Грустные стихи

где тема жизни с темой жути
незримо переплетена.

Ах, как когда-то!

Ах, как когда-то вино меня веселило!
Особенно из винограда крымских отборных сортов.
Вместе с мускатом меня наполняла сила
и уносила в Питер или Ростов.

Ах, как когда-то любовь меня окрыляла,
впрыскивая мне в вены терпкий адреналин!
Ради смазливой девчонки с самым могучим амбалом
я мог подраться один на один.

Ах, как когда-то в дали меня тянуло:
кинул рюкзак за плечи – и на поляну в лес!
Дома – голые стены, кровать да четыре стула,
зато за городом так много обжитых мест!

Ах, как когда-то сердце моё звенело,
помните, у Баха – хорошо темперированный клавир?
Не барахлило и не болело тело,
а оголтело впитывало весь мир.

Ах, как когда-то… Кончились наши годы.
Ветер свободы выпорхнул и затих…
Мы неугодны. Мы из другой породы —
мы из породы что-это-там-за-псих?

В добрый путь!

Как наши знания неточны!
Как наши здания непрочны!
Как мы бессильны и порочны,
с отчаяньем обручены!
Как наши ценности случайны,
плохи дела, убоги тайны,
но мы цепляемся отчаянно
за то, на что обречены,
приговорённые бессрочно…
Но я недавно понял вот что:
от предков в будущее почта —
вот кто мы в самом деле есть.
И пусть газеты злы и лживы,
акулы пухнут от наживы,
но мы должны, пока мы живы,
нести порученную весть
и донести её потомкам.
И ненавязчиво, тихонько
на ушко спящему ребёнку
безлунной полночью шепнуть.
Кому дано – тот всё услышит,
пускай он спит и ровно дышит
под мерный стук дождя по крыше —
ему на утро в долгий путь.

Переулок

Весь переулок был в нашем распоряжении —
от Пролетарской до Народного Ополчения:
десяток домов, кусты сирени,
да будка непонятного предназначения.
Мы – это я, мой брат Серёга,
Валерка Косой, да Вовка Рыжий.
Было ещё девчонок немного.
Одну дразнили Танькой Бесстыжей,
другая была болтушка та ещё —
лапшу развешивала по полной программе
о куклах, говорящих и всё понимающих,
о живущих в Эстонии папе и маме.
Мы этой болтушке охотно верили,
потому что жили в ожидании чуда.
Эстония была для нас чем-то вроде Америки —
экзотическая, как фарфоровая посуда
дома у Алика с Народного Ополчения.
Он жил не в бараке, не в частном секторе,
а в огромной квартире с паровым отоплением
и высокими потолками, «не то что некоторые».
«Некоторые» – это я, мой брат Серёга,
Валерка Косой, Володька Рыжий,
Юлька – болтушка из двадцать седьмого,
да Танька, прозванная Бесстыжей.
Кстати, за что её так прозвали?
Точно сейчас навряд ли вспомнится —
говорили о каком-то полуподвале,
о собрании в школе, о Детской Комнате…
Слухи разные вокруг Таньки ходили,
но она вышагивала походкой царской,
и мы её звали Красоткой Дилли,
и дрались за неё со шпаной с Пролетарской.
Святая пора! Целый мир безвестный.
Сказочный. Сгинувший, как Атлантида.
Нет переулка. На этом месте
стоит супермаркет безобразного вида.
У супермаркетова порога
стою и сквозь линзу витрины вижу:
по переулку идёт Серёга,
Валерка Косой, Володька Рыжий,
с ними девчонки – Юлька и Танька —