Ни хера я в этой жизни не понимаю.
Идёт на кухню мыть руки от глины.
Баб Ань, прикрой таз чем-нибудь. От Лидии Петровны подальше и от греха.
АННА. У меня старых газет полно, щас покрою.
Баба Анна идёт к себе в комнатку и роется в газетах. Юрка кричит из кухни.
ЮРКА. Баб Ань, а у тебя фоток не осталось от твоих родителей?
АННА. Что ты. Всё забрали. Да и зачем мне нужно.
ЮРКА. Как это зачем, мне бы даже интересно было на кого я похож – на отца или на мать.
АННА. Да! – кому это нужно.
ЮРКА. Кроме тебя никому не нужно.
Вытирает руки и заходит в бабкину комнатку. Осматривается: на стене над кроватью висит самодельный ковёр с тремя лебедями на плоском и круглом озере в стиле мещанского примитивизма. В углу висит лампадка, там же на полочке рядом с лампадкой стоят несколько икон и ослепительно-белый фарфоровый бюст Ленина.
АННА. Интересуешься?
ЮРКА. А чего у тебя Ленин среди икон делает?
АННА. Среди святых – сам святой. Людям помогал, за бедных заступался.
ЮРКА. Ленин, что ли? Он же наоборот людей убивал.
АННА. Это врут всё. Вас молодых обманывают, а мы сами видели, как люди богаче стали. Зажиточнее.
ЮРКА. У твоих родителей ведь отобрали всё.
АННА. Ну что ж, они людей эксплуатировали. Зато другие разбогатели. И мы потом с Петюшей зажили.
ЮРКА. Баб Ань, так ты и в Бога, и в Ленина веришь?
АННА. Ну, он божий человек, как же в него не верить. Если бы Ленина не было, и нас бы не было. И страны бы не было.
ЮРКА. Может и лучше, если б не было…
Баба Аня начинает неслышно хихикать, обнажая вставную челюсть.
АННА. А чего бы здесь тогда было? Северный полюс, что ли?
ЮРКА. Не понимаю, при чём тут Северный полюс?
АННА. Проживёшь с моё, тогда поймёшь. (Показывает на ковёр с лебедями.) Видишь, это подарок был на свадьбу. Хороший видок?.. Петькин друг подарил, счетовод. Сам нарисовал.
ЮРКА (иронично). Гениально, я бы так не сумел.
АННА. Так учись, старайся. Потом продавал бы их, Лида бы довольная была.
ЮРКА. Чего мне ваша Лида!.. Ну, где газеты?
АННА. Ага, сейчас… Из-под шкапа достаю…
Баба Анна достаёт из-под старого лакированного шкафа для белья кипу пожелтевших газет. Качая головой, отдаёт газеты Юрке.
Всё равно уже никто не интересуется. Я хранила их, чтобы в музей отдать. А мне говорят – мусор, отнесите на помойку. А тут ведь столько исторических новостей…
ЮРКА. Тут враньё одно – кому это нужно.
Берёт газеты и идёт в залу. Накрывает таз с глиной и ставит его под стол, то есть маскирует.
Баб Ань, только ты Лидии Петровне не говори про глину.
АННА. Заругает?
ЮРКА. Достанет – «антисанитария, ребёнок заболеет!».
АННА (охотно продолжая тему). Вот, меня тоже достала с этой антисанитарией.
ЮРКА. Может, она злая – мужика нету подходящего?
АННА. Не понимаю.
ЮРКА. Я говорю, может, в сексе у неё проблемы какие?
АННА. Ну ведь Светочку сроди?ла.
ЮРКА. Понятно. Баба Ань, а ты деду Петру своему никогда не изменяла?
АННА. Ой-ёй-ёй, что ты. Лидка, что ли, сказала? Про счетовода про этого?
ЮРКА (делая вид, что увиливает от вопроса). Ну… Я не помню, где-то сказали. А что, красивый был?
АННА (улыбаясь). Ну, видный. С усами такой. Всё время кудри тут на боку начёсывал. Рисовал хорошо.
ЮРКА. Рисовал хорошо. (Пауза.) Сознайся, баб Ань, грешна?
АННА. Ой, господи! Я вот, смотри, могу под иконами побожиться. Как на духу скажу. Это Лидка на меня наговаривает. Он в погребе ко мне приставал, вот честно сознаюсь – мы там за огурцами пошли. Но я ему сказала – ни-ни! При живом-то муже. Разврат один.
ЮРКА. Прямо под Лениным клянёшься?
АННА. Под Лениным клянусь, не было ничегошеньки. Вот, перекрещусь даже. (Крестится.)
ЮРКА. Не, а чё ты крестишься.