Кукольник

То ли из-за усталости, то ли от того, что в похлебку действительно было подмешано дурманящее средство – Октавио быстро оказался окутан плотной пеленой сна, сквозь которую не проникало ни единого звука, в связи с чем последующие бормотания старухи остались не услышанными.

– Сильно сомневаюсь, чтобы бес позволил кому-то портить его физиономию. К тому же он великий мастак сочинять небылицы, поэтому с обновлением репертуара проблем возникнуть не должно.

– Ты права, – донесся со стороны кресла-качалки чей-то скрипучий голос. – Только я не бес, а демон.

– Не вижу разницы. Все вы являетесь приспешниками дьявола, стремящимися причинить человеку зло. И угораздило же меня с тобой связаться.

– Тебе самой хотелось угодить властителю ада.

– Да, но я не рассчитывала быть у кого-то на побегушках.

– Тут уж ничего не поделаешь. Такова воля Его Рогатого Великолепия.

– Катись в преисподнюю! – повысила тон рассерженная Эбигейл.

– Смешно до дрожи! – тотчас залился смехом таинственный собеседник, начав неистово раскачивать кресло-качалку.

– Прошу, успокойся! – взгляд старухи коснулся умиротворенного мужского лица. – Иначе гостя разбудишь.

– От твоего зелья пока никто так скоро в чувства не приходил! Ха-ха-ха! Можно забавляться хоть до самого утра. Хи-хи-хи!

Когда Октавио открыл глаза, солнечные лучи уже вовсю струились по полу, постепенно подбираясь к потухшему очагу. Вскочив будто ужаленный, он сперва проверил, как поживает лошадь, и, убедившись, что с ней все в порядке, обратил взор на подарок, дабы получше его рассмотреть. Помимо длинного носа и глупой ухмылки кукла могла "похвастаться" дурацким шутовским колпачком, делающим ее вид еще более нелепым. Также стоило отметить желтую хлопковую курточку – застегнутую на неестественно большие пуговицы, короткие штанишки цвета спелой вишни – напоминающие покроем женские панталончики, и лакированные деревянные башмачки с нарисованными шнурками – в коих обычно ходит беднота. Складывалось впечатление, что кукольный мастер страдал расстройством психики, раз умудрился произвести на свет столь жуткую безвкусицу. А может, он сам обладал отталкивающей внешностью – вот и решил создать назло всем свою копию? Или ему вздумалось посмеяться над будущими хозяевами этого поистине несуразного существа?

– Осторожно! – выкрикнула Эбигейл за секунду до того, как гость попытался прикоснуться к кукле.

В силу преклонного возраста, заставляющего многих стариков мучиться бессонницей, она поднялась на ноги ни свет ни заря и успела обследовать укромные уголки поляны, где должны были распуститься редкие цветы, название которых она хранила в строжайшем секрете.

– Вот черт! – взвыл от резкой боли Октавио, одновременно покосившись в сторону распахнувшейся двери.

– Забыла предупредить. Нос у куклы словно булавка. Так и норовит что-нибудь проколоть.

– Уже заметил! Аж до кости достал, сволочь!

– Не переживай. Есть у меня одна мазь. Любую рану вмиг заживит!

– Прямо любую?

– Поверь опытной знахарке. Любую! Даже смертельную! Неужели я буду врать?

Положив на стол собранный букетик, источающий тонкий горьковатый аромат, Эбигейл подошла к покосившемуся шкафчику, вытащила из него склянку, наполненную странной серой субстанцией, и направилась к креслу-качалке. Через минуту Октавио выпал случай стать свидетелем настоящего волшебства. Стоило мази покрыть саднящую рану на указательном пальце правой руки, как все болезненные ощущения тут же исчезли. А еще через минуту, когда мазь оказалась стерта, исчезла и сама рана.

– Невероятно! Такое никому не подвластно!

– Насчет лекарей, практикующих официальную медицину, полностью с тобой согласна, – съязвила старуха, закупорив склянку. – Однако здесь нет лекарей, значит нет места и их скептическому настрою.

– Снимаю перед вами шляпу, – не удержался от благодарности Октавио, поднеся палец поближе к окну, чтобы вторично убедиться в отсутствии раны.

– Мазь можешь забрать себе. В хозяйстве пригодится.

– Вам не жалко с ней расставаться?

– Сделала одну, сделаю и другую.

– Ах, да! Вы же на этом специализируетесь. Тогда спасибо. Если доведется воспользоваться, обязательно помяну вас добрым словом.

– Уж помяни, не забудь.

– Клянусь собственной жизнью! А сейчас, с вашего позволения, я пойду и займусь сборами.

– Иди, конечно.

Пока Октавио готовил лошадь к предстоящей поездке, между Эбигейл и ее таинственным собеседником состоялся очередной разговор.

– Не пойму, зачем понадобилось скреплять союз кровью? – недовольно заворчала старуха, прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи. – Он ведь и так согласился тебя забрать.

– Ради соблюдения протокола, – качнулось кресло-качалка. – Или ты уверена на полном серьезе, что твои заговоры имеют хоть какую-то силу?

– Разве нет?

– Без договора с Его Рогатым Великолепием ничего колдовского в жизни не происходит. Только ему подвластно нарушать привычный ход вещей.

– Смотри, как бы кто-то не нарушил длину твоего носа.

– По поводу моего носа не переживай. Вот увидишь, скоро у нашего друга напрочь отпадет желание брать в руки стамеску.

Пожав плечами, Эбигейл сгребла в охапку куклу, нисколько не заботясь о том, что может о нее пораниться, и поспешила выйти во двор, где гость увлеченно пересчитывал монеты, завалявшиеся в кармане камзола.

– Вот, держите, – произнес он, протянув разжатую ладонь, на которой покоились шесть сребреников и один золотой. – Думаю, этого с лихвой хватит для покрытия всех расходов.

– О, ты так щедр, – прозвучало в ответ заискивающим тоном. – Тут гораздо больше, чем полагается за еду и ночлег.

– Вы же спасли меня от кабанов и одарили столькими подарками.

– Хорошо, отправляйся в путь с чистой совестью. Я принимаю плату.

– Прощайте!

– И тебе до свидания. Даст Бог, свидимся.

– Вряд ли. Потому что в обозримом будущем у меня не получится проехать мимо вашего жилища.

Уже взобравшись на лошадь и поместив куклу впереди себя так, чтобы ее нос постоянно смотрел в сторону, Октавио вдруг осознал, что до сих пор не выяснил своего местоположения.

– Кстати, неплохо было бы узнать, как добраться до деревушки.

– Проще простого, – звякнула монетами Эбигейл, – двигайся все время навстречу восходящему солнцу – и через пару часов доберешься до кладбища. Там еще ручеек будет узенький течь.

– Дальше можно не объяснять. Он мне прекрасно известен.