По мосту проезжает грузовик и я прихожу в себя. Смотрю на часы. Я пробыла здесь полчаса. Полчаса, разговаривая с мёртвой девочкой. По спине пробегает холодок.
(Звони в дурдом, самое время)
– Пока, мёртвая девочка. – Мне становится жутко от того как это звучит.
Но вместе с тем мне стало… легче на душе, чтоли?
Я иду домой и мне очень грустно. Я представляю, как ты лежишь там совсем одна. Одинокая, виноватая. (Мёртвая)
Мёртвая.
Я взяла бутылку рома.
Поезд везёт меня с работы. Весь мир превратился в похмельный ад. Я еле выдержала эти девять часов. И выпила миллион литров воды. Я так давно не пила, что и забыла как ром коварен. В итоге я очнулась голой на полу, от звона будильника. Звук предвещающий террор.
Жара и любое прикосновение вызывают жуткую тошноту. Я вжалась в окно, чтобы никто ко мне не прикасался. Голова раскалывается, веки горят.
Я иду домой и даже не собираюсь спускаться под мост. Но чувство вины берет верх. У неё же нет никого кроме меня, не бросать же её там одну.
Это была плохая мысль.
Я спускаюсь под мост и запах бьёт мне в нос. Намного сильней чем был вчера. Желудок подпрыгивает к моему горлу и я сгибаюсь пополам. Потоки желчи выливаются и выливаются из меня болезненными спазмами, словно огромная рука ухватила мои кишки и наматывает их на кулак. В ушах начинает звенеть. Я падаю на колени от изнеможения.
И вдруг, сквозь спазмы, я что-то слышу, какой-то звук. Я поворачиваю голову. Ты всё так же сидишь с виновато опущенной головой. Я вижу твоё раздувшееся лицо и новый спазм выжимает из меня желчь.
Когда всё прекращается, я оглядываюсь вокруг. Мне показался этот шум? Скорей всего это я и была.
Телефон опять звонит, второй день подряд. Я беру трубку.
– Алло?
– Таня?
– Она умерла.
– Что?
Я собираюсь положить трубку, когда на другом конце кричат.
– А ты кто?
– Её сестра.
Посыпались вопросы – главная причина почему я не беру трубку. И сейчас не следовало брать.
– Я не хочу говорить об этом.
– Хорошо, я понимаю. – Молчание. – Слушай, Таня была мне близким другом. Давай увидимся где-нибудь?
– Зачем? – Меня бросает в жар, словно он сказал что-то непристойное.
– Мне нужно всё узнать. Что случилось.
– Ну, я не знаю…
– Ну, пожалуйста! – Всхлипы на другом конце трубки.
– Ну, ладно. – Не умею отказывать людям.
– Спасибо.
Ну вот, блин, опять меня втянули во что-то. Меня угнетает чужое внимание. Почему меня не могут просто не трогать?
Жома я опускаюсь на диван. Меня давит не столько новое обязательство, сколько воспоминания которые просачиваются словно в приоткрытую дверь морозный воздух улицы. Таня была моей сестрой. Единственный человек которому было до меня дело. Старшая сестра, к которой я всегда могла прийти за советом. Лучшая подруга, с которой никогда не было скучно. Я вздыхаю и вытираю мокрые глаза. В прошлом всегда лучше и я ныряю в него, на крыльях слёз и ветра. Её добрые смешливые глаза и гордый подбородок. Лето в деревне. Общие игрушки. Мы заплетали цветы друг другу в волосы. Мама всегда её любила больше. Они были одинаковые, это я выделялась на их фоне. Я была чужой. Но любовь моей сестры невозможно было измерить ни одними весами. Она была всегда рядом, когда нужно. Ничто не могло заставить её опустить глаза и убрать улыбку с её губ. Это её и погубило.
Слёзы текут из меня бесконечным потоком. Я рыдаю как маленькая обиженная девочка. Почему это происходит со мной? Почему я теряю людей одного за другим? За что мне всё это?
Слёзы уносят с собой тоску и боль. Мне становится чуть легче. Я сворачиваюсь калачиком и засыпаю.
Новый рабочий день. Когда он кончается я не еду домой. Впервые за год, наверное.
Я захожу в кафе и набираю номер. Почти сразу парень за одним из столиков поднимает руку. Он высокий и черноволосый. Красивый. Только такой и мог быть у моей сестры. Люди под стать ей.
– Привет. – Он встаёт из-за стола.
– Привет. – Я протягиваю ему руку. Он мягко пожимает её двумя руками. Его зовут Саша.
Мы садимся и я начинаю рассказывать. Сначала тяжело, потом легче и легче. Я рада выплеснуть из себя воспоминания, я рада, что кто-то хочет знать о моей сестре. Я рассказала всё: про свадьбу, про аварию, кому, и про то, как однажды её сердце просто перестало биться. Не рассказала я лишь о том, что глубоко внутри я была рада, что Таня умерла, а не превратилась в растение как предполагали врачи.
Скомканные салфетки покрывают столик, когда я заканчиваю. Официант даже принёс новые.
Саша сидит с мокрыми глазами, закрывая ладонями рот. Он молчит и это хорошо, мне нужно прийти в себя.
– Как давно это было?
– Три года назад.
– Так давно?
– Ну да, как ты мог не знать, если такой близкий друг? – Откуда-то во мне появляется злость.
Его взгляд становится таким, словно я влепила ему пощёчину.
Мне становится стыдно.
– Мы сильно поссорились. – Он опускает голову и разглядывает свои руки. Красивые длинные пальцы. – Уже лет пять прошло.
Он вытирает глаза.