Война и Мир – 1802

При слове «воспоминания» БэВ насторожился.

– А ну как эти воспоминания все запишут да и передадут кое-кому? – забеспокоился он. – Я ведь и счета в швейцарских банках между прочим наизусть помню!

– У нас гарантируется полная тайна вкладов, то есть конфиденциальность! – утешила его мисс Шляпман, как бы невзначай поправляя выбившуюся из декольте упругую грудь третий номер. – Политика нашей конторы такова, что все мысли и воспоминания клиента стираются в процессе перезагрузки по окончании сеанса. Зато у вас будет гарантированно хорошее настроение. Вы наш первый клиент сегодня, и вам положен подарок!

Здесь девица улыбнулась так томно, что сомнений в роде подарка не осталось бы уже ни у кого. В другое время мистер олигарх не решился бы на такого рода эксперименты, но тут, пресекая возражения телохранителей, он уселся в манящее кресло и даже позволил надеть себе на голову шлем с вмонтированными стереоочками, наушниками и проводками. Во время этой процедуры девица держала его за руку, невзначай облизывая чувственные губы, и не выключала улыбку как будто глядела на мешок с деньгами.

Вначале Борис Валерьянович почувствовал легкое головокружение, затем по черепу поползло приятное тепло и кожу как будто бы закололи невидимые иголочки, а в уши полез голос, отсчитывающий почему-то года наоборот «… 2011… 2010…9…8…» как будто бы шел «final count» при запуске ракеты. Вскоре минуло уже беспокойное двадцатое столетие, началось благословенное девятнадцатое, эпоха царей и полководцев, о большинстве из которых он слышал лишь краем уха, а затем Залысовский потерял сознание и уже ничего более не видел и не ощущал.

Пробуждение было ужасным. Чернота, плававшая вокруг головы, отступила не слишком далеко. За окном был свежий ночной воздух. Хорошо развитая интуиция подсказала Борису Валерьяновичу что он кажется уже не в Выставочном центре и не у себя в пентхаусе, хотя вроде бы и до сих пор в Британии. Во всяком случае, вид на Биг-Бен почти не изменился… вот только самого Биг-Бена не было! В этом Борис Валерьянович убедился, вскочив с постели и подбежав в темноте к окну. Сам же Вестминстерский дворец из неоготического неожиданно приобрел какой-то совершенно средневековый вид В неверном свете зажженной впопыхах свечи олигарх обнаружил, что не только с часовой башней, но и с телом его подлейшим образом «кинули» – в зеркале отражался какой-то испуганный худой старик в ночной рубашке, с мрачными и решительными чертами лица, однако же вовсе не склонный к коммерции. С ужасом оглядев мрачные покои, он заметил на столике у кровати номер «Таймс», выглядевший вполне свежим, если только не считать надписанной даты: «November,1800».

История

Преужасная эпоха, стоявшая на дворе, представлялась таковой вовсе не всем ее обитателям. В темном царстве, каковое собой представляла издревле Россия, граждане обширного государства любили повеселиться по поводу и без повода. Иногда правда этому мешала погода. Вот и сейчас вместо обычного дождя, к коему по терпеливости своей все уже пообвыклись, сквозь туман брызгал мелкий и особенно противный. Барометр опустился весьма низко и согласно методе англичанина Гука предсказывал дальнейшие непогоды, грязь и слякоть расползлась по всей великой русской равнине, болотистый смрад петербургского бездорожья лез в ноздри усталым путникам.

Однако же и сквозь туман проглядывало временами солнце. И в эту эпоху жили, знаете ли, люди и даже не тужили. Конечно случались временами всевозможные войны, смуты, иногда даже чума и мор, но стоило лишь выйти красному теплому солнышку – и на чумазом изнуренном лице крестьянина проглядывала кривозубая улыбка. Видно было, что сын полей совсем не в курсе происходящих в стране реформ, о которых государь пекся денно и нощно.

А между тем вековая трясина, в которой погрязла нация, постепенно отступала под градом указов и поручений, подписанных его императорским величеством. Все требовало немедленной реформации – и армия, спешно переделываемая по образцу прусской, и крестьянство, щедрой рукой раздаваемое в частное владение, и финансовая система, трещавшая по всем швам. Даже дворян надо было пороть, что уж говорить о традиционно поротых-перепоротых податных сословиях. Выборы в дворянских собраниях заменялись назначением чиновников царской короной. Словом, пошатнувшаяся было при Екатерине вертикаль власти укреплялась усиленными темпами. Также шла энергичная борьба с вольнодумством и тлетворным влиянием западных стран.

Но все это было далеко, весьма далеко от сельской жизни. В этой жизни по полям и лесам раскинулись разнообразные деревни и прочие поселения. Одним из таковых было Надеждино, вотчина знаменитого князя Куракина. В это селение опальный уже не впервые в своей придворной карьере «бриллиантовый князь» съехал, став жертвой непостоянства милого друга, ныне императора Павла Петровича. Начиналось-то царствование для Куракина весьма как неплохо, и недаром среди обширной картинной галереи княжеского дворца появилось гигантское полотно «Коронация Павла I и Марии Феодоровны» работы Квадаля. Однако же впоследствии между друзьями пробежала как видно черная кошка, в которой некоторые опознали фаворитку государыни Нелидову, и вот пришлось вновь возвращаться в деревенскую глушь.

Но поскольку в натуре князя было нечто сибаритское, то и эту ссылку он обставил всевозможными удобствами. Потомки впоследствии не уставали вспоминать и про коллекцию живописи, и роскошную мебель, и фарфоровые безделушки, да и вообще каменная усадьба была настоящим дворцом. Бродя по восьмидесяти комнатам и любуясь двумя сотнями живописных полотен было как-то приятнее коротать ссылку. Не желая видеть подле себя людей низкого сословия, Александр Борисович даже дворецких нанимал дворянского происхождения. Понимая невозможность улучшить весь мир разом, он старался снабдить улучшениями на русский и иностранный манер хотя бы собственное скромное гнездо.

Бродя от Храма Дружбы к Храму Истины, кои оба были деревянные, несколько постаревший, но все еще красивый и крепко сложенный эпикуреец мог бы наслаждаться жизнью, однако судьба государства российского издревле была скроена так нескладно, что не понять было куда кривая вывезет. Его обитатели, начиная от высокородных и заканчивая простыми смердами, и не подозревали, что ход Истории вскоре будет значительно изменен.

* * *

Тем временем на туманном Альбионе как всегда строились козни. Ненадолго оставленный нами Борис Валерьянович решительно не хотел сидеть без дела. То есть конечно он несколько встревожился произошедшей с ним переменой и загадочным переносом так сказать во тьму веков, однако же быстро оправился. Причиной этому было огромное почтение, которое к нему начали проявлять и в далеком XVIII веке, бывшем впрочем уже на излете. Вошедший утром дворецкий обратился к нему «Мессир» и немедля помог одеться Воодушевленный этим экс-олигарх постарался выведать у него все что можно.

– А? Что? Кто тут мессир? Я? – Борис Валерьянович никогда не утруждал себя дотошным изучением языка британцев, но тут, видимо от сильного волнения, его бывший пассивный запас слов немедля стал активизироваться. – Ну конечно, я мессир! Кем же еще я мог оказаться?

– Мессиру угодно позавтракать после умывания? – осведомился дворецкий.

– А? Да? Угодно, угодно! Что у нас на завтрак?

– Овсянка, сэр!

– Боже, из какой комедии … ах да, тут же у вас и кино не снимают. Ладно, пусть овсянка. Кстати не напомните, какой у нас сейчас век?

– XVIII столетие, мессир, – ответил слуга, решительно ничем не выказав своего удивления, если таковое у него и проснулось.

– А как тебя зовут? Я что-то запамятовал после вчерашнего, – хитрый БэВ решил разузнать все разом.

– Реджинальд, сэр. Я служу вам вот уже двадцать лет, – Слуга был невозмутим как британский бульдог после купания.

– Мне-э… превосходное имя, да, прекрасное. А как меня зовут?

– Назвать полный титул, сэр?

– Если не затруднит, Реджинальд, – промолвил Борис Валерьянович внешне спокойно, но внутренне уже скрежеща зубами.

– Великий магистр ордена белой подвязки, кавалер золотого мастерка, обладатель секретной высшей степени братства вольных каменщиков, герцог Оксфордский по побочной линии, всемогущий Черный Барон – под этим именем вас знают на континенте.

«Ух ты ё-мобиль, да это ж местный авторитет» – хотел было воскликнуть новоиспеченный Черный Барон, но к счастью удержался.

– Ну да, припоминаю. Вольные каменщики – это что-то вроде Ротари-клуба или что это? Местный «Голдман сакс»? Ну неважно, по ходу разберемся. Накрывай!

За завтраком повеселевший БэВ сожрал целую серебряную кастрюльку овсянки, давясь и отплевываясь, и запивая ее противным легким элем, а кроме того изучил свежую «Таймс» от корки до корки и ознакомился с международной обстановкой и внутренним положением дел. Негодуя, что у этих чудаков нет даже телефона, не то что интернета, он все же уяснил что в доброй старой Англии в настоящий момент царствует Георг III, что революционная Франция – не лучшее место для уик-энда, да еще и воевать с ней приходится, что недавно к счастью Ирландию накрепко привязали к Британии путем слияния парламентов, а также и подкупа, о чем правда лишь намекали («на хрена им сдалась эта дыра, еще и дармоедов-волынщиков до кучи прихватили»), что народ недоволен всеобщей дороговизной а флот Канала бунтует.

«Да они всегда были недовольны, англичашки чертовы, что в XXI веке, что сейчас! Зажрались, сволочи – вон в России небось с голоду пухнут, а всегда довольны! – подумал олигарх без всякого почтения к приютившей его державе. – А тут адмирал Нельсон плавает туда-сюда, еще какая-то французская экспедиция в Египте…» – по характеру Борис Валерьянович и сам был не удовлетворен решительно всем и всего ему вечно было мало. Он хотел было вычитать о нынешнем положении дел в далекой и почти забытой России, но про это в газете практически ничего не было.

«Ну понятно! Если только не война, про Нашу Рашу никто здесь не напишет… ничего не изменилось двести лет тому назад! Кстати, что там сейчас?» – Борис Валерьянович стал усиленно рыться в памяти. Ничего кроме курса школьной истории не припоминалось. Какие-то Павлы и Александры под разными порядковыми номерами мешались в одну кучу, хотя вообще-то бывший олигарх всегда интересовался судьбой своей исторической родины и по истории в школе имел твердую четверку с плюсом, а это ведь все равно что пятерка с минусом. Всюду виделась какая-то гадость, но должна же быть некая первопричина, так сказать источник всех зол?

«Модернизация – вот чего стране не хватало!» – внезапно подумал БэВ. Было совершенно понятно, что если зрить в корень, как учил еще великий Козьма Прутков со товарищи, то где-то в развитии России-матушки была допущена роковая ошибка. Дерево начало расти не в ту сторону, побеги завились кренделем. То ли татаро-монгольское иго, то ли не вовремя прекращенные или не вовремя начатые реформы Петра Великого, но где-то случился программный сбой. Разумеется Борис Валерьянович не упускал из виду и самую низменную славянскую природу русичей.

«Типичное быдло, белые негры! – думал неблагодарный олигарх о оставленной им как в пространстве, так и во времени исторической родине. – И всегда такими были, всегда! То-то они так ненавидят настоящих негров, чувствуют конкурирующее племя! Родное Катманду, блин. Я впрочем чернозадых тоже не люблю, но я – это я. Между прочим избранный, и неоднократно. И в XXI веке в Англии от ниггеров и всяких арабов с индусами было не продохнуть»

– Эй, Реджинальд! – позвал он слугу. – А негры на нашем острове водятся?

– Рабов вывозят из Африки для нужд североамериканских колоний, сэр. Впрочем год назад у нас появилось противоневольничье общество «Африканская Ассоциация». Парламентская комиссия пытается облегчить их участь.

– Это совершенно лишнее! Никаких поблажек не должно быть, только сюда на остров не завозите! Пусть себе возятся там, в Штатах, – провозгласил БэВ, вспомнив что Северо-американские Соединенные Штаты уже успели появиться. – А виски у вас уже есть?

«Однако же вернемся к нашим баранам, – размышлял он далее, отхлебнув превосходного выдержанного скотча, который как оказалось изобрели в шотландских горах еще триста лет тому назад, – ведь в России правил этот чудик, Павел Первый, кажется? Ага, ага. Царь-модернизатор. Всех хотел построить по ранжиру, даже когда свет гасить надо – и то указы издавал, боролся за экономию энергии. Как одеваться кажется, и то вводил правила… Шагистикой занимался в армии, копировал стандарты НАТО. Молодец! И они, мерзавцы, вздумали его свергнуть и убить! Проклятые заговорщики. Золотой табакеркой в висок его величество, в собственном Михайловском замке. Кто там был-то? Граф Пален, старый интриган. Гвардейские офицеры… скоты! А потом сыночек Сашка сел на престол, и привел-таки орды казаков аж в Париж, хотя и не сразу. Ну не бывать этому!»

В голове олигарха, ныне Черного Барона, тут же созрел план не менее коварный чем у его противников. Его уже мало интересовало как вернуться назад, в свое время, так как скучная лондонская жизнь с ее однообразными попойками, гулянками и невозможностью реально влиять на политику в России-матушке уже порядком приелась. Хотя он сгоряча и пообещал, что коварного лорда Вольдемара вынесет ногами вперед его же собственная элита, чуда до сих пор не происходило, и приходилось скучать без дела, ну вроде как Ленину в Разливе. А тут открывалось целое море работы!

«Кто на печи все эти годы не лежал – тот всегда при бабле! Я и всю эту азиатчину работать заставлю… Всех модернизирую! Спасти рядового царя Павла Петровича! Заделаюсь при нем главным советником, а там поглядим, куда повернет госпожа история. Может и ЧеКа никакого не станет, никаких тебе полковников. Свободу деловым людям и малому бизнесу!» – с этой мыслью олигарх переоделся из домашнего серого платья в глубоко черный камзол, нацепил поданные дворецким перстни и какой-то странный медальон с незнакомой символикой, и отправился в закрытый и типично английский клуб, где его уже ожидали очень важные персоны, по словам дворецкого. К счастью для БэВа слуга уже лет пятнадцать как перестал удивляться чудачествам хозяина. Он удивлялся лишь тому, что внешне тот совершенно не менялся.

* * *

Именно поэтому получилось так что колеса истории решили немного сбиться с предначертанного пути. Первые признаки проявились не сразу. Несмотря на моросящий в империи дождь, с помощью горячительных напитков и обжигающей любви графу Г. удавалось поддерживать бодрость духа и крепость членов. Ах да, надо же напомнить читателю кто это такой. Граф был разумеется красавцем с орлиным взором и благородной осанкой, наподобие испанского гранда, и даже коварным соблазнителем в молодости. Теперь же он отдыхал и почивал на лаврах в своей деревеньке, после головокружительных приключений, в которых у Черного Барона было отнято похищенное достояние империи в виде таинственных предсказаний монаха Авеля. Собственно говоря этот отдых несколько затянулся, да и немудрено – событие было из ряда вон выходящим, и государь лично наградил всех причастных, удостоенных монаршией милости.

Столь необычайное приключение позволило графу Г. оставаться графствовать в своем замке несколько дольше обычного. Горничные и служанки уже прискучили славному графу – ему хотелось маркитанток и даже почему-то монашек. Словом желательно было устраниться от оседлой жизни и вновь перейти к кочевой, выступив в поход. Активнейшие действия во благо отечества были приятнее даже позабытых ныне прелестей баронессы Ольги, в которую граф Г. был когда-то тайно влюблен. К тому же находясь за границей, в Париже и на водах, она несомненно подурнела, поскучнела и даже стала интересоваться политикой и религией. Словом для начала похода нужен был лишь случай.

И случай не замедлил представиться. Как обычно курьер привез ему письмо, но на этот раз курьер не казенный, так как отправлявший его очевидно временно не состоял на государевой службе. Граф Г. небрежным движением руки вскрыл пакет, вспомнил все и вздрогнул. Погоня за Черным Бароном галопом по Европам, даже и с осмотром достопримечательностей, представлялась превосходной в воспоминаниях, но не слишком привлекательной с точки зрения першпективы ее повторения. Граф обвел потолок замка из балок мореного дуба томным прощальным взором и тяжело вздохнул. Письмо звало его в дорогу, и немедля. И спустя несколько времени он трясся в седле, топча копытами вороного коня размокшую от осенней хмари дорогу, бодрой рысью скача навстречу приключениям на свою филейную часть.

Опуская подробности надобно отметить, что он добрался в селение Надеждино Сердобского к слову сказать уезда Саратовской губернии без особых приключений. Огромный княжеский дворец, окруженный каменной оградой, серой глыбой возвышался в тумане средь лугов, рядом вилась речка Сердоба. К дому вел лабиринт из аллей и дорожек, каждая из которых имела свое персональное наименование, вроде «Милой тени» или «Цесаревича». Дворецкий провел спешившегося графа через анфиладу комнат, и вот он уже вошел в кабинет князя-эпикурейца, почтительно склонив голову и даже щелкнув ботфортами.

Вынужденная ссылка и некоторая отчужденность от санкт-петербургской жизни наложила на Александра Борисовича весьма неблагоприятный отпечаток, смотреть он стал слегка искоса и даже несколько в пол, а бриллиантовые пуговицы на шитом золотом камзоле как будто потускнели. Несмотря на свежесть окружавшего воздуха лицо его несколько обрюзгло и потемнело. Он остановил начавшего было кланяться в пояс графа взмахом руки и любезно указал ему на кресло рядом со своей особой.

– Садись, садись, любезный друг, и не кланяйся – голова отвалится. Я теперь не в фаворе, только ты вот и кланяешься, да дворецкий.

– Ваше сиятельство, я всегда останусь вашим самым искренним и преданным слугой, – ответствовал ему граф, усевшись потверже на стуле и положив свою шляпу с обширным плюмажем и золотым позументом себе на колени.

– Ну, ну, не надо лести – ты же знаешь, я этого не терплю. Положение мое весьма затруднительно сегодня. Государь на меня осерчал, уж и не помнит что вернее меня нет у него слуги, слышать моего имени не желает. И к чему прицепился, ведь пустяк – дескать я любезничал сверх меры с Катькой Нелидовой! Ей уже сто лет в обед, нашли чем попрекнуть.

– Говорили однако также, что не только с фрейлиной, но и с самой императрицей Марией Феодоровной вы были чересчур любезны, – присовокупил граф, отчего князь Александр Борисович, как раз в этот момент нюхавший крепкий табак из табакерки с серебряной крышкой, искусно изукрашенной каменьями, даже чихнул и прослезился.