И появился добрый ясный месяц…
Считал я долго звёзды в эту ночь
И всё срывался с непонятных лестниц…
1988
***
Мы перестали чувствовать друг друга,
Мы говорим на разных языках.
А в сердце – пустота и холод лютый.
И за окном уже лежат снега…
И небо стало мутным надо мной,
И воздух полон грусти и тревоги…
И дни идут тоскливой чередой,
Но, как и прежде – думаю о Боге…
27.10.05
Диптих «Он и Она»
«ОН»
Опять ищу строку. Связать бы воедино
И мысли, и слова… (Бездарный рифмоплёт!)
Не знаю ли – смогу? Но клёкот журавлиный
И огонёк в ночи – и манит, и зовёт…
И кружат мотыльки, на свет окна слетаясь.
А за окном луна слепая. Много лет
Я не зайду к тебе, чего-то испугаясь:
Меж нами пустота и этот лунный свет.
Опять строку ищу, за рифмы не цепляясь, -
Найти бы!.. Но одно мешает снова мне:
Смогу ли я сейчас и, наконец, признаюсь
Что нет тебя, мой свет, и ближе и родней?!
Ты у окна сидишь и что-то всё читаешь,
Склонившись, и свеча горит перед тобой.
Луна, молчанье вслух… Любимая! Ты знаешь,
Как долго шёл к тебе, но нарушать покой
Я не хочу! Хотя упасть бы на колени
И руки целовать, и говорить: «Прости!».
Но не смогу опять, опять в себя поверить;
Мне б до тебя душой и сердцем дорасти!
Вот рифма, вот строка, строфа.… Но много фальши –
Бездарный рифмоплёт не смог сказать того:
Не столько благ земных – родных теряем чаще!
Теряем навсегда. И поздно – никого!
И снова ухожу в ночь, полную тревоги…
Простить себя легко? Нет! Сердцу больно – всё!
И снова тишина, луна, свеча, дороги…
А в памяти моей – глаза, глаза её!
А журавлиный клин спешит на юг, конечно.
И Мандельштам в руках, и чтение взапой,
И ранняя тоска, и горечь неизбежно,
И капли, капли слёз в том доме за рекой.
«ОНА»
А я ещё смогу сказать как сердцу больно!