– Как я спрятал, а? Хотел, чтобы хозяин нашёл, а получилось, что я её спрятал.
Я снял указку с сучка, уложил в пакет. Мужик покосился на пакет, перевёл взгляд на меня, засопел.
– Очень бы мне не хотелось, чтобы из-за этой чёртовой дребедени меня таскали по допросам.
– Скажу, что нашёл сам.
– Вот спасибо!
– И вам всего хорошего.
Мужик вернулся к своей псарне.
Я включил скоростную ходьбу. Спустя двести пятьдесят шагов я остановился у дома Михалыча. В шляпе на носу и чёрных очках на пол-лица в шесть часов вечера я смотрелся как идиот, зато не как Ян Янович Янов, которого в лицо знал очкарик.
*
*
В сотне метров от дома Михалыча я нашёл девятиэтажку, из окон которой можно увидеть, как Михалыч принёс домой удочки.
Подъезд девятиэтажки на консьержку не накопил, потому придумывать очередное враньё не пришлось.
На третьем этаже я нашёл квартиру, окна которой выходили на дом Михалыча, утопил кнопку дверного звонка. Через минуту дверь отворила старушка.
– Вам кого?
– Простите, не туда попал. Я ищу Серёгу. Я думал, он живёт на третьем.
– На четвёртом. Только не знаю, Серёга или нет. Он здесь недавно. А вам от него что нужно?
– Кредит взял, а возвращать не хочет.
– Нехорошо. Стучите крепче. Там звонка нет.
Старушка захлопнула дверь.
Я поднялся на четвёртый этаж. Постучал в дверь, где нет звонка. В ответ услышал тишину.
Замок я открыл с помощью заколки для волос за семь секунд. Заколку выбросил.
Когда распахнул дверь, нос к носу столкнулся с очкариком. У парня в руке красовался кухонный тесак.
Я перешагнул порог, закрыл дверь.
– Привет, Толик! Тесак-то убери, а то сам знаешь, какую отбивную я из тебя сварганю.
Очкарик закусил губу. Я покачал головой.
– Брось на пол, дружище. Брось.
– Я думал, что воры… Вы не имеете права…
– Брось тесак, Толик.
Очкарик повиновался. Я отфутболил тесак к стене, жестом пригласил Толика в комнату. В комнате я взглядом указал на стул у окна. Толик сел.
На подоконнике лежал бинокль, рядом – початая упаковка чипсов.
Я посмотрел через бинокль на дом напротив, нашёл окна квартиры Михалыча. Все комнаты Михалыча, будь в них включен свет, просматривались бы насквозь.
Толик сглотнул. Я вернул бинокль на подоконник, хмыкнул.
– Хотел посмотреть, как будет убиваться отец после пропажи сына?
– Он, скотина, живёт как и раньше!
– Ему носить траур? Он должен с утра до вечера заливаться слезами?
Очкарик засопел. Я присел на подоконник.
– Толик, я пришёл по делу.
Во взгляде очкарика мелькнуло удивление.
– Странно. И какое у вас ко мне дело?
– Ты постарался убедить всех в том, что тебя похитили тарантины. Но тарантины в морге, и узнать, откуда в их джипе твоя кровь, не получится. Потому искать тебя не будут.
– К чему вы это говорите?
– Кому сообщить, что я тебя нашёл? Следователю? Депутату Маслине? Будут рады оба. Выбирай.
– Что вы скажете следователю?
– Если я ещё разбираюсь в следах от удавки, то, когда ты душил Ромку, ты стоял у пацана за спиной. Не спереди, не сбоку, а сзади. Стоял сзади и дышал в затылок. На затылке, как известно, растут волосы. Запахи в волосы буквально впитываются. Ты дышал тарантинам в затылок. В твоём дыхании всегда есть твой запах. Твой и только твой.
– Другого – похожего – быть не может?
– Спроси это у собачки, которой ты будешь дышать в нос, чтобы она усекла, какой запах искать на затылках тарантин. Для общего развития: твой запах – как и отпечатки пальцев – уникален. Даже у однояйцевых близнецов запахи хоть и очень похожи, но отличаются.
– Запугиваете? Хотите, чтобы я написал признание?
– Твоего запаха на затылках тарантин хватит и без признания.
– А если я вам заплачу половину моих денег?
– Почему нет? Когда?