Избранные работы по теории культуры

В числе основных характеристик массовой культуры можно перечислить такие, как: регуляция ее актуальным состоянием экономической и политической конъюнктуры, преобладающее отношение к жизни как к игре с правилами, определяемыми самим игроком, отсутствие какой-либо выраженной социальной иерархии среди участников этой игры (она скорее актуально-ситуативная), высокая значимость групповой маркировки, своеобразная система ценностей, связанных в основном со стремлением к получению удовольствий, восприятие мира и его составляющих только с позиций его полезности и того набора удовольствий, которые от него можно получить, и т. п. [см. об этом: 119].

Конечно, актуальное потребление регулируется не только одной массовой культурой. Это обязательная задача всех функциональных культур. Но массовая культура отличается тем, что она регулирует процедуры потребления преимущественно среди людей, ничем иным, кроме потребления не связанным (не являющимися совместными производителями чего-то или территориальными соседями по постоянному семейному месту жительства). С точки зрения антропологии, организация и регуляция процессов потребления является политической задачей [70], а, следовательно, и массовую культуру можно считать функционально политической.

Сказать что-либо определенное о механизмах воспроизводства этой культуры очень сложно. Возможно, что ее воспроизводит сама социальная ситуация, в которую попадают люди [447].

Людей этой культуры можно определить как «личностей со стертыми чертами индивидуальности» [220], поскольку процедура коллективного потребления, в которой доминирует принцип «не хуже других», не оставляет зазора для какой-то социально значимой и заметной индивидуальной репрезентации. Естественно, эта характеристика относится к потребителям продуктов массовой культуры. Производителями, как правило, бывают представители креативной культуры, работающие на массовый успех или в системе манипуляции массами. Они по типу своей деятельности принадлежат к креативной культуре, но «играют» на площадке массовой (и по ее правилам – коммерческим, информационным, эстетическим и др.).

* * *

Соотнесенность трех функциональных культур: традиционной, креативной и массовой, как трех различных стратегий жизнедеятельности, представляется очень многоплановой и противоречивой. Они, с одной стороны, стремятся к разным целям, адаптируют разные обстоятельства и условия жизни, ориентированы на разные сферы регуляции, с другой – дополняют друг друга; социально автономны, но взаимодействуют и взаимопроникают друг в друга; находятся в довольно напряженных взаимоотношениях, но порой имитируют черты друг друга. Эти культуры разнесены территориально и социально:

– традиционная культура – село и сельские материальные производители – крестьянство;

– креативная и массовая культуры – город, городская элита – производители порядка, интеллектуальные и высокостатусные материальные производители, а также основная масса средне– и даже и низкостатусного городского населения.

Особо следует отметить, что все три культуры в какой-то мере взаимопроникают, присутствуют друг в друге. Исследуемое различие в функциях отражает скорее определенные приоритеты, доминирующие в рамках этих относительно полифункциональных культур, но вовсе не исчерпывает все их социальное содержание. Консервативность традиционной культуры не исключает и некоторых элементов новативности, которые временами появляются в ней, преимущественно в ее инструментальном обеспечении [см.: 259], что, однако, не меняет ее консервативной сути. И креативная культура не только новативна. Элементы традиции присутствуют и в ней, однако, они понимаются как уже неконкурентоспособные в сравнении с новациями и практикуются преимущественно по причинам их символической значимости. Точно так же в традиционной и креативной культуре имеет место и актуальное потребление. И если в традиционной культуре оно до сих пор ограничено формами, разрешенными обычаем, то в городской креативной культуре они все больше и больше смыкаются с актуальным массовым потреблением. Собственно креативные формы потребления все больше и больше локализуются в эксклюзивном престижном потреблении высокостатусной части креативных акторов.

Говорить о каком-либо социальном соперничестве трех культур до второй половины XX века не приходилось. Они функционировали в совершенно разных социальных средах: крестьянской, городской специализированной (высоко– и среднестатусной) и маргинальной. И даже процессы активной урбанизации, начавшиеся во второй половине ХК в., поначалу только увеличивали маргинальную прослойку среди городского населения, но не инициировали какой-либо конкуренции массовой культуры с креативной. Но в конце XX века, когда в актуальное потребление по массовому типу оказалось втянутым практически все городское население [450], встал вопрос о том, что массовая (по существу маргинальная) культура становится основной культурой потребления всего городского населения (охватывая уже не только низкостатусную, но и среднестатусную его часть). Это особенно ярко проявилось в сфере символического потребления, к которой ныне относится фактически вся отрасль досуга горожан и их информационные интересы.

Еще более сложной представляется ситуация взаимоотношений традиционной и массовой культур. В литературе временами проскальзывает утверждение, что массовая культура существовала всегда [31]. Полагаю, что это неверно. Массовая культура не могла сложиться ранее появления массового общества, в свою очередь ставшего продуктом индустриального рывка второй половины XIX века и активной урбанизации, сопровождавшей этот рывок. Хотя, несомненно, какие-то формы (в частности в сфере символического потребления), сейчас развившиеся в массовой культуре, существовали и прежде. Но ныне массовая культура, ставшая основной повседневной культурой большей части населения крупных городов, вступила, по мнению некоторых исследователей, в конкурентные отношения с традиционной [см.: 455]. Так ли это?

Прежде всего, нужно отметить важный элемент общности обеих культур: они являются инструментами социальной стабилизации и контроля широких масс населения. Но делают это по-разному: традиционная в режиме соблюдения обычаев, имеющих сакральный статус, а массовая – в режиме имитативных практик по отношению ко многим формам креативной культуры [об этом подробнее см.: 219].

Здесь важен вопрос: в какой социальной среде возникла массовая культура? В основном она сложилась среди представителей традиционной культуры – крестьян, переехавших в города и попавших в совершенно иные социально-деятельностные условия (работа, оторванная от дома и семьи) и социально-нормативные условия (свобода от жесткого соседского контроля, но постоянная личностная конкуренция со всеми за обладание любым социальным благом). В таком социальном режиме жизни обычаи и нормы традиционной культуры быстро потеряли свою регулятивную эффективность и оказались замененными регулятивами массовой культуры, нацеленной не столько на конструктивное соседское взаимодействие, сколько на индивидуальное соперничество в процедурах актуального потребления.

А непосредственной конкуренции между традиционной и массовой культурой я не усматриваю. Это стратегии совершенно различных социальных условий жизни.

Социально-организационная типология культур

В отличие от социально-функциональной типологии, в рамках которой рассматривалось многообразие вариантов культурного обеспечения основных функций деятельности людей – производства, потребления и обмена, теперь будет рассмотрена типология, которая отражает многообразие организационных объединений людей, складывающихся в процессе их жизнедеятельности. Исторически выделилось четыре основания для таких социальных объединений, каждое из которых представлено несколькими типами:

• объединения по языку и обычаям, которые обобщенно называют культурными (в узком смысле слова), в этом исследовании они представлены кровнородственным и этническим типами;

• объединения по служению одной власти, которые называют политическими, здесь представленные национально-политическим типом;

• объединения по принадлежности к определенному мировоззрению, которые называют идеологическими, в этом исследовании представленные конфессиональным типом;

• объединения по профилю деятельности и образу жизни, которые называют социальными (в узком смысле слова), здесь представлены социально-сословным и профессиональным типами.

Я постоянно подчеркиваю, что перечисляю только типы, представленные здесь, в настоящем исследовании, поскольку на самом деле в границах каждого основания насчитывается больше типов, но они не столь актуальны для интересующих нас проблем.

Вместе с тем, необходимо отдавать себе ясный отчет, что все эти основания для социальных объединений людей в их практической жизнедеятельности самым жестким образом связаны с типом солидарности (и проистекающей из него идентичности), интегрирующим их в ту или иную общность. Как правило, люди солидаризуются друг с другом одновременно по нескольким основаниям. Всякий человек неизбежно входит и в какую-то этническую общность, и в какую-то национально-политическую общность, и в профессиональную, и, если он верующий, в конфессиональную. Другое дело, что в разных жизненных ситуациях для него становятся более актуальной то одна, то другая солидарность и идентичность. Но такого рода неформальные (народ, нация, сословие, профессия) и формальные (семья, конфессия) объединения реально существуют, и их функционирование эффективно управляет сознанием и поведением каждого человека [см. об этом: 307].

Это многообразие типов объединений обусловлено, во-первых, тем, что люди психологически нуждаются в каком-то устойчивом порядке коллективной жизнедеятельности, что было бы очень сложно осуществлять без каких-то организационных форм социальных объединений. И, во-вторых, это связано с тем, что человек отличается существенным многообразием своих интересов и потребностей, которые невозможно удовлетворить в рамках социального объединения одного типа. Потребность в соседской коммуникации и обмене удовлетворяется этническим типом общности, потребность в продуктивном взаимодействии – профессиональным типом, потребность в идеологическом соединении с единомышленниками – конфессиональным и т. п.

Поскольку большинство этих объединений не формальны, а возникают стихийно в процессе жизнедеятельности народов (неформальные объединения обычно формируются на протяжении нескольких веков – этносы, сословия, профессии, а формальные создаются гораздо быстрее, иногда и одномоментно – например, заключение брака), принадлежность человека одновременно к нескольким таким объединениям, как правило, не имеет конфликтного характера [251]. Впрочем, в реальной жизни с ее сложными ситуациями все случается.

Понятно, что каждое такое объединение является носителем определенного типа культуры, установки которой в наибольшей мере соответствуют тому типу солидарности и идентичности, который данное объединение олицетворяет. Эти типы культуры достаточно специфичны, поскольку выражают разные интересы человека и разные цели социальной интеграции людей: от обычаев повседневной жизни в семье и этносе до принципов организации специальной продуктивной деятельности в профессиональной среде или идей патриотизма и служения Родине в политико-национальной общности [см. об этом: 530].

Так или иначе, но серьезность влияния, которые эти социально-организационные объединения оказывают на практическую жизнь всякого человека, требует от нас системного рассмотрения типологии основных культур, реализуемых в каждом типе социальных объединений.

Кровнородственный тип культуры

Этот культурный тип рассматривается первым, ибо является наиболее древним. Это первая форма групповой солидарности, зафиксированная еще у предков человека – гоминид времен антропогенеза [374] и доминировавшая как основная форма организации человеческих коллективов фактически до неолитической эпохи и перехода к территориально-соседскому типу интеграции. Ее принято называть первобытнообщиной. Суть этой культурной системы проста: степень солидарности и любого типа обязательств и форм поведения одного человека по отношению к другому зависит от степени близости их кровного родства. Если современный человек держит в памяти, как правило, 2–4 уровня родства (как «по горизонтали», так и в глубину истории), то в первобытной древности были разработаны системы, включавшие в себя более десятка уровней родственной близости и соответствующих обязательств и запретов по отношению к родственнику, возможности вступления в брак с ним и т. п. [705].

В основании этого типа социальной солидарности в древности лежало представление (как правило, мифическое) о происхождении всех членов рода от единого предка. Этот предок был далеко не всегда антропоморфен, его роль могло играть какое-либо животное, которое поэтому было священным, а труп такого животного рассматривался как тело сородича, и его хоронили со всеми принятыми обрядами. Предком могло являться и неодушевленное явление (река, скала, солнце, луна и т. п.). Такой предок одновременно играл и роль тотема – верховного божества, создавшего весь мир и данный человеческий коллектив в частности. Другие коллективы в ту эпоху, как правило, даже не считались за людей [см.: 333].

Социальные нормы этого типа культуры были сконцентрированы преимущественно на регуляции процессов биологического воспроизводства. Если поначалу в коллективах преобладал промискуитет и эндогамия (запрет на брачные связи с чужаками), то со временем выяснилась опасность близкородственных связей, и на них был наложен запрет. При этом роды перешли на систему дуально-фратриальных брачных союзов, в соответствии с которыми два рода вступали в союз, в рамках которого репродуктивные отношения запрещались внутри собственного рода, а допускались только с представителями другого рода. Все мужчины рода А были мужьями всех женщин рода Б и наоборот. Установление персонального отцовства при этом было не возможно, и рожденные таким образом дети относились к роду матери (так называемый матрилинейный тип наследования). Это было первым шагом к переходу к племенной системе организации.

Если мифология кровнородственной культуры в основном была сконцентрирована на происхождении собственного рода (тематике «великого предка»), то бытовая магия, наиболее полно отражавшая насущные социальные проблемы, – на его продлении, что при необычайно высокой детской смертности в то время, действительно, было самой большой проблемой существования родовых коллективов.

Но это первоначальная история культуры кровнородственного типа. В последующем, на этапе разложения первобытнообщинных отношений начали формироваться семьи, видимо, первоначально патриархатные – один мужчина и несколько жен, а позднее нуклеарные, состоящие из устойчивой брачной пары и их детей. При этом кровнородственный тип культуры остался сосредоточенным в области семейных отношений, хотя имел при этом множество вариантов исторического воплощения. Их можно разбить на три подгруппы:

• Тип «горизонтальных» родственных связей, т. е. системы, основанные на однопоколенном союзе братьев и сестер, например, аристократические фратриальные союзы.

• Тип «вертикальных» родственных связей, т. е. системы, основанные на принципе непосредственного генетического наследования по прямой, например, монархические династии.

• Смешанный тип: системы, наиболее последовательно сохраняющие принципы формирования родовых общин на основе веры в единого предка, например, исторические кланы, тейпы, родственные союзы или «большие семьи» кланового характера и пр. [рассуждения об этом см. также: 756].

Во всех этих кровнородственных социальных объединениях в той или иной мере поддерживаются определенные кровнородственные традиции, обязательства (наиболее известным остается обычай кровной мести за погибшего родственника). Однако, несмотря на наличие во всех этих случаях более или менее очевидных оснований для кровнородственной солидарности, эти системы в очень небольшой мере способны поддерживать какую-либо единую внутреннюю культуру. Способность подержания системной культурной общности оказалась в наибольшей мере свойственна обычной нуклеарной семье. Так что основным носителем кровнородственной культуры как особого типа культуры в наши дня является именно семья, остальные случаи можно рассматривать как исторические атавизмы.

Этнический тип культуры

Известно, что человечество не представляет собой единого социального и культурного организма. По совокупности различных географических, демографических, исторических, социальных, лингвистических и иных причин человечество в процессе своего расселения по территории Земли формировалось как мозаика автономных социальных коллективов, численность которых, как правило, регулировалась ресурсными возможностями «территории кормления» [24]. Длительный многовековой, а, порой, и многотысячелетний опыт коллективной жизни людей в подобных группах, причем нередко в ситуации большей или меньшей изоляции от внешних контактов, выработал у них комплексы своеобразных способов устройства Бытия:

• форм межличностного взаимодействия (нравов и обычаев),

• средств коммуницирования и информационного обмена (разговорных языков, а позднее и систем письменности),

• форм организационного устроения (родов, племен, этносов, сословий, классов, государств),

• особенностей разделения социальных функций и способов достижения требуемых результатов (профессиональной специализации и характеристик изготовляемой продукции),

• специфических картин мира и вариантов мировоззрения (мифологии, религии, рационалистических рефлексий, образных мироощущений и их художественных воплощений) и т. п. [см.: 74].

Все это в совокупности привело к устойчивой дифференциации человечества на автономные этнические коллективы и формированию в каждом из них своей специфической культурной конфигурации тех или иных языков, обычаев, нравов, традиций и пр. [об этом см.: 10; 250].

Этнокультурная дифференциация прошла ряд исторических этапов. Как наиболее древний следует выделить племенной этап, в основе формирования которого лежал опыт совместного проживания нескольких родов на смежных территориях, удобство совместной хозяйственной деятельности, обороны от соседей и т. п. На базе этого соседства и интенсивных межродовых контактов постепенно складываются общие: язык, преобладание внутренних хозяйственных и социальных (включая брачные) связей над внешними, системы мифологических (позднее религиозных) и рациональных представлений, элементы образа жизни, бытовой культуры, приемы и способы хозяйствования, стилистика имиджа, специфика кулинарии и т. п. Таким образом, формировалась территориальная, сельскохозяйственная племенная культурная система. Племя считается эмбриональной формой собственно этнической организации [199].

Вторым этапом стало формирование собственно этносов как объединения нескольких соседствующих племен (порой довольно большого их числа), как правило, на основе лингвистической, культурной и хозяйственной близости. Другим основанием сложения этносов являлось политическое объединение племен в единое государство. Наиболее распространенным случаем было сочетание обоих оснований: в государство объединялись лингво– и культурно родственные племена или формирующийся этнос превращался в этническое государство, хотя, известны многочисленные случаи сложения этносов и без участия политического фактора [73]. Существенную роль, способствующую интенсификации процесса сложения единой этнической культуры играло конфессиональное единство складывающегося этноса, возникавшее путем формирования объединенного межплеменного пантеона, создания или заимствования со стороны, какой-то новой религии. Со временем актуальность аспекта кровного родства постепенно вытесняется общностью обычаев, нравов, верований, территориально-соседской солидарностью и т. п. как главным основанием солидарности и идентичности членов этноса. Т. е. в отличие от кровнородственных общин этнос (включая и племенную стадию) является объединением территориально-культурным [381].

С возникновением городов и государств эта чистота культурного единообразия серьезно трансформируется под влиянием социальной стратификации культуры – становления субкультур новых городских сословий администраторов, воинов, ремесленников, священнослужителей. Поначалу эта субкультурная специфика не очень отличается от крестьянской, но со временем сословное размежевание этнической культуры приобретает доминантный характер; причем городские субкультуры по разным причинам в большой мере подвержены иноэтничным культурным влияниям и наибольшей этнической чистотой отличается именно крестьянская субкультура.

Так или иначе, но у этнической культуры помимо лингвистического, хозяйственного и обыденно-нравственного появляются еще два измерения: политическое (в лице государства) и систематизированное религиозное, постепенно вытесняющее мифологическое сознание людей на периферию их социальной активности.

Пожалуй, основным свойством культуры этнического типа является ее мемориальный характер. Это культура воспоминания об общем происхождении (как правило, легендарном), общем прошлом, общем социальном опыте, накопленном в ходе истории и т. п.

Если первые этносы складывались еще на варварской стадии развития (в 5–3 тысячелетиях до н. э.), то наибольшее развитие этот тип социальной организации получил в эпоху аграрных цивилизаций (примерно от 3 тыс. до н. э. по середину 2 тыс. н. э.). В эпоху позднего средневековья доминирующим типом организации в существенной мере остается по-прежнему этнический, если судить по общей совокупности культурных оснований, лежащих в основе консолидации людей. Однако на новом этапе этот феномен несколько трансформируется: если раньше ведущую роль играли интересы совместного ведения сельского хозяйства, то теперь на первое место выходят интересы военно-политические и религиозные; в принципе этот тип сообщества по его социокультурным доминантам можно назвать политико-идеологической стадией этнического единства.