АнтиМетро

Встретивший их широкоплечий мужик – внешним обликом – совершенно не напоминал служителя культа. Скорее, наоборот, являлся классическим воплощением такого небезызвестного термина-понятия, как «отвязанный наёмник, жизнь вволю понюхавший и разные виды видавший…». Лет пятидесяти пяти, низенький, кряжистый, в стареньком тельнике, с коротким седым ёжиком на круглой голове и с приметным шрамом на характерной рязанской физиономии. Шрам – толстый, багрово-фиолетовый – уверенно змеился от правого виска – через толстый нос – к левой скуле волевого подбородка.

Татьяна непроизвольно охнула, но, быстро взяв себя в руки, вежливо поздоровалась:

– Долгих лет вам, дяденька! И крепкого здоровья – до самой смерти!

– Спасибо на добром слове, девонька! – жизнерадостно откликнулся седой крепыш и неожиданно загрустил. – Везёт же некоторым бестолковым костоломам! Такие симпатичные и правильные девчонки им достаются – только слюнки текут от белой зависти… Где же вы их находите, бродяги удачливые? Мне, вот, лично – на тернистом жизненном Пути – ни одной такой не встретилось. Так, только лахудры одни, с дешёвыми лярвами вперемешку. Ну, за исключением редких моментов, – смущённо, будто вспомнив нечто бесконечно-приятное, замолчал.

– Привет, Горыныч! – Артём с чувством пожал широкую ладонь крепыша. – Смотрю, славная компания подобралась. Боря Мельников, Лёха Никоненко, теперь, вот, ты. Случайное совпадение, надо думать?

– Оно, майор! Оно, родимое! – невесело хохотнул Горыныч. – Вообще-то, мы с Лёхой последнее время – примерно года полтора – кувыркались на Таймыре. Проект «Глонас», будь он неладен. Т-с-с! – поднёс корявый указательный палец к губам. – Секретность страшная, мать её… А два месяца назад из Москвы пришёл приказ – без промедлений следовать в славный Питер. Пару недель просидели в спецкоманде на «Кировском заводе», потом – на «Маяковской», несколько суток назад перевели сюда. Борис Иванович тоже здесь недавно, месяца три с половиной. Его из Владивостока срочно вызвали. Хорошо ещё, что семью с собой не потащил…

– Ждали, что начнётся война? – в лоб спросил Артём.

– Не то, чтобы ждали. Просто «тревожный уровень» подняли по максимуму… Но, как ты знаешь, майор, это – ни о чём ещё не говорит. «Максимальный уровень», его, заразу, два-три раза в год регулярно объявляют. Типа – учения проводят. А, может, и не учения, но всегда с благополучной отменой… И сейчас все были уверены, что пронесёт. Мол, высокое начальство находится в своём обычном репертуаре, не давая подчинённым расслабиться… Не пронесло. Рвануло…

– Говорите, рвануло…, – раздумчиво протянула Татьяна, не обращая внимания на сердитый взгляд Артёма. – А точно, что это была атомная бомба?

– Что же ещё?

– Ну, не знаю… Может, какая-нибудь другая? Например, обычная. Только очень большой мощности…

– Шустрая она у тебя, майор, – уважительно констатировал Горыныч. – Сидеть тебе под каблуком – до полного завершения жизненного Пути… Впрочем, разболтался я что-то с вами – вопреки строгим и нудным инструкциям. Пойдёмте, мальчики и девочки, я провожу вас к кабинету Бориса Ивановича. Вот, когда он сам появится, то все вопросы и проясните… Если, конечно, на то будет воля Божья. Или, к примеру, высокого начальства, что – суть – одно и то же, если подойти с философской точки зрения…

Они прошли – мимо обычного офисного стола с установленными на нём стандартными мониторами – метров двенадцать-пятнадцать по узкому коридору, скупо освещённому светло-розовыми лампами, и упёрлись в иссиня-чёрную бронированную дверь. Горыныч приложил ладонь к серой квадратной плите-экрану, раздался едва слышимый щелчок, после чего дверь послушно приоткрылась.

– Проходите, отрок и отроковица! – «поповским» голосом пророкотал седой крепыш в тельняшке, пропуская гостей вперёд. – Будьте как дома!

Артём и Таня вошли в просторное прямоугольное помещение. По стенам и на потолке горели не только розовые лампы, но и несколько длинных секций дневного света. Сзади раздался очередной щелчок, сигнализируя, что бронированная дверь закрылась.

– Напоминает среднестатистическую офисную приёмную, – тихо прошептала Татьяна. – Кроме входной двери имеются ещё три, которые, очевидно, ведут в кабинеты тутошнего начальства. Я по весне секретаршей подрабатывала в одной торговой фирме, там было точно также: приёмная с кожаными диванами, креслами и журнальными столиками, пальмы в кадках, герань в горшках. Только здесь они, то есть, пальмы и цветочки, похоже, искусственные…

– Всё верно понимаешь, госпожа майорша! – весело подтвердил Горыныч, демонстрируя, тем самым, наличие отменного слуха. – Один кабинет, который самый большой, занимает военный комендант «Лесной», он же – подполковник Мельников Борис Иванович. Во втором, левом, расположился профессор Фёдоров, ну, тот, который Василий Васильевич.… А третий – пока резервный. Правда, он очень неудобный, потому, как проходной. То бишь, соединяется коротким коридором с кухней и прочими хозяйственными помещениями. Имеете реальные шансы – занять. Если на то будет воля Божья, или.… Ну, вы уже в курсе… Ладно, пошёл на пост, а вы, гости дорогие, располагайтесь, не скучайте и читайте газеты-журналы. Я позвоню Глафире, – продемонстрировал чёрный громоздкий брусок, оснащённый короткой и толстой антенной, – она вам чая-кофия притащит, сдобы свежей, пряников тульских…

Из-за короткой дальней стены, где дверей не наблюдалось, раздавался размеренный перестук.

– Что это такое? – ожидаемо заинтересовалась Таня. – Машинный зал?

– Он самый, – Артём уселся на кожаный диван, взял с журнального столика толстую газету и лениво зашелестел страницами. – Дизель-генераторы, надо думать, пашут. Куда же без них? Значит, и вентиляционные системы исправно функционируют, что просто замечательно. Следовательно, и жуткого коллапса – в ближайшее время – не намечается… Кстати, где-то рядом с машинным залом должна располагаться аккумуляторная, где – с помощью различных кислот и щелочей – подзаряжают подсевшие аккумуляторные батареи.

– А почему Горыныч иногда говорит как нормальный человек, а иногда, как…, как монах из провинциального монастыря?

– Он в молодости лет восемь-десять нелегалом отработал за границей. Причём, именно, под личиной священника. В «Русской Православной Церкви Заграницей». А потом неожиданно началась горбачёвская Перестройка, Горыныча, вручив дежурный орденок, срочно отозвали на Родину. Идиотизм сплошной, если вдуматься…

– А где он заработал этот офигительно-красивый шрам?

– В одной южной и – на удивление – беспокойной стране.

– Где вы все вместе, включая Лёху Никоненко, славно кувыркались? – уточнила девушка.

– Ага! Именно, что вместе. И, именно, что кувыркались… Присаживайся, амазонка! Тут – кроме серьёзных мужских газет – имеются и легкомысленные дамские журналы…

– А что это за местная автономная связь? – Татьяна никак не могла справиться со своим природным любопытством. – И что за гигантский «мобильник» был в руках у Горыныча?

– Обыкновенная армейская рация. Разработка, если не ошибаюсь, 1963-го года. Или, всё же, 1967-го? Впрочем, неважно… Принцип работы – наипростейший. Есть ящик-передатчик, работающий от сменных аккумуляторов. Он исправно испускает радиоволны в определённом диапазоне. Рации… Ну, эти продолговатые чёрные штуковины с толстыми антеннами, настроены на строго определённую волну. Вот, такие дела… Дальше всё зависит от рельефа местности и прочих природных нюансов. В чистом поле радиус действия таких станций составляет от двух до десяти километров. В зависимости от долготы-широты конкретной местности. Здесь, под землёй, метров пятьсот-семьсот, не более…

– То есть, и с земной поверхности кто-нибудь может выйти на связь с комендантом станции?

– Теоретически, может, – тяжело вздохнул Артём. – Если, во-первых, на поверхности имеются живые индивидуумы с точно такими же рациями. И, во-вторых, если эти индивидуумы знают, на какую конкретную радиоволну нужно настраиваться, плюсом – секретные пароли входа, которые – в соответствии с инструкциями – регулярно меняются.

– Пароли?

– Это как у самолётов сигналы «свой – чужой»…

Минут через пять распахнулась дверь кабинета – того, который являлся «резервным и проходным» – и в «приёмную» вошла молодая черноволосая женщина с медным подносом в руках. Женщина была облачена в удобный светло-бежевый комбинезон, а на подносе располагались две тёмно-синие фарфоровые кружки, над которыми поднимались молочно-белые струйки пара, и большая плетёная корзиночка с плюшками, рогаликами и пирожками.

– Младший лейтенант Глафира Иванова! – приветливо улыбнувшись, представилась женщина, ставя поднос на край журнального столика, свободного от газет и журналов. – Мне тут Витя… Извините, капитан Горнов, поручил вас попотчевать. Как говорится, чем богаты… Угощайтесь! А вместо чая-кофе я вам какао сделала. Оно очень вкусное и питательное…

– Спасибо, Глаша! – от души поблагодарила Татьяна. – Может, и вы перекусите с нами? Присаживайтесь!

– Извините, но не могу! Служба! – женщина, коротко кивнув головой, скрылась за дверью.

«Глафира-то – кровь с молоком! Из тех, которые коней останавливают на скаку и запросто, между делом, входят в горящие избы…», – мысленно усмехнулся Артём. – «Горыныч всегда был – у прекрасного женского пола – записным любимчиком. И с гладкой физиономией, и со страхолюдным шрамом. И в рясе, и в тельнике. Хотя, роста в нём – один метр шестьдесят три сантиметра, не больше. А Глаша, явно, за метр семьдесят пять будет. Чудеса в решете, если – коротко…».

Поочерёдно – с аппетитом – кусая то рогалик с маком, то пирожок с мясом и рисом, Таня спросила, делая между фразами короткие вынужденные перерывы:

– А откуда здесь… Свежая сдоба, а? Имеется специальная… Пекарня, да? А зачем?

– Затем, что так полагается! – с нотками законной гордости сообщил Артём. – Написано в соответствующей должностной инструкции, мол: – «Данный объект – в период с «таково-то» по «такое-то» – должен быть обеспечен серым ржаным хлебом по ГОСТУ 6412-63 и свежей пшеничной выпечкой по ТУ 92–09…». Значит, объект будет обеспечен – всем предусмотренным. Иначе, моя радость, не бывает! При первой же серьёзной проверке можно погон лишиться… Специальная пекарня? Не смеши, ради Бога! Существует широкий перечень компактных хлебопечек, работающих и от сетевого электричества, и от аккумуляторов, и, даже, на обыкновенной соляре. Производства Японии, Южной Кореи, США и Израиля. Отечественные? Не, чего нет, того – нет, врать не буду.… И, вообще, общественное мнение о том, что нынешнее состояние российской армии находится, э-э-э, ниже плинтуса, оно – сильно преувеличено. Иногда, даже, преднамеренно преувеличено и специально раздуто…

– Преднамеренно раздуто, чтобы доверчивый потенциальный противник слегка расслабился?

– Точно, прозорливая мадмуазель Сталкер! И внешний противник, и внутренний… Понятное дело, что и пошлого бардака хватает, и гадости откровенной. Но… Имеются у нас, в России, и такие части специального назначения, подготовке и оснащению которых даже МОССАД обзавидуется. Не говоря уже о сопливых мальчишках из ЦРУ и МИ-6.

– Гордишься российской армией? – вопросительно прищурилась девушка.

– Горжусь и люблю.

– Почему же тогда вышел в отставку?

– Потому и вышел… Сейчас же рубить баблосы, осваивая бюджетные ресурсы, дело общепринятое и естественное. Не так ли? Ну, а я человек старомодный. Прежней закалки, так сказать…

– Брезгливый идеалист и неисправимый романтик, – понятливо сформулировала Таня.

– Да, наверное… А, что, тебя это не устраивает?

– С чего ты взял? Наоборот… Продолжай, Тёма! Продолжай…

– Нечего, собственно, продолжать. Вопрос был поставлен ребром: либо я вхожу в общую схему, плюя на излишнюю щепетильность, либо – подаю рапорт об увольнении из Рядов. Третьего здесь не дано… Человеку, не замазанному круговой порукой по самые уши, нет полноценной веры. В том смысле, что он может – как принято считать – «настучать» в любой момент… Так что, я без всяких мальчишеских обид (почти – без обид?) подал в отставку. Мол, не хочу глупой и излишней принципиальностью портить жизнь боевым друзьям. Соратники отнеслись к этому решению с полным пониманием, и всё такое… В армии любят прямолинейность, а, вот, скользкого лицемерия – терпеть не могут. Не хочешь корректировать свои основополагающие жизненные принципы и приоритеты? Без вопросов! Уходи… Это честнее, чем мозги пачкать – нравоучительными и нудными сентенциями – себе и другим…