– Знаете, что означает это слово – «клефтико»?
– Что-то напоминает, но что? Не знаю, сэр.
– Какой я вам «сэр». Зовите меня Костасом. Так меня назвали родители.
– Хорошо, пусть Костас. Тогда я тоже не «сэр». Просто Роман.
Он привстал, протянул старику руку. Рука Романа словно попала в каменный жернов, который сжал ее со всех сторон так, что больно хрустнули кости.
Старик отпустил ладонь Романа и посмотрел ему в глаза, ища извинения.
– Ничего, ничего! Ну и ручища у вас! – вскрикнул Роман.
– И у отца такая же была, и у деда. А у вас легкая рука. Вы заняты чистым делом, сэр.
– Роман. Меня зовут Роман. А дело мое не очень чистое. Я – полицейский. Здесь по делам.
– Ищите русских бандитов?
– Нет. Не ищу. Уже нет…
– Они уехали? – в голосе старика угадывалась несмелая надежда.
– Они уже не бандиты, дорогой Костас. У них теперь… как бы сказать… легкое дело.
– Деньги считают?
– Именно.
– У нас таких полно своих, тихих.
– Вот как? А Козмас говорил, это не так.
– Козмас наглый лжец, как я погляжу! Да Бог с ним. Одно слово – полицейский!
Роман засмеялся.
– Извините, сэр! Я не вас имел в виду.
– Ничего! Так что там насчет «клефтико»?
– А вот теперь я вам скажу, – вдруг улыбнулся старик и присел за стол напротив Романа. Он склонил набок свою крупную, седеющую голову, сразу став похожим на старого лукавого ежа – короткой стрижкой и смеющимися остренькими карими глазками. – Клефтико, сэр… извините, Роман… Клефтико – значит – ворованное. Потому что происходит от слова «клептико». У нас, на Кипре, язык немного отличается от того, что на материке. Понимаете? На материке говорят «пэ», а у нас «эф». Значит «клефтико»! Ясно?
– Да-да! Вот откуда мне это знакомо – клептомания. Есть такое понятие… И у нас.
– Оно у всех есть, где живут люди. Все воруют.
– Значит, и это блюдо украдено?
– Ни в коем случае! – Костас всплеснул руками и бросил тяжелые ладони на доски стола. Посуда подпрыгнула, словно испуганная неожиданным гневом хозяина. – Это просто такое название. Хотите послушать?
– Валяйте.
– Очень давно здесь были турки. Они не едят свинину – мусульмане. А мы едим. Из-за них, проклятых…
– Что вы этим хотите сказать?
– Когда они пришли сюда, на остров, то стали отнимать у нас баранов, овец, и позволяли есть только свинину. Она неплохая, это верно! Но баранина – куда лучше!
– И что же?
– По ночам наши самые смелые парни воровали у них баранов, закалывали и, разрубив на мелкие куски, прятали в печь, в глиняные горшки, до утра. Они держали их там на медленно огне, чтобы не сжечь. Потом ели и надсмехались над турками, а тем оставалось только пересчитывать баранов, многих из которых ждала та же печальная участь.
Роман рассмеялся и с любопытством заглянул в свой остывший горшочек.
– Разогреть? – спросил старик, и его глаза блеснули, наверное, тем же бесовским огнем, который мерцал когда-то в глазах смелых воров, выбирающих в турецком овечьем стаде свою жертву.
– Разогрейте.
– Лучше я подам вам новую порцию. За мой счет, сэр, за счет заведения.
Старик ушел, а Роман посмотрел на темнеющее небо и вдруг что-то вспомнил. Он крикнул вслед старику, скрывшемуся в каменном сарайчике, из трубы которого поднимался легкий серый дымок:
– Вино! Захватите вино, Костас!
Костас выглянул из-за грубой дубовой двери:
– Хотите «командари», за мой счет?
– За ваш хочу… хотя это вино напоминает портвейн, а он не очень-то подходит к мясу!
– За чужой счет, мистер Роман, все подходит! – проворчал старик. Он опять исчез за дверью, но через минуту вышел с горячей миской «клефтико», пузатой бутылкой вина и двумя стаканами.
– Я выпью с вами? Не возражаете? Сегодня больше уже никого не будет. К Костасу не ездят по вечерам. Здесь нет музыки, нет девчонок. Только «клефтико», «сувлаки» и вино.
– Сувлаки?
– Мясо. Жареное мясо. Кусочками. Мы его так называем. Так можно я выпью с вами?
– Конечно, Костас! Я так рад! Просто даже не знал, чем занять этот вечер!
– Вы мне льстите, наверное! Из меня никудышный собеседник! Только разве что выпить! Хотите потом продолжим «зиванией» моего изготовления?
– О, я знаю! Меня уже угощали. Ваша самогонка…
– Что?
– У нас это называется самогонкой. Вы делаете ее из винограда, а мы из чего попало! – Роман засмеялся.