Кукольник

– Можно расслабиться, сеньор, – раздалось за спиной без малейшей доли упрека, поскольку реакция на столь жуткий процесс выглядела вполне естественной. – Теперь ваш учитель не вызовет отвращение даже у ребенка.

– Спасибо за понимание. Я несколько переоценил свои возможности.

– Не стоит оправдываться. Такое со всяким может случиться. Заходите, садитесь на стул рядом с алтарем и начинайте читать молитвы. Только не вздумайте трогать монетки, прикрывающие покойнику глаза, иначе вас опять посетят рвотные позывы.

– Приму к сведению.

Если первая половина дня у Октавио тянулась бесконечно долго, вторая – пролетела практически незаметно. Помимо молитв, разученных в раннем детстве, он перечитал большую часть произведений дядюшки Пио, при этом горько сожалея о том, что учителю не удалось поделиться с ним самым ценным своим умением, за счет которого их репертуар постоянно пополнялся новыми пьесами.

– Выходит, мне предстоит всю оставшуюся жизнь довольствоваться старым материалом? – эхом разнеслось по церкви. – И почему Бог не наградил меня подобным талантом, превосходящим в тысячу раз дар чревовещания? Какая жестокая несправедливость! Да-да, учитель! Куда полезней научиться подбирать словам подходящие рифмы. Не говоря про поучительные сюжеты, заставляющие публику призадуматься над той или иной проблемой.

Далее, претензии сменились жалобными причитаниями, сводящимися к тому, что без дядюшки Пио ему станет совсем тяжко, ведь странствовать по свету в одиночку – худшая из всех возможных перспектив, после чего все началось сначала и, казалось, этому не будет ни конца ни края.

– О, Боже! – воскликнул падре Антонио, вернувшись на закате дня с большущей корзиной стираной одежды. – Вы во что превратили мое святилище? И до какого ужасного состояния себя довели в своем стремлении воздать должное учителю? Прямо настоящий бродяга! Или пьянчуга, страдающий похмельным синдромом.

Что примечательно, для возмущений у него имелись довольно веские основания, потому как везде валялись скомканные листки исписанной бумаги, а сам Октавио – весь взлохмаченный да помятый – стоял перед алтарем на коленях и плакал навзрыд.

– Прошу прощения, – прозвучал в ответ дрожащий голос. – Я сейчас приберусь.

– Нет уж! Вам лучше навестить нашего общего знакомого. Он как раз закончил работать и горит желанием скоротать вечер за бутылочкой молодого вина. Кстати, не забудьте прихватить с собой кукол. То-то детишки обрадуются. Скажу по секрету, сегодня им кое-кто поведал о вертепе, покоящемся на дне повозки, так что пустой болтовней отделаться не удастся. Придется расплачиваться за ночлег показом представления.

– То есть в церкви переночевать нельзя?

– Поймите, это для вашего же блага.

– И даже снаружи?

– Разве можно расстраивать детей? У них и без того мало развлечений.

– Все ясно! Вы с ним сговорились.

– Какая разница, кто с кем сговорился, когда речь идет о спасении заблудшей души, не имеющей возможности самостоятельно избавиться от уныния?

– Хорошо. Раз выбора у меня нет, я, пожалуй, соглашусь. Значит, до завтра?

– Да, до завтра. Встретимся на похоронах.

Несмотря на полное отсутствие настроения выступать перед публикой, пусть та и была немногочисленной, Октавио поднялся с колен, расправил полы камзола и направился к выходу. Как ни крути, а в словах падре Антонио просматривалась четкая логика: дядюшке Пио уже ничем не поможешь, зато его дело может жить вечно, если не сидеть сложа руки, тупо уставившись на распятие.

– Добрый вечер! – поприветствовал гостя счастливый прихожанин, кивнув в сторону своих малолетних чад, сгрудившись возле калитки. – Вас давно заждались!

– Вижу, – слетело со слегка улыбающихся губ. – Мне кажется, сюда следует позвать остальную детвору.

– Непременно позовем! Вы, главное, в дом скорее заходите. Ужин на столе стынет.

– Давайте, мы проводим! – наперебой затараторили дети, тут же окружив Октавио плотным кольцом.

– Ну-ка, живо угомонились! – громко гаркнул прихожанин, пытаясь оградить гостя от назойливой своры оголтелых негодников, однако тот начал гладить каждого по головке, тем самым показывая, что подобное поведение ему доставляет только радость.

В результате вечер удался на славу, принеся всем массу положительных эмоций и незабываемых впечатлений, включая виновника торжества, избавившегося от душевных терзаний задолго до погружения в мир сновидений. Не посетили его тяжелые мысли и утром, лишний раз доказав справедливость суждений по поводу поразительной способности священнослужителей излечивать любые сердечные раны.

– Просыпайтесь, сеньор! – еле слышно произнес маленький, но очень бойкий мальчуган, который во время представления изъявил желание тоже стать артистом кукольного театра. – За вами пришел падре Антонио.

– Спасибо, – сладко потянулся Октавио. – Правда, я уже не сплю. Здешние петухи настолько крикливые, что могут мертвого из могилы поднять.

– Вы возьмете меня с собой?

– Извини, приятель, но нет.

– Почему?

– Тебе еще рано отправляться в странствия. К тому же сперва стоит спросить разрешения у твоих родителей.

– Может, не спрашивать? Нам ведь наверняка ответят отказом. Предлагаю просто взять да и убежать!

– Ничего не выйдет. Нас тут же догонят.

– Так мы помчим во весь опор!

– Все равно догонят.

До боли знакомая ситуация мигом породила на лице Октавио довольную ухмылку. Не иначе как он достиг уровня мастерства дядюшки Пио и теперь к нему самому начали набиваться в ученики.

– Приятно слышать ваш бодрый голос, – прервал беседу прихожанин, отвесив сынишке звонкий подзатыльник. – А ты перестань приставать к гостю со всякой ерундой. Лучше сходи за его выглаженным камзолом и начищенными сапогами.

– Слушаюсь, отец!

– Зря вы так.

– Отнюдь. Этот мелкий прохвост постоянно норовит улизнуть из дома и лишь рукоприкладство ограждают мою семью от невосполнимой потери.

Когда падре Антонио увидел Октавио, то не поверил своим глазам. Вместо бледного и осунувшегося бедолаги перед ним стоял розовощекий и подтянутый мужчина, коему было в самую пору отправляться на свидание с какой-нибудь знатной особой.

– Вас прямо не узнать, – непроизвольно вырвалось из его груди, вопреки данному обету избегать бурного проявления чувств. – Не хватает только шляпы и трости.

– Все благодаря вам, отче, – раздалось через секунду одновременно с низким поклоном, означающим искреннюю признательность за оказанную помощь. – А трость со шляпой лежат у меня в повозке.

– Что ж, тогда пройдемте к ней, чтобы на похоронах вы выглядели еще солиднее.

Пока Октавио предавался отдыху, во дворе церкви произошли существенные изменения. Во-первых, там появилось много венков, украшенных, как и полагается, черными ленточками; во-вторых, возле дверей кто-то из прихожан поставил телегу, запряженную двумя гнедыми жеребцами, чьи челюсти безостановочно пережевывали сочную зеленую траву, наваленную заботливым хозяином прямо под их мордами; и в-третьих, вокруг толпился десяток-другой местных жителей – видимо, согнанных настоятелем для последующей организации траурной процессии, что являлось укоренившейся традицией, которую обязан был соблюдать каждый уважающий себя верующий.

– У нас все готово! – выкрикнул плечистый малый, прервав порученное ему задание распутать два мотка веревки. – Осталось вынести гроб, погрузить его на телегу – и можно выдвигаться.

Приняв слова товарища за команду, от толпы отделились еще три здоровяка, однако Октавио поспешил внести кое-какие уточнения:

– Я тоже хочу в этом участвовать.

– Как вам будет угодно, – произнес падре Антонио, указав рукой на повозку. – Забирайте ваш головной убор и трость, а потом проходите внутрь святилища.