Впрочем, что зря распинаться
И смотреться в зеркала?
Договор исполнил точно
Наш великий Сатана!
Дальше чертенок приблизился вплотную к главной героине, поддел ее вилами да унес прочь со сцены, при этом щелкнув напоследок хвостиком, заканчивающимся, как и у большинства его собратьев, заостренным треугольником.
Так сказал рогатый черт
И бедняжку уволок.
Ей в аду давно уютный
Отведен был уголок…
– Конец! – подытожил дядюшка Пио, после чего вышел из-за вертепа и снова склонился перед зрителями в низком поклоне, одновременно выставив вперед широкополую шляпу, где уже позвякивала пара золотых монеток. – В пьесе нашей будет толк, если вынести урок: всяко должное уменье подлежит вознагражденью, ну а сделка с Сатаной приведет к беде большой!
Догадавшись, что ему следует встать возле учителя и тоже поклониться, Октавио сделал несколько робких шагов, но внезапно остановился, поймав на себе укоризненный взгляд старшего брата, который до последнего момента прятался за спинами зрителей. Судя по его реакции, он не пришел в восторг от увиденного, тем самым зарубив на корню столь светлую идею – посвятить свою жизнь кукольному театру.
Разумеется, это не ускользнуло от внимания дядюшки Пио, в связи с чем полностью сконфуженный подросток поймал на себе второй укоризненный взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Ведь без согласия родителей даровать сыну свободу о дальних странствиях можно было смело забыть, а уж брат точно постарается настроить отца скептически, и никакие доходчивые объяснения, подкрепленные клятвенными заверениями избегать опасностей, положение не исправят.
– Живо иди домой! – достигло слуха Октавио за секунду до того, как площадь утонула в шуме аплодисментов. – У меня, братец, есть к тебе серьезный разговор!
– Зачем я вам нужен? – услышал дядюшка Пио под громкое улюлюканье и завывание ликующей толпы, кинувшейся в срочном порядке избавляться от лишних денег. – Вы же без меня со всеми делами справляетесь.
– Дурак! – огрызнулся брат. – Наша семья не допустит, чтобы кто-то из ее членов превратился в бродягу, выпрашивающего на паперти милостыню! Это может запросто подорвать репутацию!
– Артисты не бродяги! – возмутился Октавио. – И они не выпрашивают милостыню! Они зарабатывают на хлеб показом представлений.
– Не вижу разницы.
– Ошибаешься! Разница существует!
– Интересно, какая?
– Хотя бы посмотри, во что одет мой учитель, и ответь, откуда у него такой роскошный наряд?
– Чушь собачья! Твой учитель теперь я! Повторяю, иди живо домой! Сегодня посидишь в чулане на голодном пайке, а завтра, коль ты у нас неожиданно стал взрослым, отправишься со мной трудиться в отцовскую лавку. Все понял?
– Да.
– Отлично! Скажу по секрету, что мы с отцом собираемся открыть филиал в соседнем городе, поэтому скоро работы значительно прибавится.
– Рад за вас.
– В том числе и у тебя!
Ужаснувшись открывающейся перспективе разделить судьбу предприимчивых, но чертовски скучных домочадцев, Октавио тяжело вздохнул, протиснулся между зрителями и медленно поплелся за братом, даже ни разу не обернувшись, чтобы посмотреть, чем занимается дядюшка Пио.
Каково же было его удивление, когда на следующий день за окном лавки, внутри которой он усердно сортировал по стопкам монеты, промелькнула повозка, груженная до боли знакомым вертепом.
– Разрешите ненадолго отлучиться, – тут же встрепенулся Октавио, внимательно прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи.
В том, что повозка остановилась, не было никаких сомнений, иначе бы лошадь продолжила цокать копытами, а детишки не стали бы поднимать галдеж, наверняка сбившись возле нее в кучу.
– Сперва заверши начатое дело, – пробурчал старший брат, углубленно изучая долговую книгу.
– Но мне очень надо! Я сильно хочу в туалет!
– Ладно, пусть идет, раз приспичило, – согласился отец, оторвавшись на секунду от собственной кучи монет. – Только быстро! Одна нога здесь, другая там.
– Спасибо, папочка! Ты даже глазом не успеешь моргнуть! – обрадовался удачно сработавшей уловке Октавио, мигом бросившись к черному ходу, выводящему во внутренний дворик, где располагался неказистый дощатый туалет, окруженный роем мерзких жирных мух.
Естественно, данное заведение он посещать не собирался. Просто это оказалось единственным, что пришло на ум в качестве более-менее подходящего повода покинуть лавку.
– Ну, здравствуй, юноша! – улыбнулся дядюшка Пио, заприметив подростка, выныривающего из ближайшего переулка, куда тотчас устремилась толпа крикливых детишек, получивших громадное удовольствие от общения со стариком. – А парадной дверью нельзя было воспользоваться?
– Прошу вас, тише, – настороженно прошептал Октавио, приложив указательный палец к губам. – Нас могут услышать мои родные.
– Как раз о них мне и хотелось с тобой поговорить.
– Почему именно о них?
Проигнорировав заданный вопрос, дядюшка Пио покосился в сторону лавки, дабы убедиться, что оттуда никто не выглядывает, затем перевел взгляд на подростка, потер вспотевший лоб ладонью и вкрадчивым голосом произнес:
– Знаешь, я тут долго размышлял над проблемами, возникающими между родителями и детьми, придя в итоге к одному интересному выводу.
– И к какому? – переспросил Октавио, тоже посмотрев в направлении лавки.
Пока там было все спокойно, однако затягивать беседу надолго не стоило, поскольку ситуация могла измениться в любой момент. Едва ли отец с братом станут сидеть сложа руки, задержись младший член семьи хотя бы на минуту. А времени и без того прошло уже довольно много.
– Нельзя заставлять ребенка следовать по своим стопам, если у него проявились способности в совершенно иной области, иначе он вообще ни в чем не добьется успеха, так навсегда и оставшись заурядным человеком.
– Намекаете на то, что вы не прочь взять меня в ученики?
– Нет, юноша, не намекаю! Я говорю открытым текстом! Ты имеешь большую предрасположенность к театральному искусству, и этим грех не воспользоваться.
– Значит, мне можно прямо сейчас залезть в вашу повозку?!
Прежде чем ответить, дядюшка Пио снова переместил взгляд в сторону лавки и на несколько секунд призадумался.
Учитывая опасность оказаться пойманным с поличным, Октавио изрядно нервничал, вплоть до дрожи в коленях.
– Здесь есть маленькая загвоздка, – наконец услышал подросток, одновременно издав вздох облегчения. – Твое исчезновение средь бела дня, да еще и без каких-либо объяснений, может навести многих на мысль, что я тебя выкрал, в связи с чем довольно скоро за нами будет организована самая настоящая погоня, и после ее успешного завершения один из нас отправится в кандалах на каторгу, а другой проведет всю оставшуюся жизнь пересчитывая монеты.
– Как же тогда быть?