*
В девять утра я подъехал к пересечению Никольской и Наваринской. Придорожный рекламный щит с надписью “Интернет-кафе” указывал на двухэтажный дом, что на северном углу перекрёстка.
Первый этаж занимало неткафе. На втором этаже восьмого июня я покупал дефицитное “Розовое сердце”, потому как над неткафе располагался магазин “Женские штучки”. Через дорогу, по диагонали, на южном углу перекрёстка, блестел свежим ремонтом кулинарный техникум, с недавних пор носящий модное имя “колледж”, где постигал науку кулинарию Лёва. Как тесен Андреев! Не город, а большая деревня.
Я запарковал джипчик напротив неткафе.
На пороге неткафе я позвонил телефонисту. Попросил засечь, откуда будет сигналить мой мобильник ближайшие пять минут. Затем попросил узнать, где восьмого июня с половины одиннадцатого до половины двенадцатого светились трубки Лёвы, Оксаны, Кати, Димона, и Серого.
Мне повезло. Все мои подозреваемые обслуживались у одного оператора, потому весь заказ я смог отдать одному телефонисту оптом. Иначе пришлось бы платить дороже.
Сейчас каждый школьник знает, что перед тем как идти на дело, надо трубку оставить дома. Но я всё же решил трубки моих подопечных проверить. На всякий пожарный. Чем чёрт не шутит…
В неткафе я направился к столу администратора. За столом полусидел-полулежал длинноволосый безусый паренёк, одетый в стиле “утюг из моды вышел в прошлом веке”.
Я поздоровался. Админ смерил меня таким взглядом, словно хотел спросить: “Чего тебе надобно, старче?”. Я вывел на экран мобильника фотку Лёвы, показал админу, спросил, видел ли админ Лёву в своём заведении. Админ покачал головой. Я спросил, дежурил ли админ восьмого числа. Админ кивнул: мол, дежурил. Я спросил, видел ли админ Лёву восьмого числа. Админ хмыкнул.
– Кто вы такой, чтобы здесь расспрашивать?
– Следователь.
– К нам из милиции уже приходили.
– Так то из милиции. А я из фонда помощи людям с крепкой памятью.
Я положил на стол перед админом зелёную пятёрку. Админ улыбнулся, рассмотрел купюру на свет, потёр пальцем воротник президента, спрятал купюру в карман. Затем жестом дал понять, что не прочь взглянуть на фото Лёвы ещё раз. Я протянул админу мобильник, сказал, чтобы пролистал и следующие пять фоток, где у меня красовались Лёва, Оксана и Катя.
Админ рассматривал моих подозреваемых минуты три. Пару раз возвращался к началу, зумил фотки, морщил лоб. Паренёк отрабатывал гонорар в пять баксов на всю катушку. Если в мимике малолеток я хоть что-то понимаю, то пацан не вспомнил ни Лёву, ни Оксану, ни Катю. Или мои подопечные в неткафе не заявлялись, или у админа с памятью непорядок.
Под конец админ со вздохом сожаления вынул из кармана зелёную пятёрку, завернул в купюру мой мобильник, протянул свёрток мне.
– Я этих людишек не знаю. Так что деньги заберите. Я их не заработал.
– Вы старались, вспоминали. Это оплачивается.
Я взял мобильник, пятёрку положил на стол. Админ улыбнулся, сунул зелёный хрустик в карман. Затем минуты три админ рассказывал, как много в его неткафе народу. Ведь напротив колледж. Оттуда студенты в неткафе носятся толпами. Всех не упомнишь. Если я приду в заведение админа часикам к одиннадцати, то смогу убедиться, что админ не врёт.
В завершение монолога админ посетовал на то, что в неткафе камер слежения нет. Админ давно говорил хозяину, мол, надо бы поставить парочку камер, чтобы видеть, кто что творит за компами, но хозяин сказал, что админ бесится с жиру и ленится задницу от кресла оторвать, чтобы пройти по залу ножками и посмотреть, кто из прихожан чем занят.
Мой мобильник подал голос. На экране высветилось слово “телефонист”. Я попрощался с админом жестом, вышел на улицу, нажал на мобильнике зелёную кнопку, прильнул к динамику.
Телефонист вещал ровным голосом словно робот, который надоедает тем, у кого появилась задолженность по счетам телефонной компании.
Под конец доклада телефонист напомнил, на сколько баксов полегчает мой кошелёк при очной встрече телефониста и сыщика.
Много ли я узнал за двадцать баксов? Много.
Телефонист засёк, откуда сигналил мой мобильник всё то время, что я болтал с админом в неткафе. В том же секторе восьмого июня с половины одиннадцатого до половины двенадцатого светилась трубка Лёвы.
Того же восьмого числа мобилка сиделки Кати в половине одиннадцатого сигналила в района дома лёвиной мамаши, затем переместилась в район неткафе. На переезд у трубки ушло двадцать минут. Катина трубка прибыла в район неткафе за десять минут до одиннадцати. Там, в районе неткафе, мобилка и оставалась до половины двенадцатого – до момента, который проверил телефонист.
Мамашин реализатор Димон в момент заказа эсэмэски-убийцы светил своим мобильником в районе автовокзала, чёрт знает как далеко от неткафе. В промежутке “полчаса до заказа эсэмэски и полчаса спустя” Димон из района автовокзала не отлучался.
Поначалу я хотел спросить Димона, что он делал на автовокзале в одиннадцать – в то время, когда должен торговать джинсами в мамашиной будке на рынке. Затем я вспомнил, что эсэмэска мамаше заказана в понедельник, а понедельник на всех рынках выходной. Значит, восьмого июня Димон мог быть где угодно, только не на рынке.
Мамашин конкурент Серый, судя по тому, где засветился его мобильник, восьмого июня с утра бродил в районе дома мамаши. Мобильник Серого ответил на запрос оператора в десять тридцать, затем отключился. Или трубку выключили, или села батарея. До половины двенадцатого мобильник Серого признаков жизни не подавал. Что Серый делал возле дома мамаши за полчаса до заказа эсэмэски-убийцы, я решил узнать при встрече.
И, наконец, Оксана. Восьмого июня сигналы от мобилки Оксаны с половины одиннадцатого до половины двенадцатого шли из района дома мамаши.
Почему трубка Оксаны в будний день светилась не в районе оксаниного колледжа, а в районе дома? Я допустил, что в колледже часть занятий отменили, и Оксана вернулась домой. Хотя Оксана могла занятия и прогулять.
Так или иначе, а у Оксаны начало вырисовываться алиби: в момент заказа эсэмэски Оксана наверняка сидела дома. Ведь мобилка сиделки Кати с половины одиннадцатого начала движение в сторону неткафе, и до половины двенадцатого светилась в районе неткафе. Другими словами, Катя в тот час с мамашей не сидела. Не могла же мамаша в тот день целый час лежать дома одна, без присмотра!
Я подумал, что если мобилка Кати в половине одиннадцатого сигналила в районе дома мамаши, а затем начала перемещаться в сторону неткафе, то наверняка Катя с утра сидела с мамашей, затем из колледжа вернулась Оксана, Катя подопечную оставила на Оксану, поехала в сторону неткафе. Почему нет?
Вопрос только в том, зачем Катя моталась в район неткафе, откуда заказана эсэмэска-убийца, причём в район неткафе Катя прибыла за десять минут до момента заказа.
Похожий вопрос я хотел задать и Лёве. Ведь лёвин мобильник светился в районе неткафе с половины одиннадцатого до половины двенадцатого. То есть времени на заказ эсэмэски у Лёвы было навалом. Лёва мог хоть полчаса торчать в неткафе перед тем, как заказать мамаше эсэмэску.
Справедливости ради я отметил, что через дорогу от неткафе располагался лёвин колледж. Если рассуждать без предвзятости, то лёвин мобильник светился не только в районе неткафе, но и в районе колледжа, где Лёва учился.
Чтобы не возводить на Лёву напраслину, я позвонил телефонисту, попросил определить, откуда будет сигналить мой мобильник следующие пять минут. За всё про всё я расстался с десяткой баксов. У телефониста червонец – минимальный тариф.
Я зашагал от неткафе ко входу в колледж Лёвы. Чтобы сократить путь, я пересёк перекрёсток Никольской и Наваринской по диагонали, благо машины шли не сплошным потоком. Отделался тремя сигналами да одним матом от водилы потрёпанного китайского пикапа.
Через три минуты позвонил телефонист. Отрапортовал, напомнил о возросшей сумме моего долга, повесил трубку.
Со слов телефониста, мой мобильник светился практически в центре сектора радиусом в триста метров. Из того же сектора мой мобильник сигналил и в момент, когда я позвонил телефонисту с порога неткафе, и попросил засечь местоположение моей трубки. Значит, лёвин мобильник мог светиться как в неткафе, так и в колледже. Ведь сектор один и тот же. Лёва мог не заказывать эсэмэску в неткафе, а сидеть на лекциях, или печь в кухне кулинарного колледжа круассаны.
Когда я в общих чертах разобрался с Лёвой, то поймал себя на мыслях о Кате. Туманные домыслы через пару секунд оформились в два вопроса: “Что Катя делала в районе неткафе? Встречалась с Лёвой?”.
В следующий миг я пожурил себя за излишне вольный полёт мысли. Лёва с Катей сорок минут находились в одном секторе, это верно. Но сектор диаметром в шесть сотен метров – площадь огромная. Катя с Лёвой могли бродить в полукилометре друг от друга, а я уже сложил молодёжь вместе.
Вопрос “Что Катя делала в районе неткафе?” грызть мои извилины продолжал.
Вскоре на задворках подсознания вопрос зазвучал по-другому: “Быть может, эсэмэску-убийцу заказала Катя?”.
И тут я вспомнил о розовом плеере в виде сердечка, который купила Катя, с её слов, в “Терабайте”.
Я решил проверить, где мамашина сиделка покупала плеер “Розовое сердце”. Ведь, если отбросить предвзятость, Катя могла восьмого числа – как и говорила – покупать плеер “Розовое сердце”, а не заказывать мамаше эсэмэску. Только покупала не в “Терабайте”. В “Терабайт” розовых плееров на восьмое июня не завезли.
Катя покупала плеер наверняка там же, где и я: в магазине “Женские штучки”, что на втором этаже дома, где первый этаж занимало неткафе. Во всём Андрееве восьмого числа “Розовые сердца” продавались только в “Женских штучках”. Вот только зачем Катя соврала? Почему не сказать, что покупала плеер в “Женских штучках”? Что мешало? Если поставить вопрос по другому, то что Катя хотела скрыть? Что крамольного в покупке плеера?
Я позвонил в коммерческую справочную, попросил телефон “Терабайта”. Четверть минуты я слушал рекламу. Елейный голосок сообщил, где при необходимости я могу прикупить таблеток от нервов, если мне покажется, что у меня от рекламных пауз развился нервный тик. Под конец рекламы мне дали номерок “Терабайта”.
В “Терабайте” меня соединили с менеджером, заправляющим отделом мелкой электроники. На мой вопрос: “Плеер “Розовое сердце” есть?” – собеседник ответил: “Откуда?”. Менеджер слышал, что пару недель назад розовые сердечки завезли в “Женские штучки”, но там дефицит расхватали вмиг. В “Женских штучках” снабженцы крученые, достанут всё, что угодно. А в “Терабайте”… В “Терабайте” этих плееров ещё не видели.
Другими словами Катя, раз уж дефицитный розовый плеер купила, то или в Москве, или в “Женских штучках”. В Москве вряд ли, а вот в “Женских штучках” могла. Но уж сто процентов не в “Терабайте”.