар – деньги – сивуха – тяжкое похмелье. К классические законы социалистической экономики ушли в историю, к капиталистической экономике рабочая схема кирпичного завода имела самое отдаленное отношение.

Впрочем, как бы ни была плоха продукция ликеро-водочной компании бабы Мани, нужно признать честно, смертельных исходов за всю историю завода не было. Слепли, да, но не умирали. За что бабу Маню любили всей душой и всем коллективом.

Такой режим труда позволял надеяться, что отсутствия Димы на производстве в течение пяти дней, скорее всего, просто не заметили. Если, конечно, милиция и прокуратура не заставила высокое начальство обратить свой ответственный взор на несчастного прогульщика.

Через ивняк Дима шел с постоянным чувством напряженности. Ему казалось, что из-за плотной стены переплетенных в естественную изгородь веток, за ним кто-то внимательно наблюдает. Стараясь не поддаться своему страху, Дима намеренно замедлил шаг.

Ночью выпал снег. Но время зимы еще не пришло. За утро десятки ног сначала превратили снег в жижу, а потом толстый слой опавшей листвы втянул в себя влагу. Блестящие, как будто лакированные листья выстилали тропинку, а белая пенка еще не просевшего снега, обрамляла ее с двух сторон.

У дерева, цепляясь за которое, пять дней назад Дима поднимался с земли, чужой взгляд стал, почти физически ощутим. Он не выдержал и резко обернулся. Из ивняка выпорхнул воробей. Сердито чирикая, спикировал на дерево, немного потоптался на ветке и улетел куда-то по своим делам. Ивняк стоял недвижной стеной. Было удивительно тихо. Прозрачный воздух, пропитанный сладким запахом влажной преющей листвы и предчувствием мороза, мягко и успокаивающе тек в легкие. Дима сделал два глубоких вдоха и словно растворил в них внутреннюю напряженность.

– Наслушался всяких глупостей и начинает чертовщина мерещится. – Сказал Дима негромко. Звук собственного голоса успокоил его почти совсем. Но, подойдя к мостику, он вдруг снова подумал, что существует какая-то необъяснимая связь между убийством Завьяловой и тем, что произошло с ним здесь в ту страшную ночь.

Завод встретил Диму уже привычной кладбищенской тишиной. В заводоуправление он заходить не стал: и делать там нечего и не ждало начальство Дмитрия Кириллова за, накрытым в его честь, столом. Зато в мехцехе жизнь била ключом, точнее не жизнь, а Вася Савченко. Он стоял у сверлильного станка и пытался на чугунной станине двумя гаечными ключами исполнить “пионерскую зорьку”. Мужики, видно уже успели что-то украсть и превратить краденное в зелье бабы Мани. Начальник цеха, Никитич, от народа не отрывался. Сидел тут же, на ящике из-под консервов, и во весь голос устанавливал истину: кто же “с горочки спустился”. По всему выходило, что это наверно его “милый идет”. Никого такие интимные подробности не смущали. Все были заняты своими делами и на начальника цеха внимания не обращали.

– Какие люди, и без охраны! – Вася решил изобразить на губах горн, но подавился слюной и объяснил причину разгула: – Мы тут третий день Ритку поминаем. Директор на её похороны денег не дал, но зарплату ей посмертно выписал. За три месяца.

– Диман, а за тобой менты приходили. – Никитич бросил на полуслове песню и обнял Диму. – Но мы сказали: “Не дадим! Он наш человек! И даже такую стерву, как Завьялова, загрызть не мог! Только с голоду”.

– Понятно. – Дима с сожалением оглядел коллег. – Всемирный день Белой горячки.

–Из-ви-ни…– Никитич наставительно помахал пальцем перед носом Димы. – В таком черном месте как наш завод должно быть что-то белое. Пусть, хотя бы и горячка.

– Ладно. Пусть будет. Что нового? – Вообще Диме хотелось побольше узнать о том, что известно по поводу убийства и убийцы, но он решил не торопить события.

– А ничего. У господина директора очередной прожект: превращает третий цех в автостоянку. – Начал загибать пальцы Вася. – Дворцы начальству достраивать будут китайцы. Они за рис работают, как мы за водку. И последняя новость: я завербовался на Север. Ну, его на х.. ваш завод со всеми его железяками. На Севере руки нужны, в п.., золото мыть или эти, как их, бриллианты.

– С твоими руками только бутылки мыть. – Никитич, похоже, уже наслушался баек про Север, и относился к Васиной поездке с изрядной долей скепсиса.

– А твоим языком, только задницу директору вылизывать. – Вася обиделся за свои руки. На самом деле руками-то он мог баллистическую ракету сделать, а потом, «захерачить» её в любую точку, какую покажут на глобусе. Главное пару ящиков водки за работу поставить.

– Бросьте, чего вам делить? – Дима терпеть не мог пьяных разборок. – Лучше расскажите: что про жилье слышно?

– Про жилье? – Переспросил Никитич. – Директор Land Cruiser покупать собрался.

– А причем здесь машина? – Не понял Кириллов.

– Директор тебе что Онасис, чтобы вездеход за сорок тысяч долларов купить и квартиру тебе дать?

– Понял. – Такой исход Кириллов предполагал уже давно, но все равно расстроился. – Что в народе про убийство говорят? – Сменил тему Дима.

– Про убийство? – Вася оживился. – Так много чего говорят. – Он подбросил ключ и попытался его поймать. От встречи с рукой ключ уклонился, зато ногу Васину не пропустил. – Е. твою мать!

С досады запнув ключ в дальний угол цеха, Савченко продолжил:

– Говорят: американский профессор приехал. Привез, до хрена всякой нечисти в банках. Уродцы с тремя головами, вампиры, оборотни. Все спиртом залиты. Чистым, медицинским! Сволочь, сколько спирту зря извел! Лучше бы нам отдал, в порядке губоматорной помощи.

– Гуманитарной, деревня. – Поправил Васю Никитич.

– Один хрен. – Отмахнулся Савченко. – Ну, один, самый здоровый оборотень спирт выпил и сбежал. Теперь по городу бродит и ночами у баб руки отгрызает. Да и зачем бабам руки? Только деньги из карманов у мужиков выгребать.

– Из твоего кармана немного выгребешь. – Улыбнулся Кириллов.

– Дима, ты его не слушай. У Васи оборотень мозги отгрыз. Он всякую чушь мелет. – Не упустил случая поддеть собутыльника Никитич.

– А вот и не чушь. Люди видели. Оборотень здоровый, как слон. Но без хобота. – Савченко вдруг помрачнел, поглядел на замасленные штаны и сказал:

– Кстати о хоботе: стой здесь. Жди. Я пойду отолью. Вернусь: все расскажу.

– Никитич, где все мужики? – Дима оглядел пустой цех, едва освещенный парой пыльных неоновых светильников.

– Кабель вырубают, на х… За забором нашли. Говорят, неглубоко зарыт. – Никитич достал из ящика початую бутылку с надписью: “Столичная”. – Будешь?

– Нет. – Отказался Дима.

– Зря, на х… Забористая. – Начальник мехцеха сделал большой глоток прямо из горлышка.

Лампы под потолком моргнули и, потрещав, погасли.

– Дим, я ни х.. не вижу. – Голос Никитича был жалобен.

– Свет погас. – Коротко ответил Дима.

– А-а-а . – Успокоено протянул начальник. – Я думал с водки ослеп, на х… Значит уже вырубили.

– Чего вырубили? – не понял Дима.

– Кабель, на х…, вырубили. В пункт сдадут, к бабе Мане сбегают и продолжим. За тебя пить будем.

– За меня чего пить. Я еще жив. – Диме идея начальника цеха не понравилась.

– Это, на х.., правильно. Жив еще. А мы за увольнение. На х… На тебя приказ второй день висит.

–За что? – ответ Дима знал.

–За прогулы. Ну, и что бы менты на завод не ходили.

Дима развернулся и молча вышел. У больших металлических ворот цеха, уткнувшись носом в одинокий, еще не растаявший островок первого снега, мирно дремал Вася Савченко. «Хобот» он достать не успел и лежал с мокрыми штанами.

12

Белобрысый, рано погрузневший Виктор Седых разъезжал по городу на “Volvo960”. “Блондин блондинку оседлал.” – Прикалывались городские остряки, когда по центру пролетал снежно-белый автомобиль Седых. Горожане его недолюбливали. Не за шикарную машину – за хорошую “наследственность”.

Отец Вити – бывший второй секретарь горкома партии, а ныне вице-мэр, по сути, являлся единоличным хозяином города. Те же остряки запустили в обиход фразу: “Не мэр по собственному желанию”. Действительно, Седых – старший на выборные должности не лез. Слишком хлопотно, да и к тому же: кого выбрали, того и переизбрать могут. Перед очередными выборами, на предложение баллотироваться в мэры он ответил: “Пусть дураки перед публикой кривляются, свое самолюбие тешат. А мне и так неплохо. Мы-то знаем: кто в городе хозяин.”

Кто хозяин – в городе догадывались многие. Чиновник с должностным окладом в полторы тысячи новыми владел двумя пятикомнатными квартирами, небольшим дворцом в пригороде, парой дачек попроще, акциями всех живых и мертвых предприятий города.

“Да что, вы? Какие миллионы у слуги народа?” – Скромничал вице-мэр: “ Жена кормит”.

Мамочка Вити так же носила титул “вице”. Она работала вице-президентом Муниципального банка. Уполномоченного банка Мэрии. Любые средства, появляясь в городской казне, тотчас исчезали в бездонных недрах Муниципального. Иногда деньги спустя время добирались на нужные счета. Тогда на улице бюджетников и пенсионеров наступал праздник. Но праздники – дело редкое. Жизнь преимущественно состоит из буден. Поэтому значительно чаще деньги просто растворялись без следов и отпечатков пальцев, как прекрасные женщины-ассистентки в аттракционах великих иллюзионистов. И это было справедливо: должно же, в конце концов, на что-то жить и семейство фокусников Седых.

К деловым способностям Седых народ относился без должного почтения. И зря. Витя, сын могущественных супругов, доказал, что наличие финансовых талантов, все же лучше, чем их отсутствие. Деньги к его пальцам не липли. Они сквозь пальцы Виктора Седых протекали. В неимоверных количествах. И довольно долго. Ответственные предки сколько могли, терпели мотовство своего отпрыска. Но и у родительского терпения наступает предел. В конце концов, супруги Седых предложили сыночку изменить своим идеалам принципиального прожигателя жизни и начать зарабатывать на сигареты и девочек самостоятельно.

Четверть вековой юбилей Витя отпраздновал уже в ранге бизнесмена. Родители, недолго думая, приватизировали для своего чада крупнейший гастроном города. “Сибирские узоры” – так назывался подарок родителей. Находился гастроном в центре города, приносил стабильный доход и являлся лакомым кусочком, на который зарилось все местное руководство. Но в жизни как в спорте: побеждает сильнейший. Сильнее Степана Ивановича Седых в городе не было никого.

Для того, чтобы разрушить идеально отлаженный механизм торгового предприятия Вите потребовалось всего четыре месяца.

На разворовывание товара со склада, распродажу торгового оборудования, разгон квалифицированных товароведов и увольнение, вполне справлявшейся со своими обязанностями директрисы ушло еще тридцать дней.

“Предкам” он с умным видом “вешал на уши лапшу” о предстоящей реорганизации, смене профиля, открытии первого в городе предприятия быстрого питания. Прожекты были грандиозны. Вместо гастронома должна была появиться коптильня, ресторан, бар, сауна с мелькающими в клубах пара, юными массажистками.

Однако, запала Витечке Седых хватило только на первую часть плана: разрушение до основания. Что бы создать на месте разоренного магазина нечто новое, требовалось слишком много сил, энергии и денег. А у талантливого бизнесмена деньги исчезли мгновенно.

В конечном итоге возникла проблема: как объяснить разочарованным “предкам” низкую доходность дорогого подарка. Настолько низкую, что на сигареты и бензин, вновь приходилось просить у мамы и у папы.

Гениальный план ограбления подсказал телохранитель Федька. Он же подыскал исполнителей. Вите пришлось изрядно поплакаться на груди у почтенного родителя, чтобы тот оказал содействие в освобождении “ старых друзей, залетевших из-за забияки-алкаша.”

Шах сидел в кабинете Седых. Они только что завершили обсуждение плана предстоящего ограбления. Из коридора доносился голос Федьки. Тот с ностальгией вспоминал былые денечки:

– Сейчас – что? Фигня. Скука смертная. Вот в девяностом весело было. Я тогда в Новосиб подался. Пристроили пацаны по знакомству в одну “бригаду”. Ездили по Союзу, деньги с должников выбивали. Житуха была! – Через приоткрытые двери послышалось мечтательное причмокивание Феди. – В офисе три коробки стояло. В одну трешки сбрасывали. В другую – пятерки. В третью, червонцы. Это барахло за деньги не считали. Деньги с четвертного начинались.

– Четвертной- это двадцать пять рублей? – Голос Шварца выдавал искреннюю заинтересованность.

– Ну, да пацан. По тем временам на четвертной в кабаке пожрать можно было. Еще и на водочку и коньячок оставалось. – Подтвердил бывалый Федя. – Нужно чо купить – залез в коробку за башлями и вперед. Карманы у всей бригады оттопыривались. Каких телок снимали…. Здесь таких нет. Подцепишь малолетку в “Отдыхе” на дискотеке. Пару коктейлей нальешь, на авто прокатишь и в постель. Она, дура, смотрит круглыми глазами, про любовь лопочет. Про вечную. Потом колготки просить начинает, побрякушки всякие. Попользуешься недельку, другую, надоест – пинком под зад. Баб много, а нас, башлевых пацанов, тогда по пальцам пересчитать можно было.

– Чего же от такой житухи сбежал? – Поддел едкий Вася-Шестерка.

– Да, боссы чего-то не поделили. Нашего стрельнули. Бригадир мой в Израиль уехал. Что бы в живых остаться на берегах Мертвого моря отлеживается. Я прикинул х.. к носу, да домой вернулся. Того веселья здесь нет, зато жив. А тех, кто остался – “первомайские” всех положили.

– Ну что, на посошок? – Седых достал из сейфа пузатую бутылку “Арарата”. – Импортного коньячку?

– Наливай. – Кивнул Шах.

–Значит, договорились: завтра к магазину мои пацаны тебя подвезут. Меня свяжите, ключ от сейфа в столе будет лежать. Железку откроете, здесь все перемесите круто, чтобы никто не догадался. От магазина уйдете на двух “шестерках”. Во дворе стоять будут. Ключи в замках зажигания. Завели – по газам. Напоследок пару очередей по входу дайте. Автоматы в речку. Не вздумайте оружие себе оставить.

– Сам знаю. Не дебил. Не подставлюсь. – Шах согрел рюмку с коньяком в руке и сделал маленький глоток. Седых выпил свой коньяк в один глоток. Сразу налил вторую рюмку и отправил ее вслед первой.

– Черт. Не берет меня эта армянская дрянь. – Витечка присосался прямо к горлышку пузатой бутылки. Шах отметил про себя, что клиент сильно нервничает. Что-то здесь было не так. Но что именно, он пока понять не мог. А Седых, между тем продолжал повторный инструктаж:

– За расчетом подъедешь послезавтра. Ближе к вечеру. Один.

– Да помню я все. Это ты, Витя, кое-что забыл.

– Я? – Седых уставился на Шаха.

– Задаток.

– А, сейчас. Где они? – Вице-дитя вице-родителей начал рыться по карманам.

– Только не говори, что дома забыл. – Шах с этим маменькиным сынком чувствовал себя уверенно.

– Да что ты, что ты. Все принес. Как договорились. – Пухлая ручка Седых выпорхнула из-за пазухи крепко сжимая белый конверт. – Держи.

Шах открыл конверт. Демонстративно пересчитал тонкую пачку сто долларовых купюр. Их было только десять, вместо оговоренных пятидесяти.

– Не понял. У кого-то из нас плохо с арифметикой?

– Не с арифметикой – с филками. Совсем на мели. Сделаете дело – получите все сполна. Я – с родичей, вы – с меня.

– Мы так не договаривались. – Шах бросил конверт на стол.

– Послушай, Шахов, если бы ни я, ты бы со своими дружками сейчас баланду глотал и клопов по стенкам давил. Помнишь об этом?

– Как ни помню, помню. Не склеротик. Только помню и про пять тысяч задатка. Ясно помню, что речь шла о пяти, а не об одной. – Шах говорил, а сам старался понять: что же стоит за этой игрой с цифрами. Только недостаток зеленых или в круглой, лоснящейся башке Седых появились тайные мыслишки, уже в отношении него, Шаха.

– Может мне сейчас бате позвонить, что бы вас обратно в СИЗо свезли?

– Так и мне есть, о чем с твоим батей поговорить. – Шах улыбнулся и включил на полную мощность свое фирменное оружие – полный ненависти, испепеляющий взгляд.

Седых зябко повел жирными плечами, сник и уже без прежнего апломба, почти жалобно стал просить:

– Слушай, Шах, не по-пацански это. Без башлей я. В кабак не на что сходить. Войди в положение. Сегодня больше ни копейки нет. Завтра. – Для пущей убедительности Седых даже начал, как нашкодивший школьник пошмыгивать носом. – Завтра приедете – остаток задатка заберете. Прямо из сейфа. А остальное отдам, как только родичи прокредитуют. Чем хочешь, поклянусь. Все получишь, без базара.

– Ладно. – Шах взял со стола конверт. – Завтра будем ждать твою тачку на автобусной остановке на площади Ленина. – Адью, начальник.

Шах вышел. Седых дождался, пока охранник закроет за гостями входные двери офиса, и крикнул в коридор:

– Федор, зайди.

Здоровый качек ввалился в кабинет и застыл у порога.

– Когда эти придурки завтра выскочат из магазина, Шаха и второго, кто с ним будет в машине, кончишь на выезде из двора. Возьмешь ментовскую форму, шапочку с маской не забудь. Будешь органы изображать. Качек хмыкнул.

– Чего ухмыляешься? Не орган, а органы, дурила. Стреляй аккуратно: в голову. Чтобы деньги не попортить. Баксы заберешь и ко мне на квартиру. Ясно?

– O’ key, начальник.

– Остальных потом заделаем.

13

В заводоуправление царила гробовая тишина.

– Куда прешь? – Проснулся охранник на вахте.

– К директору и в бухгалтерию. – Дима в административном здании бывал редко. В этих коридорах, обшитых полированным деревом, Кириллов чувствовал себя неуютно, как кусок говядины в клетки тигра. Не любил он общаться с начальством, да и стеснялся.

– Нет никого. И сегодня не будет. – Заметно было, что охранник раздражен Диминым появлением. Может быть, ему дали указание не пускать Кириллова, а может Дима просто помешал человеку как следует выспаться на работе. Заметив, что Дима колеблется, охранник добавил:

– Завтра зайди. Часам к девяти. Авось застанешь.

– Ладно. – Дима неохотно направился к выходу. Он вовсе не был уверен, что начальства действительно нет на месте. Еще меньше уверенности было в том, что завтра в девять его встретят с распростертыми объятьями и извинениями за неправомерное увольнение. Но спорить с охранником, все равно, что уговаривать лампу светить ярче.

Дима стоял на непропорционально большом крыльце заводоуправления. Погода разгуливалась. Заметно потеплело. Солнце разбрасывало блики по полированным мраморным ступенькам. Это пиршество света никак не соответствовало настроению Димы. Он смотрел на игру солнечных зайчиков и не мог решить: что делать дальше. Попробовать оспорить решение об увольнении? Но ни медицинской справки, подтверждающей его болезнь, ни документов из милиции, подтверждавших факт нападения, Дима не имел. Участковый врач так до их дома не добрался. Не из принципиальных соображений: в районной поликлинике последнее время работать было просто некому. Заявлять на поселковых парней и возбуждать уголовное дело Кирилловы тоже не стали. Рисковать жизнью и здоровьем жены и дочки Диме не хотелось. Таким образом, увольнение за прогулы было совершенно неоспоримо и законно. Не придерешься.

Очевидно, придется искать новую работу. Столь же очевидно, что квартиру на заводе Кирилловы не получат. И раньше надежды были иллюзорны, а нынче их совсем не стало. Квартирная эпопея завершена. Смысла бороться за рабочее место на мертвом предприятии больше не было.

Дима медленно спустился с крыльца и без цели побрел по тротуару. Улицы казались непривычно пустыми. “Интересно: это мне кажется или машин и людей действительно меньше чем обычно?” – Дима стал внимательнее приглядываться к происходящему вокруг. В городе что-то неуловимо изменилось. С улиц исчезла привычная суета. Автомобили уже не шли непрерывным потоком, собираясь в вонючие многорядные заторы на перекрестках.

– Бензин-то опять подорожал. Ну, я и решил: черт с ней с машиной. Пока работы нет, пусть на стоянке стоит. – Двое мужчин в добротных кожаных пальто неторопливо шагали впереди Димы.

– А мы просто неделю “бухали” всей конторой. Товар распродали, деньги в сейф сложили и в запой. А что делать? Растоможишь сейчас по этому курсу – потом ничего не продашь. Пока Примаков программу объявит мы, в натуре, сопьемся.

Дима не заметил, как ноги сами принесли его к дому Завьяловой. Он остановился, растерянно оглянулся по сторонам. Прямо над ним, рядом с балконом, было видно окно, забитое большим куском фанеры. На газоне перед домом в грязи посверкивали осколки неубранного битого стекла. Дима снова ощутил на себе чей-то внимательный взгляд. Он резко повернулся. Справа из двора вышел Шах. За ним следом тащилась вся компания. Сомнений не было: они Кириллова заметили и направлялись в его сторону. В голове сразу промелькнуло предупреждение соседа: “ В поселке вас никто не тронет. Здесь баловать не позволим. А вот в городе будьте осторожны”.

“Очень мило”. – Подумал Дима. – “Жаль, воспользоваться предупреждением не удалось”.

– Эй, дядя! Не крути башкой: отвалится! – Шах остановился метрах в пятнадцать от Димы. Его подручные встали за спиной главаря. Дима ждал, что будет дальше. Можно было попробовать убежать, но это казалось глупо и неудобно. В конце концов, не станут же они убивать человека среди бела дня прямо на глазах десятка прохожих.

– Иди сюда. – Шах поманил Диму пальцем. – А то, как –то неудобно выходит: стоят старые знакомые, фактически друзья и не здороваются. Не вежливо так поступать. Не хорошо.

– Привет, коли не шутишь. – Поздоровался Дима, но подходить не стал.

– Так и будем перекрикиваться, как баржа с теплоходом? – Шах решил выдержать характер и тоже не двигался. Он понимал, что все козыри у него на руках и можно не торопясь “ломать” жертву.

– Отчего же? Можно и не перекрикиваться. Поздоровались и разошлись. Мне, собственно, пора. – Дима отвернулся от компании Шаха и медленно пошел прочь.