Биологическая опасность. Последний приказ

Вторая попытка оказалась куда более удачной, и я на небольшой скорости покинул село, отправившись по абсолютно пустой дороге к месту крушения своего самолёта.

Не знаю, почему мне было трудно управлять машиной. Может потому, что я боялся напрячь правую ногу и нажимал на педали газа и тормоза меньше чем в полсилы, или же потому что я в последний раз сидел за рулём несколько месяцев назад. Впрочем, то, что меня кидало по дороге как пьяного, никого не интересовало, от слова вообще. Ну кроме меня самого и Яши.

– Ты где так водить научился? – пошутил Яша, видя, что я не могу вести машину в пределах одной полосы.

– Вернее, разучился? – пошутил я в ответ. – Да, в больничке и разучился.

Интересный момент, правил дорожного движения больше нет, но мы всё так же продолжаем ездить по правой стороне дороги. Видимо, это правило осталось у людей на уровне безусловного рефлекса.

– Яш, сможешь провести к месту крушения?

– А то как же! Только дай несколько минут.

На скорости в шестьдесят километров мы чуть не проскочили свороток, на который указал Яша.

– Дальше веди.

– Понял.

Следуя его подсказкам, я за минут двадцать провёл машину как через полузаброшенные дорожки, когда-то пройденные тяжёлой техникой, а потом разъезженные простыми сельчанами, так и через откровенный бурьян, где никто не появлялся со времён царя Гороха, довольно забавного персонажа русской мифологии, вроде как бывшего отличным правителем. Наградой за столь сложный путь стала картина, при виде которой у любого пилота или человека, фанатеющего от авиации, тут же начало бы обливаться сердце кровью.

Самолёт лежал на брюхе и на гондоле левого двигателя. Состояние правого борта мне было неизвестно, но я был уверен, что там всё ужасно, ведь в противном случае Виталя не погиб бы, и никто не получил бы столь тяжёлых травм.

Я отпустил сцепление и медленно проехал вокруг самолёта. Его состояние было ужасным – правого двигателя не было, как и половины крыла, а кабина была практически расплющена и наверное на полметра утоплена в землю как раз в той части, где сидел Виталя.

Я подъехал к так и оставшемуся открытым по правому борту аварийному выходу у хвоста и взяв трость, вышел из машины.

– Что будем делать?

– Доставай лестницу. Я полезу внутрь. А ты – на стрёме.

– Хорошо, я пойду.

Яша поставил лестницу, и я с трудом взобрался по ней, поднявшись на борт… нет, скорее забравшись в обломки того, что некогда было самолётом. С одной стороны, всё выглядело как в обычном самолёте, разве что были обрушены некоторые пластиковые панели, и некоторые кресла были сорваны со своих креплений, видимо ими и были нанесены столь тяжёлые травмы бойцов. Аккуратно, опираясь на трость, которая могла в любой момент соскочить и уронить меня, я пробрался в кабину, и уже на седьмом ряду были следы разрушения уже фюзеляжа, а не внутреннего убранства. Но самые сильные повреждения были именно в носу кабины. Кухня была разворочена, как и туалет прямо за моей спиной, а в кабине царил, как любят говорить, "Сталинград", видимо из-за сильных разрушений как в самом городе, так и в конкретно применимой ситуации. Почти все дисплеи были разбиты, верхняя панель вообще лежала на радиопанели, кресло второго пилота было сорвано с креплений и валялось чуть в стороне от приборки – работа Жеки. Но на лобовом стекле было кровавое пятно, неприятно сочетающееся с паутинкой из трещин на внутреннем слое. По крайней мере, стало понятно, как погиб Виталя – или проломил череп, или если нет, то просто сломал себе шею. А это, как я знаю, верная смерть.

Твердотельный накопитель должен был находится за экраном, ведь технически, боковые экраны планшетов – обычные настольные компьютеры начала прошлого десятилетия, даже операционка на них той же эпохи, давно нигде не используется, но поддерживает приём информации о полёте через спутник или бортовые датчики.

Вооружившись ножом из бизнес-класса я каким-то чудом смог пробить экран и варварски его вырвать, обнажив его начинку.

Дальше на помощь пришёл фонарик, и с точностью хирурга я начал искать необходимый мне предмет.

– Фриц, ты долго там? – спросил Яша по рации.

– А что такое?

– Просто поинтересовался.

– Не знаю. Не думаю, что долго.

Рация замолкла, и я продолжил потрошить внутренности кабины с каким-то азартом, будто я патологоанатом и провожу вскрытие.

Зато через пять минут мои старания были вознаграждены – я нашёл железную коробочку накопителя и отключив кабели питания и передачи данных, что есть силы просто дёрнул её на себя, и он оказался снаружи, у меня в руке.

– Накопитель у меня. Готовь дрон. – сообщил я в рацию.

– Понял.

Я положил железную коробочку SSD-накопителя в карман форменных брюк и начал лазить по уцелевшим дверцам и шкафчикам кабины и кухни носового отсека в поисках всего, что может пригодиться. Нашлись даже газеты, купленные мной в Хитроу по заданию Харитона Владимировича. Их я тоже возьму с собой, пригодятся. Правда их пришлось засунуть за пазуху.

Да, Костя с Ромой тут поработали, но выносили они только то, что мы брали с собой, не трогая то, что и так находилось на борту.

На каждом самолёте находится аптечка с необходимыми лекарствами, призванными помочь в оказании первой помощи тем, кому стало плохо. А на случай нахождения на борту врача, есть и специальная аптечка, там уже лежат ампулы и шприцы. Но я бы не рассчитывал на неё – ампулы обычные, стеклянные, а они наверняка разбились при крушении. Но по крайней мере, я знаю, где лежат обычные аптечки – за пятым рядом, сразу после салона бизнес-класса, и на моё счастье, они там были.

– Дрон готов. – раздалось в рации.

Взяв аптечку, я не удержался и упал на сидения, при этом больно ударившись спиной.

– Что случилось?

– Упал. Вроде живой.

– Хорошо. Жду тебя.

Я встал на ноги, и понял, что осмотр самолёта можно было заканчивать – остальное было или повреждено, или было вынесено. А брать бортовые журналы – ну, они делаются из глянцевой бумаги, а потому горят очень плохо, а если и горят, то коптят так, что стоять рядом нельзя. Так что нафиг такое “сокровище”. Про листки с аварийной информацией я вообще молчу – заламинированы. С чистой головой (ну, насколько это возможно) я вылез из обломков и посмотрел сначала на хвост, который не пострадал при ударе, и на котором по-прежнему блестела серебристая и синяя краски, а на стабилизаторе всё так же развивался “триколор”. Несколько сюрреалистическая картина.

– Запускаем дрон? – спросил Яша.

– Давай.

Я взял пульт, поставил свой телефон в развёрнутом виде на специальную подставку и запустил программу для отображения видео, благо дроны, взятые нами в том ТЦ были одного производителя, а интернет ещё работал, хоть и не без серьёзных перебоев, и приложение легко скачалось на телефон.

– Так, какое расстояние приёма у него? – спросил я.

– Восемь километров.

– Хватит и одного.

Я повёл дрон по прямой, намереваясь осмотреть место крушения с высоты, благо сегодня ни облачка. Отведя его метров на четыреста, я увидел обломанные деревья, и начал методично вести дрон метр за метром, записывая на карту памяти дрона видео с места крушения, так сказать, для более детального изучения. Конечно, причины крушения я не узнаю, а ею может быть всё что угодно – от бракованной запчасти в двигателе до некачественного топлива, доставленного в Барнаул до появления регенератов. Но увидеть, как самолёт соприкасался с землёй, я уже могу. И пусть это будет всего лишь картинка с беспилотника, а не заключение экспертов и результаты компьютерной симуляции.

Процесс изучения места крушения затянулся, так как пришлось сначала пускать дрон на высоте 50 метров, для общей панорамы случившегося, а потом на 10, для детальной фиксации произошедшего. Видны обломки крыла, бесформенные и изуродованные, даже непонятно было, что это. Чуть в стороне – двигатель, разорванный в клочья. Нет, не бесформенные обломки, а сохранивший внешний вид и структуру аппарат, но имеющий несколько крупных кратеров и лишённый некоторых частей.

После этого я сделал облёт самолёта и заснял его целиком и со всех сторон, это уже скорее на память.

Облёт едва завершился, как вдруг на экране телефона появилось предупреждение о рязряде батареи дрона. Всё же его давно не заряжали, так что, отлетал он минут тридцать, а в нормальных условиях, как я вычитал много позже, он мог летать до часа.

– Так, дрон кончается. Я сажаю его, и мы уезжаем.

– Добро. – сказал Яша и взялся за рацию. – Жека, приём. Мы закончили, выдвигаемся обратно… – на этом месте раздались выстрелы, и связь прервалась.