– Садитесь. Рассказывайте.
Петя присел на стул перед красивым большим столом с огромной пепельницей. Стол был завален бумагами.
– Что рассказывать?
– Все. С самого начала.
– На меня вчера напали.
– Это мы уже знаем. Кто напал?
Петя рассказал историю, которую уже хорошо знает читатель. Хозяин внимательно слушал, попыхивая папиросой, временами делал записи – совсем короткие. Петя закончил рассказ тем, как участковый его проводил. Беседу с участковым у подъезда он, естественно, не передал. Повисло молчание. Чаниани наблюдал за Петей холодными черными глазами без всякого выражения. Странные были глаза – словно озера без дна.
– Вы понимаете, почему остались живы? – спросил Чаниани – тоже без всякого выражения. Как граммофон произнес.
– Они не успели… Там же был юбилей у милиционеров, и женщина заметила, как за мной кто-то торопливо вошел в арку.
– Да, и поэтому тоже. Но главное – когда убили бандита, держащего фонарик, второй сразу остался в темноте. Он стал стрелять в милицию, но и тогда пулял вслепую. Это называется «по направлению»… Вы же охотились?
– Да. Стрелял рябчиков.
– Тогда должны понимать, что при пулевой стрельбе по направлению стрелять неэффективно. И тем не менее оставшийся в живых бандит сразу ранил двух человек, – неплохая подготовка, я бы сказал. А вот почему он больше не стрелял, как вы думаете?
– Я же не знаю, кто стрелял… Вся подворотня гудела.
– Стреляли милиционеры. Поразительно неэффективно стреляли – ни одного попадания.
– Они же убили одного!
– С нескольких шагов, да еще в держащего сильный фонарь! – презрительно фыркнул Чаниани. – Причем в голову! Я считаю это случайным попаданием! Потому что после этого они стреляли больше десяти раз, и без малейшего результата! А «результат» единственного попадания у них безобразный, потому что допросить покойника, как вы понимаете, нет ни малейшей возможности. По ногам надо было стрелять!
Чаниани говорил все раздраженней. Он встал и прошелся по кабинету, нервно курил.
– Но это мелочи… – Чаниани остановился, ткнул рдеющей папиросой в сторону Пети. – Вы мне другое объясните. Объясните мне, чем вы так заинтересовали немецкую разведку?!
Нельзя сказать, что Петя так уж совсем не догадывался, кто его чуть не прикончил. И все же боялся додумывать… слишком страшно было подумать то, что говорил Чаниани, и сердце его совсем упало.
– Почему сразу «разведку»? – Петя сам чувствовал, каким противным просительным голосом заговорил. Чаниани остановился, неподвижно за ним наблюдая. – Может, им и правда мой паспорт был нужен?!
– Паспорт?! – Чаниани фыркнул, как разъяренный буйвол. – Вы просто повторяете слова какого-то осла из ментовки. Настоящий бандит закажет паспорт любому щипачу, и он вам через сутки притащит паспорт – целенький, чистенький и без всяких мокрых дел позади.
– Щипач – это такой карманник?
– Карманник и есть. Вы дадите карманнику двести рублей, и мелкий воришка будет счастлив. Зачем убивать кого-то за паспорт? Это глупо. А почему убегавший больше не стрелял? Не думали?
– Я и не знал, что он не стрелял…
– Так знайте. А не стрелял он потому, что сразу оторвался, ему больше не нужно было палить. Очень хладнокровный человек. Если такие вас пытались убить – значит, за дело. Рассказывайте.
– Да не знаю я их! Правда – не знаю!!
– Вы врете.
Пете пришел в голову как будто надежнейший ход:
– Если расскажу, что знаю, тогда и совру. А я не хочу вам врать, вот и говорю правду: не знаю.
– Именно этих можете и не знать. А кого знаете из германской разведки?
– Почему разведки?! Ну почему не бандиты?!
Петя даже руки прижал к груди для убедительности.
– Почему именно разведка? Потому, что вы еще не видели своего убийцы. Вы много видели бандитов, у которых на левом плече вытатуирована буква «В»? И это вовсе не русская «вэ»! Это латинская «бэ», группа крови. Вы много видели бандитов с такими татуировками?
– Я вообще бандитов не видел…
Петя понимал: да, если такая татуировка, то занялась им именно разведка. А Чаниани дожимал:
– Что бандитов не видели… верно, вы везде характеризуетесь положительно. Не были, не участвовали, не знакомы… Так ведь вот такие всякой разведке и нужны – чистенькие, ни в чем не замаранные.
Сердце у Пети скатилось вниз. Даже его «незамаранность» – это для «органов» признак едва ли не вины.
– Посидите, подумайте.
С полчаса Петя сидел, тупо глядя в пространство. Смотрел на фотографии… На портрет Сталина… Чаниани что-то читал, бешено фыркал, писал. Яростно отбросил перо ручки, вставил другое железное перо, сунул в чернильницу…
– Не надумали все рассказать?
– Я все рассказал. Правда, все…
Петя был сам себе противен, так просительно опять прозвучал голос.
– Ладно… Выпишу вам пропуск. Но сильно подозреваю – скоро вы сами ко мне попроситесь.
Чаниани замолчал, с улыбкой наблюдая за Петей. Он явно ждал вопроса, и Петя спросил:
– Почему?
– А потому, что никуда вы не денетесь – придется выбирать между двумя разведками. Если вы не разоружитесь перед органами, вас непременно убьют немцы. Вас поймали… вливали в вас водку – чтобы убийство сошло за результат пьяной разборки. Но убить вас можно и без этого…
Чаниани достал из ящика стола памятный Пете нож, держал его между пальцами двух рук, показывая Пете длину и форму оружия…
– Вот такой нож воткнуть вам в бок можно и в ста метрах от дверей НКВД. Не страшно сейчас выходить?
Поразительно, но Чаниани говорил то же самое, что и участковый! Отпустив эту парфянскую стрелу, он даже заулыбался – на этот раз вполне по-человечески. Стоит ли говорить, что Петя покидал здание «органов» в неком смятении чувств? Он сам уже понимал – ведь достанут. Но и этим «сдаваться»… Не с чем ведь! Они хотят признаний в том, что Петя и не думал совершать. Может, и правда уехать? Залечь там, где никто не достанет – ни германцы, ни госбезопасность, ни милиция?! Мелькнула в сознании сцена – сельская дорога… почерневшие от дождей избы… Гладь пруда морщит легким ветерком… Да, но и там есть участковый… Разве что дать денег щипачу, сделать «ксиву», поменяв имя и место рождения… Пускай ищут! а он с полгодика поработает в сельской школе…
Мечтать мешало только то, что не было у Пети знакомых щипачей. И людей, которые могли бы сделать ему «ксиву», тоже не было. Мечта оставалась мечтой, не перетекала в конкретные планы. К осуществлению мечты надо было основательно готовиться… А времени ведь не было ни часа.