Новгородская альтернатива. Подлинная столица Руси

Сам по себе переворот Елизаветы и миф про «немецкую партию» – тема невероятно интересная. Но этой теме я посвятил другую книгу [55]; здесь и сейчас важно другое – в 1747 году в Российской империи, в Петербурге, политический климат был никак не в пользу разговоров о роли германского элемента в ранней русской истории.

Именно это имел в виду старый опытный интриган И. Д. Шумахер, опасаясь «недовольства слушателей».

А Михайло Васильевич тоже прекрасно уловил, откуда ветер дует, но сделал выводы прямо противоположные: использовал конъюнктуру. Воевать и бороться с гадами-немцами, обижающими русский народ, было выгодненьким дельцем, «борцу» было гарантировано сочувствие и царского двора, и широких масс узкого круга образованной публики. М. В. Ломоносов славно обстряпал это дельце – уже тем, что напугал до полусмерти своих врагов. Некоторые академики действительно выехали из России, – например, знаменитый математик Эйлер. Потом, в 1766 году, он вернулся – но в разгар «борьбы с норманизмом» предпочел уехать из России – не ровен час, и правда угодишь в погром.

Поправилась и карьера самого Михайлы Васильевича. В 1748 году он устраивает первую в России химическую лабораторию, становится вхож в придворные круги, лично знакомится с царицей. В 1755 году он создает в Москве университет, доступный не только для дворянства (ныне Московский Государственный университет носит имя Ломоносова)…

Вряд ли можно приписать М. В. Ломоносову какую-то специфическую неприязнь к немцам или даже какую-то идейную германофобию. Учился он в Марбурге под руководством физика и философа Х. Вольфа, во Фрейберге у металлурга и химика И. Генкеля. В Германии Ломоносов провел больше пяти лет, с 1736 по январь 1742 года, и вернулся с женой.

«Экспериментальную физику» Х. Вольфа Ломоносов перевел на русский язык и вообще всегда отзывался о нем как о дорогом учителе, от жены имел дочь, эксперименты по изучению молний проводил вместе с Георгом Рихманом.

Не уверен даже, что использование «норманист!» вместо матерщины и дрессированный на «норманиста» пес – это проявление убеждений, а не игра. Есть много примеров игр такого рода, в разные времена и с разными людьми: возглавляя «идейное» движение, надо ведь быть самым идейным; а то, не дай Бог, кто-нибудь обгонит.

Но политическую конъюнктуру Ломоносов использовал сполна и много от нее получил: и в видные идеологи вышел, и Шумахера запугал до полусмерти.

Суть дела

Ну ладно… Политика политикой, интриги интригами: а из-за чего сыр-бор поднялся? Что же именно писали Байер и Миллер? Самое интересное: писали то же, о чем упоминали в Российской империи, упоминают и по сей день во всех школьных учебниках: что династия Рюрика и его ближайшее окружение – не русские, не славяне, а германцы, скорее всего скандинавы.

С этим, кстати говоря, спорить вообще невозможно: летопись предельно ясно говорит: «Имаху дань варяги из заморья на чюди, и на словенех, и на мери, и на всех кривичех… изгнаша варяги за море». Вроде бы все предельно ясно – кто такие варяги, где они жили, известно ведь не только из славянских летописей. Но тут же – чуть менее понятное место, как раз о призвании: «И идоша за море к варягом, к руси. Сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии зовутся свие, друзие же уране, анъгляне, друзии гъте, тако и си. Реша руси чюдь, словени и кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Да поидъте княжит и володети нами».

То есть и здесь вроде все ясно… Кроме одной существенной детали: варяги – это, получается, и есть русь. Живут за морем свеи (шведы), англичане и готы – а кроме них, живут еще и русь… Одновременно они и варяги, и русь – так получается.

Есть три мнения историков, как надо объяснять это место в летописях.

1. На слово «русь» не обращают внимания, с варягами все ясно? И хорошо, и порядок – позвали из Скандинавии, из-за моря, варягов. А русь? Что это значит, все равно непонятно, стоит ли дергаться?

2. Ну да, были какие-то непонятные варяги, которые вместе с тем русь. Наверное, такое варяжское племя…

3. Летописец работал в XI веке, он уже привык, что все, кто имеет отношение к Руси, – это русь. Вот он и назвал варягов русью – хотя в IX веке никакой русью они еще не были.

У автора сей книги есть свое мнение… четвертое. Это мнение будет изложено в следующей главе. Пока что главное – с варягами все ясно. Тем более не только у самого Рюрика, у всех его наследников имена тоже варяжские. Не немецкие – а именно скандинавские. Нет у немцев такого имени – Ингвар. У скандинавов оно есть, на Руси это имя произносилось как Игорь. Имен Аскольд и Дир тоже нет в континентальной Германии, но в скандинавских сагах упоминаются такие скандинавские языческие имена.[25 - Точнее сказать, это имена не скандинавские, а северогерманские. – Прим. научного редактора.]

Имена Олег и Ольга так укоренились на Руси, что их трудно признавать пришлыми, неславянскими. Но это – типичные германские имена; в Скандинавии они звучали бы как Хельг и Хельга. Языки разных германских племен различались довольно сильно. Известны саксонские вожди, пытавшиеся завоевать Британию в V веке, воевавшие со знаменитым королем бриттов Артуром и его рыцарями Круглого стола: звали их Хорса и Хенгист, что означает – Кобыла и Жеребец. Кони ведь – священные животные. Наверное, обычай давать такие имена – очень древний у германцев, раз имена эти встречаются во всех племенах, давно разошедшихся по свету. Хельга-Хорса во Франции превратилась в Клотильду; а имя – по происхождению то самое.

Воевода Свенельд служил еще Рюрику и дожил до времен Святослава.

Известны имена «мужей князя Олега», которые участвовали в посольстве в Византию в 913 году: Карл, Фарлаф, Веремид, Рулав, Стемид.

Святослав Игоревич – первый киевский князь со славянским именем, хотя и с варяжским отчеством (но оба родителя которого – варяги). Владимир Святославович – первый киевский князь, у которого имя-отчество чисто славянские. Но и он воевал с полоцким князем Рогволдом, чтобы жениться на его дочери Рогнеде, – уже в Х веке.

Если же взять IX век, то во всей истории Руси там встречаются только два славянских имени: в Новгороде Рюрика пытается свергнуть некий Вадим – он хочет уничтожить монархию и вернуться к народоправству. Второе славянское имя – Гостомысл, мудрый старейшина в том же Новгороде. По легенде, Гостомысл и настаивал на призвании варягов – хотел прекратить междоусобие.[26 - Сама история Гостомысла и заговора Вадима – из поздних источников, и достоверность их признается далеко не всеми исследователями. – Прим научного редактора.]

Но в том-то и дело, что «антинорманисты» далеко не всегда сомневались в варяжском происхождении Рюрика и его династии. Сомневались они, главным образом, в связи варягов и руси. Действительно, в той же «Повести временных лет» сказано о том же самом слове: «В лето 6360 (852 год. – А. Б.), индикта 15, наченьшю Михаилу царствовати, начася прозываться Русска земля. О чем бо увядахом, яко при сем цари прихожиша Русь на Царьград, яко же пишется в летописании греческом».

Такая запись в «летописании греческом» и правда есть. Точность даты подтверждается упоминанием индикта – то есть цикла, по которому в Византии платились налоги. Перепутать год индикта было делом совершенно немыслимым – слишком многое от этого зависело. И получается – некий народ русь известен еще за десять лет до призвания варягов в 862 году.

Может быть, это такие варяги прибыли из Скандинавии? Утверждать наверняка нельзя решительно ничего, но вот есть и еще одно сообщение: сирийский автор VI века Псевдо-Захария, или Псевдо-Захарий, пишет о народе «hros», обитающем к северо-западу от Дона.

Но больше всего о народе русь рассказывают Бертинские анналы: французская монастырская летопись на латинском языке, посвященная истории государства Каролингов (741–882).

Бертинские анналы рассказывают, что в 839 году византийский император Феофил послал к французскому королю Людовику Благочестивому «неких людей». Император просил пропустить их на родину через свои владения, «потому что путь, которым они попали в Византию, представляет большие опасности». Люди сообщили, что их народ называется «рос», столица их государства – Кыюв, а царь народа, пославший их к Феофилу «ради дружбы», называется «хакан» [56].

По срокам – очень подходящая для антинорманистов запись… Только вот беда – родным-то языком этих рослых светловолосых людей был почему-то древнешведский. Вот незадача!

А в финском языке слово Ruotsi обозначает шведов… Нехорошо получается.

Кроме Бертинских анналов и записи в «Повести временных лет», народ русь начали искать по всей Восточной Европе, отыскивая корень «рос/рус» в самых различных географических названиях.

Упомянули, разумеется, и речку Рось с притоками Россавой и Роськой – на Правобережной Украине. Нашли, что от корня «русь» и «рось» происходят названия многих рек юга Восточной Европы… Вот только народ рось или русь, какие-либо «древние этнические элементы» «росы», «русь», «росомоны» в Северном Причерноморье и Поднепровье [57. С. 484] так и остались «непойманными».

Впрочем, готские древности на всем пути народа от Балтики к Черному морю тоже очень фрагментарны; известны буквально несколько десятков их кладов, погребений, поселений. Если народ находится «на марше», он оставляет очень мало археологических памятников. Гунны на своем пути из Северного Китая в Причерноморье вообще не оставили памятников, которые достоверно были бы гуннскими: потому что весь этот путь проделан ими был за три года. Может быть, с руссами-россами произошло нечто подобное? Народ быстро переселился в земли восточных славян, за короткий по меркам истории срок (одно-два-три столетия) растворился, исчез среди славян. Древности такого народа почти невозможно отыскать.

В XVIII веке появилась еще более интересная версия: предполагаемый народ россов-руссов стали связывать с одним из балтских племен – с пруссами. До XIII века пруссы обитали на южном побережье Балтийского моря, между устьями Немана и Вислы. В IX–X веках немецкие миссионеры пытались нести им христианство… Безрезультатно – пруссы убивали миссионеров, упорно оставаясь язычниками.

В XIII веке земли пруссов были завоеваны немцами; официальные советские источники настаивают на том, что «подавляющая часть коренного населения (пруссов. – А. Б.) была истреблена захватчиками, а территория П. (Пруссии. – А. Б.) заселена немецкими колонистами. Оставшиеся в незначительном количестве древние П., о которых еще упоминают источники XIV–XVI вв., впоследствии частью вымерли, частью подверглись насильственной германизации»[58. C. 199].

Дело было не так трагично – и германизация пруссов была не такой уж насильственной, и вымерли они вовсе не поголовно. Уже в XVII веке немецкие историки еще собирали фольклор пруссов, изучили их язык, издали несколько книг на эту тему.

Но главное – довольно давно историки начали связывать пруссов и руссов. Предположений, собственно, два: или существовал особый народ руссов, родственный пруссам (о версиях прародины руссов в Восточной Германии уже писалось). Или пруссы – это и есть руссы. Часть балтского племени пруссов в VI, VII, VIII, IX веках ушла на восток и юго-восток, покорила часть восточнославянских племен, дала им свое название как общее название надплеменной общности – всех «лучших людей», входивших в эту империю. Естественно, эта кучка балтов быстро растворилась среди славян и финноугров, но даже и без этого – ситуация практически безнадежная для археологов. Ведь балтские поселения с трудом отличаются от славянских, есть масса переходных типов культуры…

Еще в XIX веке некоторые немецкие историки считали: Рюрик и его братья – сыновья ободритского князя Готлиба, погибшего в войне с датским конунгом. В своей книге [59] историк XIX столетия ссылается на ученого XVII века Фридриха Хемница – мол, у него были документы.

О связях пруссов и руссов в Германии иногда пишут и по сей день, версия это совершенно реальная. Но проследить путь маленького балтского племени среди славян практически невозможно. И никаких документов «от Хемница» тоже никто никогда не видел.

Михайло Васильевич прекрасно знал об этих изысканиях германских ученых, прямо ссылается на них, но идет гораздо дальше немцев: «Приступая к показанию Варягов Россов, кто они и какого народу были, прежде должно утвердить, что они с древними пруссами произошли от одного поколения» [47. C. 43]. И далее пишет, «что вышепоказанные Пруссы были с варягами Россами единоплеменны» [47. С. 44].

Вот так. Не было вообще никаких скандинавов, Рюрик был прусским вождем. Действительно – уж воевать с «норманизмом», так воевать. Мне не известен ни один серьезный специалист, который поддерживал бы точку зрения Ломоносова; все как-то склонны отделять варягов и от хорошо известных историкам пруссов IX–XI веков, и от предполагаемых россов-руссов.

Очень вероятно, что он когда-то и существовал, народ россов. Совершенно нельзя исключить, что он и правда вышел из Прибалтики; что руссы и пруссы – два варианта названия одного народа.

Но пока с народом рос-рус царит полная неясность. По крайней мере, русы явно не славяне, а, вероятнее всего, германцы. По крайней мере, по обычаям.

Почему это важно до сих пор

Удивительным образом – пресловутый спор о «норманизме» не иссяк тогда же, при Ломоносове; он так и прошел через всю русскую историю XIX и ХХ веков. О том, откуда пришли варяги и главное – кто такие росы-русы, спорили в середине XIX века и в начале ХХ, спорили в 1930-е годы и продолжают спорить теперь.

Почему?!

Да потому, что это важно для самооценки народа, для его самоопределения. Сам факт то ли призвания варягов, то ли завоевания варягами Руси многим кажется каким-то обидным. Если племя русов завоевало славян, а потом нас завоевали еще и варяги – это вообще что же такое получается?! Вечно нас завоевывают немцы… Наверное, русским так легко был поверить в «норманизм» (а в него ухитряются верить и сегодня) потому, что в самом факте этих завоеваний им видится что-то унизительное и обидное. Одна обида развивается в сторону другой: ясное дело, «они» «нас» за людей «не держат», считают неполноценными и неспособными к созданию собственного государства. Если людям «обидно», их очень легко убедить в логике: «Раз Рюрик варяг, немцы нас не считают за людей». Логика, конечно, странная, но сторонников у нее довольно много.

До сих пор живет миф о зловредном «норманизме». Верят и в особую «немецкую партию» при русском дворе. Даже Ключевский не был вполне свободен от этого русского поверья. С одной стороны он заявлял, что ему не интересны как приверженцы норманнов, так и враги норманизма, «варягоборцы». И становится совершенно равнодушен к сторонникам обеих крайностей, как только те «начнут уверять, что только та или другая теория освещает верным светом начало русской национальности» [60. C. 113].

Но тут же в другом сочинении писал: «Так удачной ночной феерией разогнан был курляндско-брауншвейгский табор, собравшийся на берегах Невы дотрепывать верховную власть, завещанную Петром Великим своей империи, – писал такой серьезный историк, как В. О. Ключевский. – По воцарении Елизаветы, когда патриотические языки развязались, церковные проповедники с безопасной отвагой говорили, что немецкие правители превратили преобразованную Петром Россию в торговую лавку, даже в вертеп разбойников» (61. С. 131–132).

Только ученые следующего поколения, в XX веке, с облегчением констатировали: «…дни варягоборчества, к счастью, прошли» [62. С. 12].

Увы, времена эти еще не раз возвращались.