Практически во время каждого сражения находились солдаты, на которых боевая обстановка действовала обескураживающе. Они не могли осознать, где находятся и что им надо делать. Их поведение заметно отличалось от поведения остальных солдат: они либо начинали суетиться, пытались бежать, паниковали, либо, наоборот, застывали неподвижно, смотрели в одну точку, не реагировали на вопросы и прикосновения. Такие солдаты не только становились легкой жертвой противника, но и деморализующе действовали на окружающих, нередко провоцируя массовые панические реакции. В этой связи командование войсками всегда считало одной из главных задач заблаговременное выявление таких людей и недопущение их влияния на поведение остальных воинов [42].
Эмпирический опыт показывал, что у храброго солдата в момент неожиданной опасности бледнеет лицо, расширяются зрачки, напрягаются мышцы, учащается дыхание, тогда как у менее стойкого лицо покрывается красными пятнами, дыхание замирает, зрачки сужаются, становится слышна перистальтика кишечника. И этими критериями также пользовались, чтобы убедится в храбрости воина. То есть, уже в древние времена было известно, что психологическая устойчивость в боевой обстановке определяется природными особенностями человека.
Несмотря на богатую историю, прикладную значимость и непреходящую актуальность до середины XX века проблема психологической устойчивости воинов всесторонне не изучалась. Хотя первые попытки научного изучения влияния боевого стресса на психику человека начали предприниматься в конце XIX – начале XX вв. С тех пор, и до недавнего времени доминировали два подхода к ее изучению. Первый связан с сугубо медицинской методологией. Когда в качестве объекта исследования выступал человек с психическими нарушениями, возникшими в боевой обстановке [17, 21, 26, 51, 52, 53, 56 и др.]. Второй подход – психологический – в качестве предмета исследования изучал психологические качества и свойства личности субъекта, находящегося в бою. Причем, как правило, представители последнего направления основной упор делали на социально обусловленные особенности личности, изучаемого субъекта [5, 6, 7, 12 и др.]. Указанные методологические подходы несмотря на некоторое сужение проблемы, внесли большой вклад в понимание ряда механизмов, лежащих в основе поведенческих реакций воюющего человека. В этой связи требуется рассмотреть имеющийся опыт для наиболее полного уяснения характера решаемых в работе задач.
Первые попытки научного анализа изменений поведения человека в бою были предприняты представителями первого, медицинского, направления – врачами-психиатрами. К концу XIX века техническая оснащенность армий, острота боевой активности, а, главное, вовлечение в боевые действия больших масс людей, не являющихся профессиональными военными, привела к тому, что возросло количество воинов с ярко выраженными психическими нарушениями. Попытки взаимоувязать условия боевой обстановки с числом психических больных начали предприниматься на рубеже XIX–XX веков, в период франко-прусской, англо-бурской, испано-американской войн [48].
Русская психиатрическая школа впервые всерьез заявила об этой проблеме в период русско-японской войны (1904–1905). Общее число душевнобольных в этот период возросло по сравнению с мирным временем в 3–4 раза [2, 4]. Было замечено, что вступление в зону боев и непосредственное участие в боевых действиях сопровождается ростом числа военнослужащих с истерическими и неврастеническими проявлениями. Так среди тех, кто не был на войне число больных с указанной патологией составило – 20 %; среди тех, кто был на фронте, но непосредственно не участвовал в боях – 27 %; среди тех, кто участвовал в боевых действиях – 30 % от всех лиц с психоневрологическими нарушениями [45]. Результаты статистических выкладок сочетались с описаниями наблюдений за солдатами, ожидавшими бой. У них учащались пульс и дыхание, возникало томительное и неустойчивое настроение, сопровождающееся ускоренным течением мыслей и сосредоточением на «ожидаемом будущем» [45, 49].
Непосредственное нахождение в регулярной армии и наблюдение за особенностями боевой деятельности позволило еще тогда вскрыть связь возникающих психических нарушений со специфическими условиями войны, когда последние начинают играть роль факторов, способствующих росту нервно-психических расстройств. Условия войны не являются какими-то особыми, свойственными только военным действиям, но изменяют соотношение отдельных форм психозов, существующее в мирное время, в сторону преобладания неврастенических, депрессивно-ступорозных, бредовых форм [2, 49, 79]. С современной точки зрения описанные современниками психические расстройства, наблюдаемые в армии, можно отнести к психическим формам психогенных реакций [17].
Помимо клинического подхода уже тогда было использовано экспериментально-психологическое моделирование острых эффектов боевой обстановки для изучения характера возникающих при этом вегетативно-вазомоторных реакций. Результаты своего исследования описал В. В. Срезневский в книге «Испуг и его влияние на некоторые физические и психические процессы» в 1906 году [36]. Пожалуй, это был первый описанный опыт изучения психофизиологических реакций при моделировании воздействия факторов боевого стресса.
Опыт, полученный исследователями на полях войны, сопоставлялся с описаниями психических расстройств во время стихийных бедствий (землетрясение в Мексике – 1908 г., шторм на побережье Азовского моря – 1906 г. и др.). Указывалось на сходство проявления, течения и разрешения острых психотических расстройств, возникающих в бою и на фоне стихийных бедствий [3].
Особую страницу в изучение последствий боевого стресса вписали мировые войны. Психическая заболеваемость в русской армии за период ее участия в I Мировой войне (1914–1917 гг.) составила 1,5 % от числа всех санитарных потерь (без учета лиц с острыми психозами, которые проходили излечение вблизи линии фронта). У англичан этот показатель составил 3,5 %, у американцев – 10 % [17]. Наиболее яркими клиническими формами были: «мнимогазоотравленные» лица с психогенным сумеречным состоянием с яркими аффективно окрашенными переживаниями боевых действий («командная истерия»), с истерическим делирием на фоне фантастических переживаний и галлюцинаций, психогенным ступором [9]. Исследователи отмечают дифференцировку форм психических расстройств в зависимости от периода боевой деятельности. Так, при длительном ведении оборонительных боев возникали «окопные психозы» – меланхолически окрашенные психические расстройства. В период атаки или контратаки наиболее часты были «боевые психозы» – нарушения сознания по типу спутанности, сумеречного состояния сознания. При длительном нахождении в тылу в ожидании отправки на передовую чаще возникали «тыловые психозы», проявляющиеся в неврастенических реакциях [2]. Особо неблагоприятное воздействие на психику оказывали артобстрелы и рукопашный бой, когда человек становился свидетелем или причиной гибели другого человека [9].
В современной войне, когда человек, благодаря совершенствованию вооружения, дистанцируется от смерти другого человека, она начинает восприниматься как некая абстракция. В современном мире ситуация, в которой человек неожиданно становится непосредственным причиной и свидетелем гибели другого человека, может намного более разрушительно действовать на психику субъекта, чем в старые времена, когда смерти врага предшествовал предварительный поединок. Смерть в последнем случае уже не является неожиданной, и может иметь свою логику [34, 39].
Полученный обширный эмпирический материал послужил хорошей базой для обобщения и сопоставления с результатами экспериментальных исследований, проводившихся в те годы. Ф. И. Иванов употребляет понятие «конституциональная природа», понимая под этим кремербид (т. е. наличие факторов способных спровоцировать возникновение психических нарушений) [17].
Теоретической основой концепции развития нарушений поведенческих реакций при воздействии боевого стресса явились работы И. П. Павлова о типах высшей нервной деятельности. Они давали ответ на вопрос, почему психические нарушения, возникающие в бою, наблюдаются не только у лиц с анамнезом, отягощенным черепно-мозговыми травмами, интоксикациями, неблагоприятной наследственностью и т. п., но и у кремербидно здоровых людей. Согласно воззрениям И. П. Павлова, в ряде случаев, причина развития психических нарушений на фоне воздействия психотравмирующего фактора (боевого стресса) заключается не в неблагоприятной наследственности, проявляющейся соответствующим психиатрическим симптомокомплексом, а в нарушении основных динамических процессов высшей нервной деятельности под влиянием труднопереносимых для данной личности конкретных условий. В наибольшей степени этому влиянию подвержены представители крайних типов высшей нервной деятельности, характерной особенностью которых является дисгармоничность в аффективной сфере и регуляции вегетативной нервной системы. Последняя характерна не только для указанных типов высшей нервной деятельности, но и для лиц с «психопатическими свойствами личности». Наличие подобной дисгармоничности проявляется в трудных для субъекта ситуациях, когда снижается регулирующее влияние коры больших полушарий, возрастает активность подкорковых структур, а вся мозговая деятельность приобретает хаотический характер. Наиболее ярким проявлением нарушения корковой регуляции является рост эметивности – «…буйство корковых центров при ослабленном контроле коры» [27].
Таким образом, еще в 30-е годы И. П. Павлов, исходя из открытых им общефизиологических процессов, попытался более широко, чем с сугубо психопатологических воззрений взглянуть на проблему психологической устойчивости субъекта к действию экстремальных факторов внешней среды вообще и боевого стресса, в частности. Вместе с тем, это научное положение не получило дальнейшего развития в экспериментальных работах современников, но было с пониманием встречено психиатрами.
Вторая Мировая война придала новый импульс изучению психических реакций человека в экстремальных условиях, а наметившаяся на рубеже XIX–XX веков тенденция к увеличению числа психических нарушений в боевой обстановке показала справедливость утверждения, что с совершенствованием оружия будет сопровождаться возрастанием выраженности воздействия условий боевой деятельности на психическую сферу военнослужащих [1]. Так, психические заболевания в английской армии в 1943–45 гг. составляли от 1/3 до 2/5 всех заболевших и уволенных по медицинским показаниям [52]. На этих больных приходилось 10 % всех медицинских потерь, а их потребность в госпитальном фонде составляла 10–15 % всех госпитальных коек [53, 56]. Значительное число психопатологических реакций (до 35 %) наблюдалось в экспедиционных войсках. Их рост был связан с тяжелыми моральными, непривычными климатогеографическими и социально-бытовыми условиями пребывания войск, их оторванностью от основных группировок, широким использованием тактики рейдов небольшими изолированными группами [56]. Наиболее тяжело переносились авиационные налеты. Так, в гарнизоне о. Мальта патологические психические реакции в связи с налетом авиации отмечались у 25 % личного состава, а среди гражданского населения Лондона подобные реакции составляли более 50 % [61].
В американской армии нервно-психическая заболеваемость составляла 12 % от всего числа заболеваний [50]. Число уволенных по нервно-психическим показаниям составило 41 % от числа всех увольнений по медицинским показаниям [58]. Следует особо подчеркнуть, что в армии США во время II Мировой войны впервые был использован предварительный отбор, в ходе которого из числа новобранцев отсеивались лица, непригодные к несению военной службы. Во флоте отбор был еще строже, следствием чего уволенных по нервно-психическим заболеваниям там было меньше на 10 %, чем в армии, а в подводном флоте нервно-психические заболевания составляли не более 2,2 случаев на 1000 человек [58, 59]. Среди всех нервно-психических расстройств «неврозы страха» и «военные неврозы» составляли от 30 до 55 % от общего числа психиатрических случаев [54].
В Советской Армии большую часть нервно-психических расстройств составили лица с контузионными поражениями – 67–68,8 %, душевнобольные составили 8,8–9,1 %, больные эпилепсией и судорожными расстройствами – 7,5–8,1 %, больные с пограничными состояниями – 15–16,4 %. К сожалению, сведений об абсолютном числе больных нервно-психического профиля обнаружить не удалось. Однако, судя по структуре заболеваемости, абсолютное число санитарных потерь в Советской Армии за период ведения боевых действий может быть сопоставлено с санитарными потерями других воюющих стран.
В тоже время, следует иметь в виду специфические условия ведения нашей армией боевых действий и влияние на морально-психологическое состояние войск, в этой связи, таких факторов как патриотизм, любовь к Родине, самопожертвование. Наличие этих факторов существенно снижало психотравмирующее влияние факторов боевой обстановки, создавая основу для преодоления естественного для каждого человека страха смерти [21]. Недооценка роли морально-психологического состояния воина может повлечь за собой уход в другую крайность – сведение течения всех психических процессов к исключительно физиологическим реакциям без учета регуляторной роли высших психических процессов.
Обстановка при ведении локальных боевых действий в современных условиях существенно отличается от таковой в условиях крупномасштабных войн. Это проявляется не только в специфике задач, решаемых воюющими сторонами, но и особенностями психологического воздействия. Наиболее значимыми особенностями такого рода являются ведение боевых действий на территории, находящейся в отдалении от своей страны в специфических, часто неблагоприятных, климатогеографических условиях. Так, психические расстройства в американской армии в Корейской войне составили 6 % от всех эвакуированных больных и раненых. В разные периоды войны во Вьетнаме психические расстройства в американской армии существенно различались. Если в первый период, когда американцы вели довольно успешные наступательные боевые действия и сопротивление вьетнамской армии было не столь значительным, психические расстройства составляли 5 % всех санитарных потерь. В конце войны, когда действия американской армии были уже не столь успешными (что не могло не сказаться на морально-психологическом состоянии армии), они возросли до 60 % (в основном за счет увеличения случаев наркомании) [17].
Арабо-израильская война (1973 г.) отличалась интенсивным и скоротечным ведением боевых действий. Санитарные потери психиатрического профиля обеих сторон были примерно одинаковыми и составили 12–15 % общих санитарных потерь. Психиатрические потери Израиля в период ведения боевых действий в Ливане были в 2 раза выше, чем убитыми. В английской армии в период Фолклендского кризиса пораженные нервно-психического профиля составили 2 % всех эвакуированных [24].
В 40-ой армии за весь период войны в Афганистане (1979–1988 гг.) нервно-психические расстройства составили 0,8–1,1 % от числа всех санитарных потерь. Основные формы нервно-психических расстройств были представлены психогенными нарушениями, алкоголизмом, наркоманиями [24, 35].
В приведенном выше кратком обзоре представлены сведения о больных психиатрического профиля. Данных о масштабах нервно-психических расстройств, «трудных» и измененных состояний сознания, которые имели место в войсках, но не достигли критического уровня психиатрической патологии в доступной литературе обнаружить не удалось. По-видимому, вследствие совокупности объективных и субъективных причин такой статистики в систематизированном виде не существует, хотя даже по признанию самих психиатров: «У большинства лиц принимавших участие в ведении боевых действий на территории Афганистана, были выявлены… изменения нервно-психической деятельности, не достигшие уровня нозологических форм, а проявляющиеся на психологическом (донозологическом) уровне в виде неполных симптомов и синдромов. Такого рода нарушения в число санитарных потерь психиатрического профиля не входили» [24]. Таким образом, состояние нервно-психической сферы подавляющего большинства военнослужащих, принимающих участие в боевых действиях, оказывается вне сферы внимания специалистов, что может повлечь за собой не только тяжелые последствия для успешности боевых операций, но и создает серьезные проблемы как для адаптации, так и для последующей реадаптации комбатантов.
На другом полюсе исследований поведенческих реакций человека в боевой обстановке находятся работы, посвященные морально-психологическим аспектам боевой деятельности. Они в основном затрагивают поведенческие, социальные, культурные, морально-нравственные, мотивационные и другие психологические аспекты деятельности человека в экстремальных ситуациях [14, 18, 19, 20, 37, 52, 55, 60 и др.].
Несмотря на известную тенденциозность прошлых лет в изложении морально-политических проблем военных специалистов наших Вооруженных Сил в большинстве исследований достаточно объективно излагаются основные психологические проблемы, возникающие у военнослужащих в боевых и приближенных к ним условиях. Так, ряд исследователей различают три вида психологических нарушений [5]. Первый вид обусловлен совокупностью стресс-интеллектуальных, стресс-сенсорных и стресс-двигательных нарушений. Они проявляются в утрате творческого начала мышления, находчивости, гибкости, сообразительности, появляются ошибки в оценке обстановки, затруднения в выполнении умственных операций, ослабляется наблюдательность, ухудшается внимание, появляется тремор конечностей, изменяется голос, нарушается сила, амплитуда и координированность движений. Второй вид нарушений психических функций в боевых условиях проявляется в стресс-волевых и стресс-нравственных нарушениях. Они выражаются в снижении инициативы, целеустремленности, мотивации, потери самоконтроля и самообладания. Третий тип проявляется в развитии острых реактивных состояний. Последний вид нарушений является уже предметом заботы психиатров. Частота, характер и особенности этого вида расстройств описаны выше.
Выделяют ряд отрицательных психологических явлений, приводящих к указанным нарушениям: обострение чувства самосохранения, перенапряжение, неадекватность оценки складывающейся обстановки, недостаточная мобилизованность, неуверенность, переутомление [7].
Характер реагирования в боевой обстановке можно свести к трем принципиальным формам: резкое понижение организованности поведения, торможение действий и движений, повышение эффективности деятельности [14]. Признаками первой формы реагирования являются импульсивные, несвоевременные действия, утрата ранее выработанных навыков, появлении суетливости, чувства растерянности, нарушении логики рассуждений и т. д. Вторая форма являет собой полную противоположность описанной. Она характеризуется замедленностью реакции и движений вплоть до развития ступорозного состояния. Третья форма отражает наиболее адекватный вид реакции субъекта на действие стресс-фактора. Она проявляется в целесообразной активности, четкости восприятия и осмысления возникающих событий, совершении адекватных складывающейся обстановке действий [40].
Форма реагирования субъекта в боевой обстановке определяется как внешними факторами, связанными с интенсивностью, внезапностью, продолжительностью и видом воздействующих факторов боевого стресса, так и внутренними факторами, связанными с совокупностью физических, психологических, физиологических и других показателей, составляющих понятие личность субъекта. Действие внешних факторов осуществляется независимо от субъекта деятельности. Он может противопоставить воздействию внешних неблагоприятных обстоятельств только качества своей личности. Важное значение устойчивости субъекта к действию стресс-факторов придается готовности к действиям в напряженных ситуациях. Психологическая наука трактует готовность (к действию) как «состояние мобилизации всех психофизиологических систем человека, обеспечивающих эффективное выполнение определенных действий» [31]. Состояние готовности определяется сочетанием факторов, характеризующих такие ее стороны как физическая подготовленность, нейродинамическая обеспеченность действия, психологические условия готовности. Психологические составляющие готовности исследовались в работах А. А. Ухтомского, Б. Ф. Ломова, В. А. Пономаренко, В. Н. Пушкина, В. Д. Небылицина и других [23, 25, 30, 32, 33, 41, 43].
Готовность к деятельности в боевых условиях во многом зависит от субъективной оценки степени значимости для человека воздействующего фактора. С изменением оценки изменяется интенсивность стрессовой реакции [13, 47].
В психологии труда, спорта, инженерной, военной психологии существуют специальные разделы, посвященные готовности человека к деятельности в напряженных ситуациях. Исследователи, занимавшиеся этой проблемой, выделяют несколько составляющих этого сложного динамического процесса:
• мотивационный (ответственность за выполнение задач, чувство долга);
• ориентационный (знания и представления об особенностях деятельности, ее требованиях к личности);
• операциональный (владение способами и приемами деятельности, определенными знаниями, умениями и т. д.);
• волевой (самоконтроль, самоорганизация, саморегуляция, умение управлять действиями, из которых складывается выполнение обязанностей);
• оценочный (самооценка своей подготовленности для решения поставленных задач) [14].
Особую важность готовность к работе в напряженных ситуациях приобретает в связи с боевой деятельностью. В зависимости от влияния различных составляющих последней выделяется два типа психических состояний: положительные – активные, стенические, сопровождающиеся подъемом, собранностью, приводящие к успешному выполнению решаемых задач, и отрицательные – затрудняющие деятельность и препятствующие достижению поставленных целей. Они проявляются в беспокойстве, тревоге, неуверенности, боязни, подавленности, апатии, чувстве обреченности [13, 14, 16 и др.]. Причем эти состояния не статичны, они способны переходить из одного в другое у одного и того же человека на протяжении очень короткого промежутка времени.
Как указывал М. И. Драгомиров: «…Один и тот же человек не всегда бывает в одинаковом настроении, как бы силен духом ни был, и на него находят минуты слабости и неуверенности, что зависит от многих причин… Войска бывшие накануне непобедимыми, бывает иногда объяты паническим страхом на другой день после победы вследствие самых ничтожных причин» [11]. Аналогичные наблюдения делали и другие свидетели, и участники боевых действий – воины, полководцы, врачи, психологи [8, 22, 46 и др.]. Закономерности развития психологических и психофизиологических особенностей деятельности человека в бою не имеют линейной зависимости и чрезвычайно сложны, что обусловлено как чрезмерностью воздействующих условий боевой обстановки, так и многокомпонентностью структуры личности. Вместе с тем, как показывают некоторые исследования, распространенность второго, отрицательного типа реагирования в условиях боя может наблюдаться у 80–90 % военнослужащих. Наиболее распространенными формами такого типа реакции являются страх и тревога. Это прежде всего сказывается на функциях мышления и памяти, затрудняет возможность использовать личное оружие, стираются навыки обращения с ним [47]. Динамическое равновесие личности, ее готовность к действиям в новых (боевых) условиях значительно отличается от потенциально возможных. В наиболее яркой форме это проявляется в самом начале боевой деятельности, в первых боях. Считается, что показателем готовности субъекта к бою является внутренняя настроенность на определенное поведение и целесообразная мобилизованность всех сил на активные боевые действия. В этом случае состояние готовности к боевой деятельности трактуется как целостное, совокупное выражение личности [12].
Выделяют заблаговременное (длительное) и ситуативное (временное) состояние готовности. Длительное состояние готовности основывается на ранее приобретенных навыках, знаниях, умениях и качествах. Временное состояние готовности являет собой актуализацию, приспособление всех сил, создание психологических возможностей для успешных действий в данный момент. Формирование обоих видов готовности взаимосвязано, причем временная готовность, закрепленная в деятельности, содействует развитию общей, заблаговременной готовности [15].
Готовность к боевым действиям обеспечивается: преднастройкой психики и организма перед вхождением в боевую обстановку; формированием особых актуальных состояний, обеспечивающих оптимальную адаптацию к новым условиям функционирования; использованием имеющихся качеств и возможностей для решения стоящих задач; мобилизацией общественно значимых мотивов; настроенностью (установкой) на активные действия [37].
Возникновение последнего вида готовности происходит поэтапно: сначала происходит общая активация организма, затем наблюдается концентрация психических процессов и формирование направленности личности, затем с участием волевых процессов возникает готовность к выполнению поставленной боевой задачи.
Исследования военных психологов [6, 7, 18, 19, 29, 38] показали, что переход из режима ожидания (состояние готовности) к непосредственно боевым условиям сопровождается психологической и физиологической перестройкой, имеющей в каждом конкретном случае свои временные границы. Так для корабельных экипажей оптимальные показатели деятельности специалистов устанавливаются на 7–12-е сутки [38, 44].
Важнейшим элементом боевой готовности является психологическая надежность [13, 19]. Последняя обеспечивается долговременной выносливостью, устойчивостью к экстремальному напряжению, способностью к эффективным действиям в условиях быстроменяющейся обстановки [14].
Даже краткий перечень исследований по данной проблеме показывает, как широк диапазон проблемы поведения человека в боевой обстановке. Он затрагивает как психиатрические, так и социально-психологические аспекты. Однако как психиатры, так и психологи единодушны во мнении, что одной из важнейших составляющих, определяющих устойчивость человека в боевой обстановке, являются его конституциональные психофизиологические особенности. В этой связи вполне закономерно перейти к рассмотрению закономерностей непосредственно психофизиологического реагирования субъекта деятельности в боевой обстановке.
Список литературы
1. Александровский Ю. Я., Лобастов О. С., Спивак Л. И., Щукин Б. П. Психогении в экстремальных условиях. М.: Медицина, 1991.
2. Аствацатуров М. И. Избр. труды. М., 1939.
3. Баженов Н. Н. Журн. невропат. и психиатр., 1914. N 1. С.1–14.
4. Бехтерев В. М. Классификация душевных болезней. Казань, 1891.
5. Броневицкий Г. А., Зуев Ю. П., Столяренко А. М. Основы военно-морской психологии. М.: Воениздат, 1977. 339 с.
6. Военная психология/Под ред. М. И. Дьяченко, Н. Ф. Феденко. М.: Воениздат, 1967.
7. Военная психология/Под ред. В. В. Шеляга, А. Д. Глоточкина, К. К. Платонова. М.: Воениздат, 1972. с.
8. Галай М. Л. Испытано в небе. М.: Молодая гвардия, 1963. 270 с.