Следует отметить и еще один путь исследований истории культуры, заданный этнографами. Здесь предметом научного анализа являлась именно культура, но, как правило, в ее статическом состоянии – на момент проведения полевого исследования. Историческими явились работы, реконструирующие культуру эпохи первобытности по аналогии с современными архаическими сообществами или на основании археологических данных.
В конечном счете, бурное развитие философии и теории культуры во второй половине ХХ в. поставило историков перед определенным парадоксом. Описание истории культуры стало тождественным общей истории общества, только написанным в определенном ракурсе – с акцентом не на событиях, а на состоянии общества в описываемый период и его атрибутивных чертах (т. е. национальной специфике его культуры). Это можно делать, дифференцируя культуру на отдельные отрасли – по аналогии с работой Милюкова, – что свойственно многим современным отечественным учебникам по истории культуры, или, не проводя такой дифференциации, что больше свойственно западным исследованиям и части отечественных. В качестве эталонного примера следует назвать учебное пособие М. С. Кагана «Введение в историю мировой культуры», написанное с позиций концепции социальной синергетики.
Собственно в этом и состоит соотнесенность общей истории с историей культуры. В соответствии с современным пониманием феномена культуры, история культуры – это та же всеобщая история, но изучаемая с определенной точки зрения, с акцентом не на событиях, а на формах и продуктах жизнедеятельности людей.
Современный теоретический поход к пониманию истории культуры характеризует ее прежде всего как процесс упорядочения, систематизации и развития форм человеческой жизнедеятельности (в первую очередь коллективной) и взаимодействия – как в практическом, так и в интеллектуальном и символическом аспектах. Но это выводит историю культуры на стык с естественной историей, которая таким же образом описывает и анализирует процесс упорядочения состояния материи (а на высших ее ступенях – и органической жизни) начиная от Большого взрыва (возникновения нашей Вселенной) и по сей день. Таким образом, история человеческой культуры становится неотъемлемой частью «тотальной истории» Вселенной, занимая высшую ступеньку в иерархии уровней развития материи.
Личность и культура
ЛИЧНОСТЬ И КУЛЬТУРА. Хотя культура и представляет собой порождение коллективной жизнедеятельности людей, ее практическими творцами и исполнителями являются отдельные личности. Традиционно всякий индивид выступает по отношению к культуре одновременно в нескольких ипостасях.
Во-первых, как «продукт» культуры, введенный в ее нормы и ценности, обученный технологиям деятельности и этике взаимодействия с другими людьми в процессе своей инкультурации и социализации, осуществляемой в ходе детского воспитания, при получении общего и специального образования, посредством контактов со своим социальным окружением (семьей, друзьями, коллегами и пр.). Получая повседневную информацию обыденного и специализированного характера, осмысливая художественные образы и нравственные коллизии в произведениях литературы и искусства и т. п., человек, прямо или опосредованно, формируется как личность, социально и культурно адекватная обществу (степень адекватности может быть разной: от высокой до нулевой). Этот процесс не заканчивается с достижением возрастной зрелости; корректировка параметров этой адекватности продолжается на протяжении всей жизни человека.
Во-вторых, как «потребитель» культуры, использующий нормы и правила усвоенной им культуры в своей социальной практике и особенно во взаимодействии с другими людьми, пользующийся языками и символами коммуникации, знаниями, оценочными стандартами, типовыми этическими формами и пр. как данными ему уже в готовом виде инструментами и способами личностной самоидентификации и социальной самореализации в данном сообществе.
В-третьих, как «производитель» культуры, творчески порождающий новые культурные формы, либо интерпретативно воспроизводящий или оценивающий в суждениях имеющиеся формы, что уже по самому факту индивидуального интерпретирования может быть квалифицировано как акт творчества.
И, в-четвертых, как «транслятор» культуры, ибо, воспроизводя какие-либо культурные образцы в практических действиях и суждениях, человек тем самым передает информацию о них другим людям.
При рассмотрении комплекса «личность и культура» перед нами встают сразу несколько сравнительно автономных проблем.
Прежде всего это проблема «личность и общество», проблема индивидуальной политико-социальной свободы индивида в системе общества или, переводя это на культурологический язык, – масштабы и границы прав личности на индивидуальную интерпретацию общественных норм и установлений. По приблизительным подсчетам специалистов по культурной коммуникации и информации (Е. А. Седов), масштабы свободы колеблются между 10–15 % от всего комплекса актов поведения и суждений человека (тоталитарное общество, построенное на полном подавлении личности), через 20 % (традиционное общество религиозно или этатистски ориентированного типа) до 25–30 % свободно интерпретируемых общественных норм (современное общество либерального типа). Это предел. Большая степень свободы интерпретации (и вытекающей из этого ненормированности индивидуального поведения) практически ведет к социальной дезинтеграции социума.
Перефразируя одного из классиков Просвещения, можно сказать, что свобода – это степень информированности личности о допустимых и недопустимых в данном обществе формах поведения и комплексе мировоззренческих и иных суждений, а также умение пластично пользоваться этими возможностями. Это мера социальной ответственности человека перед обществом. Мы полагаем, что фактически свобода заключается в знании или интуитивном ощущении линии пролегания границы между общественным и приватным, а также допустимой степени интерпретаций норм и того и другого.
Говоря иначе, максимум свободы – это максимальная культурная компетентность человека в данном сообществе (прагматически это можно назвать социальной адаптированностью), а максимальная несвобода – полная неосведомленность о допустимых нормах жизнедеятельности.
Другая проблема: необходимые параметры идентификации личности с данным обществом, что связано с вопросами социальной и политической солидарности, лояльности, зависимости, экономического интереса, религиозного долга. Здесь также может иметь место значительный разброс вариантов от полной интегрированности («истерический» патриотизм) до высокой степени социальной автономии (пониженная зависимость от уровня общественной поддержки и одобрения). Социологией уже давно установлена корреляция между уровнем образованности и профессиональности и потребностью в личной свободе и социальной автономии. Чем выше одно, тем выше и другое. Эту проблему не следует путать с чувством патриотизма как способностью осознавать и переживать Отечество как высшую ценность. История показывает, что образованные и культурно компетентные люди в большей степени обнаруживают чувство патриотизма и готовность на практике защищать эти ценности (утверждение, основанное на практических наблюдениях сотен мемуаристов времен обеих мировых войн). Тем не менее, при любых репрессиях интеллигенция «идет под нож» первой. Но у нее другой уровень самоощущения личностного достоинства и ценности собственной индивидуальности, что прежде всего связано с уровнем и уникальностью ее профессиональной специализированности. Таким образом, хрестоматийный вопрос «когда и в каких обществах личность начинает выделяться из коллектива и осознавать свою уникальность?», на наш взгляд, напрямую связан с процессами углубления разделения труда, уровня специализированности, усложнения тех или иных профессий и, наконец, степени престижности социального заказа на индивидуальное творчество (т. е. культурной развитостью элитного слоя общества).
Разумеется, эти причины играли доминирующую роль в период разложения первобытного общества и становления раннегородских цивилизаций. На следующих этапах истории к ним добавилась еще одна очень важная причина, порожденная процессами деградации традиционного жизненного уклада сообщества. Традиция как «броня» прикрывала индивида, освобождая его от многочисленных ситуаций личного выбора и ответственности за него. В отсутствие (или при ослабленной) традиции человеку требуется уже иной уровень ощущения своей личностной ценности и самодостаточности, чтобы самому сделать все необходимые выборы.
В этой связи имеет место еще одна проблема, рассмотрение которой следует рекомендовать психологу культуры. Человек не может жить в хаосе; это психологически невыносимо для него. Особенно, если речь идет о хаосе социальных отношений и понятийного аппарата мировосприятия и обмена информацией. Поэтому он, отчасти практически, а еще больше символически (интеллектуально, образно), упорядочивает окружающий его мир, придает ему некую условную понятийно-содержательную структуру и благодаря этому как-то ориентируется в мире (прежде всего в смыслах человеческих отношений). Осуществляя все эти практические и интеллектуальные действия, человек, так или иначе, эмоционально переживает их: свою солидарность или отчужденность от общества, всякое нормативное или интерпретативное действие или суждение, совпадение или расхождение общественных и личных интересов и потребностей и т. п. Совершенно очевидно, что с проблемой этого переживания связано всякое творчество, протестное и девиантное поведение. Ясно и то, что интенсивность подобных переживаний напрямую связана со степенью личностной автономии индивида от коллектива (о чем шла речь выше).
Что такое подобные переживания? Думаю, что за этим стоит специфический эмоциональный способ личного упорядочивания мира, казалось бы, основанный на тех же самых прагматических принципах, ценностях, интересах и пр., что свойственны данной культуре в целом. Тем не менее, упорядочивание мира в действиях и контактах, ориентированных вовне, на социальное окружение (в чем заключается проявление социальной адекватности), в чем-то существенно отличается от аналогичных действий по упорядочиванию мира для «внутреннего потребления» личностью, что, видимо, связано со способностью психологической адаптации личности в обществе. Как возникает этот «зазор», в чем заключается это различие, в конечном счете, стимулирующее творческую активность человека, мы не знаем и, наверное, поэтому столь плохо представляем себе, что такое творчество и как можно его стимулировать.
Общество и культура
ОБЩЕСТВО И КУЛЬТУРА. На протяжении долгого времени философов и антропологов волновал вопрос, в чем критерии различения общества и его культуры. Представляется, что вопрос этот не так уж сложен. Общество – это социально консолидированный устойчивый коллектив людей, преследующих столь же устойчивые цели и интересы. А культура – совокупный способ достижения этих целей и интересов, основные технологические и социальные параметры которого определены сложной системой «социальных конвенций», достигнутых данным обществом на протяжении многих поколений его интегрированного существования, что может быть названо социальным опытом этого коллектива.
Культура практически не может воспроизвести саму себя. Это общество воспроизводит себя в следующих поколениях как специфическую социальную целостность посредством трансляции своей культуры. Известны исторические примеры, когда объектом трансляции оказывалось не очередное поколение данного общества, а другая группа людей; в этом случае первоначальное общество и его культура «перетекали» на популяционную основу другой группы, порою радикально отличавшейся расовыми и другими показателями от общества-транслятора (как, например, турки-европеоиды и тюрки-монголоиды).
Характеризуя основные параметры культуры, следует учитывать, что человечество, будучи единым биологическим видом, никогда не являлось единым социальным коллективом. Разные популяции людей обитают на Земле как автономные сообщества в заметно различающихся природных и исторических условиях. Необходимость в адаптации к этим разнообразным условиям привела к сложению столь же специфических способов и форм осуществления коллективной жизнедеятельности людей, к постепенному формированию целостных системных комплексов подобных форм. Такие комплексы специфических способов и форм жизнедеятельности получили название локальных культур (см.) соответствующих сообществ (народов).
Реально на Земле существовало в истории и существует поныне множество локальных культур отдельных человеческих сообществ как системных комплексов исторически сложившихся способов их социального бытия. Некоторые из этих культур похожи друг на друга в силу генетического родства практикующих их народов или сходства обстоятельств их истории, другие различаются настолько, насколько разнятся условия жизни породивших эти культуры этносов.
Но «ничейной» культуры или «культуры вообще» в принципе быть не может. Каждая из них воплощает специфический набор способов социальной практики какого-либо конкретно-исторического сообщества. Со временем к такой популяционной (этнической) дифференциации форм жизнедеятельности добавилось их размежевание по социальным, конфессиональным, политическим и иным параметрам; локальные социокультурные комплексы отдельных популяций превратились в чрезвычайно сложные и полифункциональные системы по обеспечению коллективного существования и деятельности сословий, наций, цивилизаций.
Основные социальные функции подобных культурных систем связаны с решением задач интеграции, консолидации и организации людей, нормирования и регуляции практики их совместной жизнедеятельности, обеспечения процессов познания окружающего мира, накопления и обобщения социального опыта коллективной жизни, осуществления социальной коммуникации между людьми, выработки языков и способов обмена информацией, разработки механизмов воспроизводства сообщества как социальной целостности и т. п.
Историческая эволюция обществ как носителей специфических культурных черт и признаков прошла несколько стадий (разумеется, каждое сообщество проходило их в своем собственном темпе и ритме): первобытную, где складывалась основная «низовая» ячейка социальной организации – семья, а основным механизмом социальной регуляции были нормы и ритуалы брачных и кровно-родственных отношений; варварскую, где формировался этнический, территориально-соседский тип социальной организации и культуры, а главным средством социальной регуляции являлась племенная мифология и традиции; аграрную, где преобладали сословно-идеологические и политико-конфессиональные (цивилизационные) формы социокультурного жизнеустроения, а в средствах социальной регуляции доминирующую роль играло религиозно санкционированное насилие; индустриальную, где основными организационными и культурными структурами общества стали национальная государственность и специализированные социально-функциональные страты, а главным социокультурным регулятором – социально-экономические интересы и конвенции, формирующие новый тип культуры – массовый; и наконец, постиндустриальную, где формы социальной организации эволюционируют к глобальным транснациональным политико-экономическим объединениям, а ведущая регулятивная функция переходит к разнообразным видам производства знания и информационной деятельности.
Порядок культурный
ПОРЯДОК КУЛЬТУРНЫЙ – форма проявления упорядочивающей функции культуры. Среди многочисленных определений культуры очень редко упоминается про то, что культура помимо всего прочего (и тем не менее, в первую очередь) есть порядок, – наиболее общая в человеческом бытии система упорядочения, организации и систематизации процессов человеческой жизнедеятельности, мировоззрения, организации межличностной коммуникации и взаимодействия. В этой системе наука, философия, религия, традиции, законодательство и пр. суть лишь частные сегменты общей функции культуры как системы создания и поддержания порядка в мировоззрении, сознании и – главное – в социальном поведении людей и их коллективных объединений.
С позиций синергетики это один из процессов самоорганизации материи в упорядоченные структуры, только протекающий на уровне человеческой деятельности (практической, интеллектуальной, художественной). Ведь люди действуют и творят, думают и говорят отнюдь не хаотично, а подчиняясь определенным закономерностям, направленным на достижение более глубокого и масштабного познания и большей упорядоченности того мира, в котором они живут. Недаром структуралисты изучают культуру на примере языка – высокосистематизированного средства передачи информации. М. С. Каган убедительно доказывает, что и искусство является таким же способом упорядочивания художественно-образных представлений о мире, как религия и философия – инструментами упорядочивания мировоззрения, традиции – инструментом упорядочивания обычаев и нравов и т. п.
Конечно, порядки бывают разными. Еще в XIX в. философами-эволюционистами было показано, что исторический прогресс – это не улучшение, а усложнение мира человеческого бытия, переход от более примитивных порядков и структурной организации к более сложным. Доминирующая сейчас в мире философия постмодернизма эпатирует публику призывами к деконструкции текстов культуры; но любому здравомыслящему человеку понятно, что речь идет не о разрушении порядка как такового, а о переходе к более сложной системе упорядоченности в культуре, миропонимании, организации социальной практики.
Конечно, сведение культуры только к вопросу о порядке было бы некоторым упрощением проблемы. В культуре существуют и относительно свободные поля для творчества и импровизации. Просто в одних областях они сравнительно широки (искусство, наука, формы межличностных отношений), в других, напротив, очень ограничены (сфера социального поведения или допустимая зона применения насилия). Но в принципе такие зоны наличествуют практически в каждой области жизнедеятельности человека.
В этой связи отдельную тему представляет собой вопрос о творчестве (научном, техническом, художественном). Конечно, каждый творческий акт, каждая инновация несут в себе потенциал разрушения существующего порядка (в той или иной избранной области). Но при этом предлагается более совершенная модель упорядочивания того, что разрушается. Каждая научная теория, техническое изобретение, художественное произведение – это маленький шаг вперед в деле улучшения (хотя и одновременного усложнения) существующей системы порядков (объяснительных, технических, художественно-стилевых) в науке, технике, искусстве.
Кроме того, существует и территория беспорядка, точнее, категория людей, живущих, нарушая культурные порядки. Какие-то культурные порядки вынужден нарушать любой человек, адаптируясь к той или иной сложившейся ситуации. Но есть люди, для которых нарушение определенных культурных норм и порядков (обычно публичное, эпатирующее) является формой их личностного самовыражения или вынужденным образом жизни (обычно их называют оригиналами или маргиналами), протестной формой поведения или претензией на художественную оригинальность (вспомним дадаистов и футуристов начала ХХ в.). Но эти люди составляют совершенно незначительный процент общего состава населения, и их оригинальные выходки не несут какой-либо угрозы существующим порядкам.
Но и в сфере, далекой от культуры (в ее гуманитарном понимании), существует категория правонарушителей или преступников, живущих в режиме нарушения порядков. Поскольку законопослушание – это тоже одна из культурных норм поведения, любой правонарушитель или преступник одновременно является и культурным маргиналом. Впрочем, существует и другая точка зрения (с которой я солидарен), согласно которой криминал и маргинальность – это особая субкультура, столь же жестко упорядоченная, только на основе других порядков, которые чужды нашим культурным нормам.
Конечно, культурные порядки и нормы исторически весьма подвижны и с переходом общества на очередную ступень развития в большой мере изменяются. Интересное исследование исторической динамики смены парадигм познания и упорядочивания знаний дается М. Фуко в его книге «Слова и вещи. Археология гуманитарных наук» (М., 1994). Но и традиционная историческая наука свидетельствует о постоянном усложнении форм социальной организации, совершенствовании технологий производства, эволюции господствующего мировоззрения. Это и есть историческая динамика усложнения культурных порядков.
Методологии исследования культуры
МЕТОДОЛОГИИ ИССЛЕДОВАНИЯ КУЛЬТУРЫ. Процедура исследований культуры началась с описаний историками или путешественниками нравов разных экзотических народов (китайцами – степных кочевников, греками – причерноморских варваров, римлянами – западноевропейских аборигенов). Конечно, все это еще не являлось научным исследованием культур названных народов, а было только зарисовками их быта и нравов. Эпоха Великих географических открытий резко расширила территорию, доступную для описания, но мало что добавила в методологию этого занятия.
Такого рода описания начали приобретать систематический характер только в XIX в., когда сформировалась специальная наука по изучению народов – антропология (в некоторых странах ее назвали этнографией). Тем не менее, основным объектом описания оставались заморские народы, в своем развитии существенно отставшие от Европы и потому описывавшиеся как некий раритет (заморское чудо, дикари). Однако уже в течение середины и второй половины XIX в. сформировалась хронологически первая научная парадигма антропологических исследований – эволюционизм (см.), бывший преимущественно англо-французским по своему происхождению (полевыми антропологами были в основном англичане, социологами – французы, а методологами – и те, и другие).
Показательно, что почти одновременно с эволюционизмом в России появился и первый труд цивилизационной направленности; однако расцвет этого направления пришелся уже на первую половину ХХ в. Хотя в рамках этой парадигмы работали представители многих народов, цивилизационизм (см.) остался традиционно российским направлением антропологии. На рубеже веков появилось и третье направление – диффузионизм (см.) – преимущественно германо-австрийское.
Так, в течение второй половины XIX – начала XX вв. образовались три направления, по-разному интерпретирующих макроисторию человечества: эволюционизм – как линейное прогрессивное развитие каждого сообщества; цивилизационизм – как изолированный и замкнутый цикл рождения, роста и умирания исторических сообществ и диффузионизм – как эстафета культурных достижений, передаваемых от народа к народу.
Однако жизнь обществ включает в себя не только макроуровень больших исторических циклов, но и микроуровень постоянных социальных изменений. Исследования культуры на микроуровне начались в 1920-е гг. англичанами в рамках парадигмы функционализма (см.), а с середины века приоритет в этом направлении перешел к американцам.
Своеобразное направление изучения культуры избрали французы. Они пришли к заключению, что наиболее репрезентативным выражением культуры является язык и на его основе можно изучать всю культуру как целостный текст. Так в середине ХХ в. родился структурализм (см.). Однако, когда французские структуралисты перешли от слов к социальным реалиям, сформировалась совершенно новая исследовательская парадигма, основанная на идее, что история культуры вообще не подчиняется никаким универсальным законам, а протекает в соответствии со сложившимися обстоятельствами. Эта новая парадигма охватила и философию, и социологию, и искусство, но все-таки основой ее осталось изучение культуры. Новое направление получило название постмодернизм (см.). Он ведет свою историю примерно с 1970-х гг.
Хотя многие специалисты утверждают, что и постмодернизм как методология уже близится к закату, но ни одна из перечисленных методологий до сих пор не умерла и активно используется в науке. Просто по ходу истории рождаются новые течения в рамках каждой из перечисленных парадигм. Так эволюционизм породил неоэволюционизм, в рамках которого работают многие выдающиеся ученые, развитием функционализма стал структурный функционализм, структурализма – постструктурализм. К тому же ничего нового на горизонте пока что не видно.
Позитивизм
ПОЗИТИВИЗМ – это не методология, а научная парадигма, сложившаяся в середине XIX века в Англии и Франции в развитие классической доктрины Просвещения – концепции «торжества разума». На базе позитивизма и сложились все основные методологии. Основа позитивизма – идея абсолютной познаваемости и объяснимости мира, но только научным путем. Позитивизм выступал против философской рефлексии, как «спекулятивной», лишенной должной эмпирической базы, измерительного инструментария, методологии научных обобщений и т. п.
Основателями позитивистского направления были О. Конт, Г. Спенсер, Дж. Милль, И. Тэн и др. Первым следствием торжества позитивистских идей стало учение Ч. Дарвина и эволюционизм (см.) как методология истории и антропологии.
Позитивизм исторически развивался. В каждом поколении у него находились талантливые продолжатели (преимущественно среди социологов и науковедов, но в том числе и среди философов). В ХХ в. сложилось течение постпозитивизма, представленное такими выдающимися теоретиками науки, как К. Поппер, Т. Кун, И. Лакатос, П. Фейерабенд и др. К постпозитивизму принято относить такие философские школы, как аналитическая философия, венский кружок. Именно постпозитивизм породил понятие «научной парадигмы»[3 - Кун Т. Структура научных революций. Благовещенск, 1998.] как новой познавательной методологии и научного мировоззрения. Сегодня постпозитивизм является одной из наиболее влиятельных школ познания, особенно в сфере социальных наук.
Эволюционизм
ЭВОЛЮЦИОНИЗМ – направление в истории и антропологии, возникшее в середине XIX в. под влиянием позитивизма (см.) и волны полевых этнографических исследований, начавшихся в Африке, Америке, Океании. Важнейшую роль при этом сыграло доминирование в науке принципа развития, в соответствии с которым изменения в любой сфере объективного мира рассматривались как продукт адаптации к изменению внешних условий. Особую роль в становлении классического эволюционизма сыграли труды Ч. Дарвина, в которых была изложена идея эволюции как универсального механизма прогрессивного развития.
Из области естествознания идея эволюции проникла в науки о человеке и культуре. Основную задачу своих исследований сторонники эволюционизма видели в открытии и обосновании общих закономерностей развития культуры, в сравнении уровней развития культуры разных народов. В классическом эволюционизме была принята концепции эволюции, предложенная Г. Спенсером, как процесса поступательного развития обществ (непрерывного по своей природе) от относительно неопределенной, бессвязной гомогенности к более определенной, согласованной гетерогенности путем последовательной дифференциации и интеграции. Таким образом, механизм развития общества и культуры непрерывен и постоянен, последователен, направлен на повышение уровня самоорганизации (развитием этой идеи стала современная синергетика).