Паргелий

И опять голос в наушниках владел его мыслями. Закончив переговоры, старпом отдал Дрындыру гарнитуру, зло зыркнул на грачей. Мясистое его лицо было красное и угловатое, словно слеплено из отдельных плохо ограненных частей:

– Кто ящики на бэтар грузил?

Никто не рискнул признаться. Качака матерно выругался и распорядился: – Шварц, Гнутый, быро метнулись наверх, сдернули ящики.

– А можно? – спросил боязливо Гнутый. – Имею в виду, – затараторил он, попав под прицел злых глаз, – эта тварь дымная нас не того?

– Пошли на хрен наружу, – зло зашипел Качака. При этом никто не усмотрел двусмысленности приказания. Сжимая кулаки, старпом неповоротливо, по-медвежьи полез в десантное отделение.

Толкая друг друга, Шварц с Гнутым выскочили из бэтээра. Пока снимали груз, Качака выгнал остальных.

В зеленых снарядных ящиках оказались два огнемета ЛПО-50 с запасными пиропатронами и запасным блоком баллонов. Качака вытащил и поставил на землю соединенные в ряд железной трубкой три емкости, затем взял в руки винтовку-брандспойт на сошках, прикрутил к штекеру под прикладом толстый шланг, тянущийся от магистрали.

– Так, – начал он зычно, держа перед собой редкостное оружие, – это, – потряс винтовкой, – легкий пехотный огнемет. Работает от баллонов, в которых зажигательная смесь. Здесь, – он положил руку на приклад, – батарея. Здесь, – наклонился и положил руку на выступающую крышку баллона, – камера под пиропатрон. Когда нажимаешь на курок, – он поднял винтовку и повернул боком, показывая спусковой крючок, – замыкается цепь, после чего в баллоне воспламеняется патрон медленного горения. Он создает давление, смесь идет по шлангу к стволу. Там, – старпом пальцем указал на утолщение в конце брандспойта, – тоже пиропатрон, он воспламеняет смесь. Только сначала не забудьте снять с предохранителя вот здесь, – он показал флажок переключателя. – Когда стреляем, жмем на курок и держим пламя на цели, пока не закончится смесь. Это примерно две-три секунды. Понятно?

Слушатели закивали: «понятно», «да», – донеслось вяло.

– Вопросы? – Качака опустил винтовку и ждал.

– А остальные баллоны так же срабатывают? – спросил Пистон.

– Так же.

– То есть, только три выстрела?

– Только три, – отвечал старпом, – поэтому стреляем по очереди. У нас есть один запасной блок и пиропатроны. Пока второй прикрывает, первый перезаряжается. И не забываем снять с предохранителя.

– А против кого нам с ними воевать? – спросил Гнутый.

– Та хрень, – сообщил Качака, – что сожрала Рябу, боится огня. Майор сказал, что метод испытанный. Сказал, дымных тварей здесь одна, от силы две, и наших огнеметов, чтобы их отогнать, хватит вполне. Более того, чтобы вы не обосрались совсем, скажу следующее, мы меняем направление и идем в обход опасной зоны. Седой заверил, что у дымовухи определенная территория, дальше которой она не залетает. Секёти, вепри? Мы-ее-обой-дем, – произнес Качака по слогам, – а эти зажигалки, – он потряс винтовкой, – нам, вернее, вам, самоотверженным уйбуям, мля, нужны для удержания днища от пробоя. И впредь, – старпом повысил голос, обвел строй своим коронным зверским взглядом, – держите прямую кишку в узле. Еще раз драпанете, стрелять буду в спины. Все понятно?!

«Коммандос» стыдливо закивали.

Глава 8. Болото

Гриф ушел на следующий день. Рассвет едва брезжил, туман низко стелился над болотной гатью, тени под кустами и в кронах вились темными роями. Кругом стояла мертвая гнетущая тишина, лишь изредка что-то всплескивало, да эхом доносилась далекая канонада крупнокалиберных пулеметов.

Ушел тропой, что ему показал доктор, которой время от времени прогуливался, укрепляя сухожилия и мышцы. Обломанные ветки, поваленные стволы вместо мостков, содранная кора, примятые кочки служили ориентирами.

Сталкер обошел затаившуюся между косматыми кочками «карусель», пригнулся под «ржавыми волосами», облепившими сухую березу, проверяя жердью дорожку, двинул через болото на юг. Берцы тонули в губчатом мху, земля сочилась под подошвами черным соком. По упавшей осине Гриф перебрался на первый островок из цепи, тянущейся и петляющей по гатям.

Концентрируя все внимание под ногами, выискивая метки, временами останавливаясь и выбирая направление, Гриф шел замысловатыми зигзагами тайной тропы. Сколько? Пять, шесть раз он ходил по ней?

На очередном островке, немногим больше прочих, утыканном гнилыми березами, поросшем манником и брусникой, сталкер решил передохнуть и туже зашнуровать левый берц. Сшитый неаккуратно он сидел на ноге свободно и тек.

Гриф сидел на пне, низко склонившись, затягивал узел, когда из болота выполз гигантский слизень. Почти черный, он не отличался от жижи. И если бы не постоянно шевелящиеся глазные щупальца, можно было подумать, что сама донная грязь каким-то образом выкарабкалась на сушу. Брюхоногий моллюск двигался абсолютно бесшумно, мягко приминая мох, листья, ветки своим мясистым упругим телом. Усики-антенки на его голове вытянулись на всю длину и двигались так, словно человек, вдруг оказавшийся в абсолютно темной комнате, водит руками по сторонам в надежде нащупать стену. Чем ближе слизень подползал к пню, волнообразно сокращая мышцы брюшка, тем быстрее двигались «рожки». А когда щупальце невесомо дотронулось до вещмешка, существо оживилось, в нем словно быстрее потекла кровь. Щупальца все чаще касались плотной брезентовой ткани. Огромное тело слизня выползло на островок и за спиной сталкера, занятого берцем, стало подниматься вертикально, словно вползало на невидимый стебель. В верхней, все удлиняющейся части мускулистого тела раздвинулись жесткие щетинки. На их месте стало образовываться отверстие с множеством рядов острых, плоских, как шипы розы, хитиновых пластин. Мутант наполовину поднял свое громоздкое тело, растянул пасть и рухнул, обвалился на сталкера. Сбил его на землю, придавил всей массой. Раздавленный трухлявый пень жмыхом лез из-под хищного моллюска.

Грифа припечатало к земле. Падая, он едва успел выпрямиться и теперь ощущал все нарастающую тяжесть. Слизень собирал свое тело на нем и расплывался блином, одновременно стараясь придавливать жертву, удерживать и поглощать.

Спереди и сбоку слизень не мог напасть, иначе был бы рассекречен, так что сталкер не считал везением, что острые ротовые пластины сейчас рвали и перетирали толстую брезентовую ткань рюкзака вместо его спины, а возможно, и головы. Гриф лежал придавленный к мшистой, пахнущей болотом земле, пыхтел и изо всех сил старался вывернуться из-под эластичного двухсоткилограммового мешка.

Щекой, ухом, височной частью он ощутил холодную шевелящуюся упругую плоть, покрытую слизью, и содрогнулся. Сухая ветка врезалась ему в скулу и больно через кожу давила на зубы. С каждой секундой все труднее становилось дышать. Сталкер осознавал гибельность своего положения и судорожно соображал, что предпринять.

Абакан остался у пня. Гриф снял его, перед тем как заняться берцем. Мысли метнулись к штык-ножу, но затем устремились к пистолету. Не потому, что он показался Грифу более эффективным в сложившейся ситуации (наоборот, здесь была работа именно для ножа), а потому, что до него была хоть какая-то возможность дотянуться.

Его продолжало плющить. Сталкер чувствовал, как дергаются, вздрагивают ремни на плечах, слышал, как трещит ткань, ощущал боль, расходившуюся от еще не зажившей раны на спине.

Рука с растопыренными пальцами тянулась под животом к пистолету. Рукав куртки закатался почти до середины предплечья и цеплялся за карманы на разгрузке. Расстояние было тьфу – сантиметров двадцать. Но как же стебельчатоглазая тварь была тяжела, припечатывала всем профилем – ни вдохнуть, ни выдохнуть. Что-то там за спиной происходило, что-то елозило и дергало за рюкзак. Ягодицы, бедра, голени обжало мышечным каркасом, словно сталкер оказался под гигантским шаром из толстой резины, в который залили тонну воды. Гриф кряхтел и трещал, как разламывающаяся изба. Пальцы кончиками коснулись пластика. Еще усилие. Ладонь обвила рукоятку. Гриф потянул пистолет.

Он стрелял из крайне неудобного положения – вывернул руку над плечом в опасной близости от лица, ствол под углом градусов в сорок пять уткнулся в шевелящуюся массу. Закрыл глаза, большим пальцем скинул флажок предохранителя и без мысли о последствиях нажал на спусковой крючок. Привычка держать оружие на взводе в очередной раз спасла ему жизнь. Метнув мысль в этом направлении, Гриф представить не мог, каким образом сейчас передергивал бы затворную раму (левая рука лежала неимоверно далеко, сбоку вдоль тела), разве что зубами.

Громыхнуло оглушительно, а затем еще и еще. В руку садануло отдачей, в лицо брызнуло холодной слизью, ошметками и сгустками, нос забился едкими пороховыми газами. В голове от выстрелов звенело, как под колоколом.

Тварь задергалась в судорогах, поехала со сталкера влево, оставляя на нем густую пленку. Почувствовав слабину, Гриф полез вправо. Вытащил голову, правую руку. Холодная слизь, подобно желейной лягушачьей икре, легла на щеку и ухо. Прорвав рукой омерзительную липкую субстанцию, сталкер жадно задышал, широко открывая рот. Он выбрался из-под содрогающейся, идущей комками и волнами массы по пояс, ощутил, что вещмешка за спиной нет. Опираясь на руки, вытащил себя остального, откатился, дернул ремешок, потянул штык-нож. Всего, с ног до головы, его покрывала омерзительная слизь. Липкая, она ограничивала его в движениях. Тянулась за руками перепонкой, дрожала и расползалась.

– Тварь болотная. – От ярости Гриф скрежетал зубами. Острым лезвием с мстительным наслаждением полоснул мышечный студень. Краем глаза заметил движение слева. Повернулся и в ужасе отпрыгнул. Похожий мутант, только немного меньших размеров, поднимался над землей, готовясь обрушиться на добычу. – Черт! – взвыл сталкер. – Да их тут как грязи!

На небольшой островок размером с кухню его служебной квартиры, выползло два мутанта и продолжало лезть еще несколько. Их мокрые брюхоногие тела с шевелящимися «рожками» блестели от болотной воды и ползли к сталкеру.

Слизень обвалился всей своей массой, подминая кустики брусники и расплющиваясь на земле. От столкновения мясистое блестящее тело пошло волнами. Гриф перепрыгнул через него, лихорадочно вспоминая, с какой стороны тропинка, устремился к дальней части островка. Уворачиваясь, отпрыгивая от неповоротливых тварей, сталкер немилосердно обкладывал их трехэтажным, при случае колол и махал ножом. Они расползались под лезвием, как вареные сардельки.

Прыгая с кочки на кочку, перебегая по брошенным стволам, шагая по колышущейся под ногами, сочащейся мутной болотной водицей жиже, Гриф удалялся от островка с сюрпризом. То, что ничего или почти ничего не осталось от рюкзака, понял, когда не почувствовал его веса. «Может, хоть что-то? – Надежда не хотела умирать. – Может, в боковых карманах уцелели, компас, бинты, запасные батареи для фонаря, стропа, раскладной нож…»

Две лямки с широкими плечевыми накладками и драный лоскут задней стенки – все, что осталось от шмотника. «Твою дивизию», – Гриф еще секунду держал в руках лохмотья, прикидывая, как их с пользой употребить, затем отбросил.

Он шел с печалью об утрате, вспоминал новенький, недавно приобретенный у Гейгера примус, надежный, удобный кизляровский нож, комплект сухого белья, компас. «Жалко «Велеса». Хороший детектор, столько раз спасал, выводил из таких … А консервы, фляга? Эх». Гриф мысленно махал рукой, убиваясь из-за потери всего и разом, и не видел, как за его спиной кто-то, волнуя плотный ковер из ряски, извиваясь, подплыл к остаткам рюкзака. Секунду-другую ничего не происходило, а затем лямки резко исчезли в омуте. Ряска сомкнулась над темной лункой, словно ничего и не было.

«А абакан, – Гриф стонал и мысленно рвал на голове волосы. – Зачем? Зачем я его снял?». Резко остановился, хлопнул по левому набедренному карману, почувствовал упругость сигаретной пачки, выдохнул с облегчением. «На месте». Шагал дальше, злился на судьбинушку и искал, кого бы за это покарать.

«С чего это они полезли? Раньше ходил и нормуль, а тут на тебе. Знать, доктор дерьма подсыпал в шмотник. Приманку какую-нибудь. За ним не заржавеет. Хотя… Мог просто не вылечить». «Ничего подобного, – подозрительная и обвинительная весьма авторитетная его часть возмущалась, – просто руки не хотел марать. Думает, клятву или что там давал, долг я свой врачебный выполнил, а теперь вот щепотку соплей сушеных в кармашек, пусть зона рассудит. Не хочет он тебя из болот выпускать».«Какой руки марать, какой долг, – спорила адвокатская часть, создавая видимость состязательности, – на нем пробу ставить негде. А псина? – защита морщилась и отворачивалась. – Ты видел, какая у нее харя? Разве настоящий врач стал бы такую держать? Мясник ваш доктор, причем лютый. А хабар? За который ты, сталкер, кровь проливал. Заграбастал и глазом не повел. Шито-крыто, так, мол, я решил». В этот раз антагонизмы были на одной стороне. «Нет, конечно, респект, что заштопал и башмак заодно, но ты же дал ему арты, ценные арты. Мало ему…»«Цыц! – Гриф прекратил поношение. Он остановился на более-менее твердой кочке. – Самое время ревизию провести».

Сталкер точно помнил, что три магазина для ПМ укладывал в верхние карманы слева над кобурой. Проверял перед тем, как покинуть доктора, и они были на месте, но после стычки с мутантами надо убедиться.

«Супер», – все три обоймы на месте и фонарь тоже. Рука переместилась левее, к клипсам, туда, где хранились две эргэошки. Нет ни одной. «Ладно». По подсыхающей слизи, покрывающей плотную ткань жилета, пальцы скользнули к кобуре, проверили фиксирующий ремешок на рукоятки, затем спустились к поясу. Два отделения под гранаты к подствольнику были заполнены. «Теперь ни к чему». Дальше подверглись инспекции четыре кармана с правой стороны. «Чертова слизь, – мысленно ругался сталкер, ощупывая через ткань магазины. – 5,45 – ходовой патрон». Дозиметр на месте. «Хорошо». После быстрых манипуляций с кнопками ПДА подтвердил свою жизнеспособность. Пальцы коснулись узкого отделения на поясе с аптечкой и пузырьками. С потерей «крапивки» он смирился еще у доктора. По какой-то причине слабого наркотика в положенном месте не оказалось. Гриф не стал интересоваться его судьбой у спасителя и посчитал равноценным обменом на лечебные капли.

Позади что-то булькнуло. Гриф резко обернулся. Настороженным взглядом прошелся по болоту. Косматые кочки, обломанные гнилушки, скелеты березок, губчатые наросты на стволах, «ржавые волосы» в ветвях, вдалеке туманится зеленоватое облако «газировки» и тишина.

Гриф еще минуту тралил гиблое место, затем достал из кобуры ПМ, отщелкнул обойму, пересчитал патроны – два. Из кармашка достал целую, поменял местами. Еще раз осмотрелся и двинул дальше. Не сделал и трех шагов, как резко остановился: «А это что?». Гриф смотрел и не понимал. Чтобы разглядеть лучше, вытянул шею и сдвинулся влево. «Нет, точно висит». Метрах в трех от него, на два часа, в воздухе висела ветка. Висела сама по себе, ничем не поддерживаемая. От такой близости к аномалии сталкеру стало нехорошо. Гриф забегал, запрыгал глазами в поисках подсказки или чего-то более существенного, чем ветка. Сначала поблизости, а затем все расширял круг обследования. «Одна». Не мог Гриф понять, что за ерунда перед ним. Подумал о бюрере, но поблизости нет ни одной живой души, да и трудно здесь где-либо находиться, если только, конечно, под водой. Сталкер опустил взгляд на ряску. Пузыри цепочкой поднялись под этой самой веточкой, разогнали зеленую крошку, и что-то там виделось в этой лунке. Вроде бы белое, кожистое. Не успел Гриф рассмотреть, лунка затянулась мелким листецом. «Балда, – ругал он себя, – трояк зеленый, твою душу мать, проморгал палочку. Манок это. Тронешь, и хана тебе, раззявистый». Сердце забилось гулко: «Близко-то как». В воздухе запахло горячим хлебом. Свежим, только что из печи. «Вот дела», – думал сталкер, обратившись в статую, лишь глазами водил по сторонам. «Спрятаться негде, да и с тропы не сойти». А память слизняков подкидывает, напоминает во всех красках, как давил его мутант и шмотник рвал. Опасно на одном месте долго стоять.

Облизал Гриф сухие губы, медленно повернулся, скосил глаза назад, вроде чисто, но идти надо. Нельзя стоять. Хлебный аромат настойчиво лез в ноздри. Прямо видится, как хлеб румяный из формы на столешницу с хрустецом выпадает. Задышал Гриф ртом неполной грудью, подумал: «Вдруг заразное, надо бы поберечься». Медленно, осторожно сделал шаг вперед, затем еще. Метрах в трех справа ряска колыхнулась, круги вязкие пошли. «Черт». Сталкер старался не делать лишних движений, плавно перекатывался на ногах

Вминается берц в мох, словно в губку, а из-под него вода болотная темная сочится. Убирает ногу, и все по-прежнему, словно и не было сталкера. Жутко Грифу, не знает, как защититься: ни пистолет, ни нож здесь не помогут. Шаг за шагом крадется Гриф по жидкой тропке мимо веточки этой самой. С виду обычная сухая березовая, только вот никак не хочет с места двигаться. Висит себе и не шелохнется, словно из другой реальности. Ближе она стала, уже метрах в двух. Снова пузыри под ней ряску разогнали. «Вот кто хлебный запах выдыхает». Видит сталкер буквально в двадцати сантиметрах от поверхности воды белую кожистую, в волдырях голову, глаз большой и ноздрю – черную каплю, забился пузырь в уголку, серебристо поблескивает. Может, и была когда-то эта тварь жабой, только теперь лучше ее стороной обойти. «Главное, – думает Гриф, – чтобы не вынырнула она воздуха глотнуть. Увидит меня, тогда кранты». Медленно затянулась ряска, немного полегчало, дышит сталкер сквозь губы, озирается.

Шире тропка стала, островок невдалеке горбится, березка на нем сломанная кроной в воду окунулась. Слушает Гриф, что кругом происходит, время от времени плавно вправо, влево головой водит, глазами по сторонам шныряет. Что-то нехорошее там под ряской извивается, ощущение, как будто его ищет. Змейка какая-то, суетится, то в одну сторону проплывет, волнушку пустит, то в другую и к сталкеру все ближе, а вместе с тем и к веточке.

Ступил Гриф на островок, вдруг слышит позади всплеск, развернулся, присел, во все глаза смотрит. Мелькнуло что-то белое, ушло под воду, только брызги в сторону. Быстро ряска сходится с краев к центру. Глядит сталкер: ни веточки, ни змейки, все снова замерло, затянулось.

Развернулся он и быстрым шагом по вешкам да по кочкам из болота жуткого ходу. Под конец заблудился. До поля только раз доктор водил. Вертел Гриф головой и не видел ни зарубок, ни веток сломанных, ни бревна опрокинутого, подошвами обтертого. Обернулся он, глянул на мертвое болото – мороз по спине пошел.