Сталкер обернулся, группа Кислого пропала из вида. Гриф поднял к глазам бинокль и после недолгих поисков разглядел пятерых букашек, ползущих по опушке леса, высившегося гребенкой по краю соломенного поля.
Он их догнал, еще некоторое время шел по следу по опушке, затем углубился в лес. Теперь, спустя десять часов соглядатайства, распластавшись на сухих листьях под осиной, Гриф укрывался за пригорком и в снайперский прицел наблюдал за уцелевшими братьями. С безопасного расстояния он видел все с самого начала. Видел, как Кислый с сигаретой в зубах по-деловому распоряжался сталкерами, махал руками и пояснял. Видел, как Тоф с Марычем доставали из шмотников мины, саперными лопатками рыли ямы и устанавливали их на дороге, пролегающей между глубоким оврагом и холмом. Видел, как потом все разбежались по огневым позициям, и вместе с ними ждал появления конвоя. Охранение было на удивление слабеньким. Возможно, именно такого и ждал Кислый. Как бы там ни было, головной БТР подорвался на мине. В бок его добили из РПГ. Грузовик расстреливали с двух сторон из канавы и пригорка. Вояки огрызались, и им удалось забрать троих сталкеров.
Сейчас Кислый и Гарик с автоматами у плеча осторожно шли между трупов и водили стволами. Глядя на выживших братцев, Гриф подумал, что к умерщвлению подельников они, возможно, даже, скорее всего, приложили руку. Они с холма все видели, как на ладони, и своих и чужих. Слава о Кислом ходила недобрая. Из старичков вряд ли кто согласился бы идти с ним.
И ладно, работы меньше. Гриф держал в прицеле Кислого, палец придавливал спусковой крючок. Кислый, словно чувствовал чье-то присутствие, старался быстро проскальзывать открытые участки, укрывался то за бэтээром, то за грузовиком, время от времени оборачивался, подозрительным взглядом прочесывал опушку леса. Тот еще сталкерюга.
Они забрались в кузов ЗИЛа. Некоторое время их скрывал продырявленный тент. Первым появился Гарик. С набитым шмотником он грузно спрыгнул на землю, развернулся, принял у Кислого небольшой плоский пластиковый ящик с рукоятками для переноски. После чего выбрался старший из братьев. С пузатым вещмешком за плечами при приземлении он тяжело присел.
Гриф передумал убивать их на дороге. Могло случиться, вояки послали сигнал SOS, и сейчас к ним на выручку спешит «летучий отряд». По действиям налетчиков, по их нервным движениям, тревожным взглядам вдоль дороги и в небо, Гриф понял, они опасались того же, чего и он.
Сталкер не стал усложнять задачу, и место встречи перенес в лес. Он бесшумно поднялся, пригибаясь, двинул назад, забирая от следа на юго-восток.
Глава 3. Долг платежом
На базе было три человека, которым Жорик предпочитал не попадаться на глаза: Пирцент, Качака и Гомес. Заслышав их голоса или заметив мельком, он по возможности менял направление движения, сворачивал в коридор, комнату или останавливался, делал задумчивый вид, затем скорбно поджимал губы, досадливо мотал головой, разворачивался и шел назад за позабытой вещицей либо делом.
Каждый из трех «черных королей» по-своему был неприятен и пугал новичка, оказавшегося в полубандитском формировании в результате распития «гамофоса» с Кайзером. Хотя главнее всех на базе значился сумасшедший Пирцент, почему-то в кабинет майора он заходил со стуком и прибывал, пусть с видимой неторопливостью, но все же прибывал по его требованию, которое доставлял ординарец Косарь.
К тому моменту, когда Жорик подошел с мокрыми руками к пункту выдачи, у открытого окошка оставался лишь Апарка. Заполучив пайку, он зло зыркнул на кладовщика, проскрежетал зубами и, ничего не сказав, пошел в сторону кубрика.
– Еще есть кто? – из окна выдачи появилась лысая голова Сивого, завертелась на жирной шее.
– Я. Я еще, – Жорик шагнул к «кормушке».
Взял положенный ИРП, сказал: – Там Пахло в кутузке, его это, ну… тоже покормить надо.
– Ага, а рожа у тебя не треснет? – Сивый подленько взглянул на парня.
– Да я… я честно не для себя. Я для него, – округлил глаза Жорик.
– Все? Больше никого? – не дожидаясь ответа, Сивый захлопнул форточку.
– Никого, – промямлил Жорик и поплелся восвояси. Он вернулся в пустую столовую. В кубрик идти не хотелось. Там воняло носками и прелым шмотьем. Поставил пакет на заляпанный кашей стол, принялся извлекать содержимое.
– А-а, – послышался сзади голос, – вот ты где. – Шаги быстро приближались.
Жорик обернулся и тут же получил увесистую оплеуху.
– За что? – втягивая шею в плечи, Жорик вытаращился на мужика с одутловатым небритым лицом.
– Придурок, ты почему карцер на сигналку не поставил?
– Я это… думал, ну… с камеры увидят и поставят.
– Думал он, – наемник еще несколько секунд рассматривал растерянное худое лицо с наивными серо-голубыми глазами, обросшее на скулах и узком подбородке светлым пухом, затем сместил взгляд на выложенные на стол припасы. Быстро взял круглую фольгированную упаковку, сунул в карман, развернулся и пошел из столовой.
– Э-э, Пистон, хорош борзеть. Паштет верни!
Не оборачиваясь, Пистон показал Жорику средний палец:
– Не будешь забывать, – свернул в коридор.
– Урод, – процедил сквозь зубы Жорик, взялся за контейнер с курицей и овощами.
Он съел бы и больше, но два обстоятельства не позволили набить живот до отвала. Первое: не было понятно, поставили их на довольствие или начнут кормить только с завтрашнего утра. А раз так, то индивидуальный рацион следовало растянуть на весь оставшийся день. Второе: Пахло. Жорик сам не знал, почему так делает, но по-другому поступить не мог.
После скромного перекуса он рассовал по карманам куртки хлебцы, плавленый сыр, яблочное повидло, банку говяжьей тушенки, упаковку овощного рагу, повертел в пальцах и положил шоколадный батончик. Остальное сложил в вещмешок, с которым ни на миг не расставался (воровство на «Салюте» процветало). Из ящика возле тумбы с подносами взял бутылку с водой и двинул на выход.
Остановился перед «дежуркой», некоторое время придумывал нечто правдоподобное. Он уже десять раз пожалел, что не сразу накормил Пахло, а решил пожрать сначала сам. Жорик не рассчитывал, что Пистон так скоро заметит нарушение. Но тот заметил, и вот теперь он стоит перед дверью в дежурное помещение и выдумывает легенду. Наконец, Жорик вдавил кнопку переговорного устройства.
– Кто? Чего надо? – в динамике послышался скрипучий далеко недоброжелательный голос. Жорик хорошо представлял физиономию злобного ренегата.
– Сэм, мне это… я Жорик, короче. Мне Качака велел, ну… ареста покормить этого… Пахло.
Жорик знал, что старпом укатил вместе с Пирцентом и слова его проверять не будут, а потом уже не вспомнят.
– На хрена его кормить?
– Не знаю, – Жорик пожал плечами, а потом бодро и даже дерзко добавил, – а ты это, у Качаки спроси.
– Ладно, иди, ща открою.
Ему пришлось постоять возле запертой двери еще с минуту и таращиться на ржавый металл с отслоившейся местами краской, прежде чем щелкнул ригель электромеханического замка.
Пахло сидел, прислонившись спиной к стене, в темном помещении бывшей инвентарной два метра на два с низким железным потолком, под которым приходилось пригибаться. Внутри пахло мочой и ржавчиной. Арестант напряженно смотрел на Жорика.
– Я тебе тут это… пожрать принес, – Жорик стал доставать из карманов продукты.
Лицо Пахло изменилось, сначала расслабилось в благодушную улыбку, а затем поборзело. Он встал, пригибаясь, подошел к двери, через плечо парня посмотрел на двор. Несколько наемников шарахались по базе.
– Че Пирцент говорит? Когда меня вызовет?
– Он с Качакой уехал.
– И когда вернутся?
Пахло брал продукты и распихивал по карманам, постоянно возвращаясь взглядом за спину Жорику.
– Не знаю. Они старика с собой потащили, думаю…
– Курить дай.
Жорик из нагрудного кармана достал пачку, собрался выбить несколько сигарет. Но тот взял всю пачку:
– Зажигалку гони.
Несколько секунд Жорик с упреком смотрел на обнаглевшего Пахло, но потом все же полез в карман за зажигалкой. Дело в том, что Жорик был должен этому грачу. Он спас его, когда Шиза и Мамочка притащили еще тепленького со сна Жорика в сортир, где их поджидал Гомес. Неизвестно, а скорее известно, чем закончилось бы дело, не появись в самый ответственный момент Пахло. В тот день он был дежурным по базе и зашел по нужде. Распаленный Гомес с красной рожей, бешеными бычьими глазами рекомендовал Пахло идти куда подальше. Но тот, толи по доброте душевной, толи из-за личной неприязни к «сестрам» открыл клапан на кобуре и попросил «глиномесов гребаных» идти самим в том направлении.