Капризная с-сука!..

– Хорошо, доктор Маркс. Идёмте.

– Ага. Давайте тогда сразу пройдём в самый дальний конец. Там у нас главный бак нашей ирригационной системы, и палуба устроена так, чтоб именно оттуда шёл основной уклон. То есть – питательный раствор подаётся самотёком. Что очень удобно и грамотно: насос нужен только для перекачки неиспользованного раствора обратно в главный бак. Где он снова… – доктор Маркс пустился в объяснения, пока они проходили расположенные один за другим отсеки, разделённые бронированными переборками с аварийными дверьми.

Наиля вдруг остановилась как врытая:

– Доктор!!!

– Что случилось, ми… Наиля?!

– Вон там! Что я вижу! Это же – бонсаи?!

– Ну… Да. – доктор традиционным жестом поправил очки, затем спросил, – А что в них такого особенного?

– Как – что?! Ведь там у вас… Можно, я поближе подойду?

– Конечно можно! Всё наше – ваше!

Наиля чуть не бегом устремилась в боковой торец одной из проходимых ими секций, и только перед самой дальней полкой замедлила ход. Заломив руки на груди, женщина осторожно подобралась к стоявшим на невысокой полке горшкам и кадкам.

– А почему они у вас – такие маленькие?

– Ну… – доктор Маркс явно испытывал стеснение, – Дело в том, что тут – бонсаи деревьев. Мы на «Пронзающем» не можем позволить себе непродуктивную трату биоматериала. Эти конкретно деревья не дают никаких плодов. Ну, в-смысле, которые можно было бы использовать в пищу. И поэтому мы не можем позволить им получать слишком уж много питания и воды. А нужны они, во-первых, для, так сказать, эстетического услаждения взоров, и напоминания о доме… А во-вторых – для того малореального случая, если б мы-таки нашли подходящую для людей планету. В этом случае мы бы их там высадили, и будущие колонисты уже прибыли бы на… э-э… почти Землю, где росли бы привычные, родные, растения!

Наиля ничего не говорила во время объяснений доктора, но обеими ладонями нежно гладила крошечные листья:

– Это ведь – дуб?

– Да, ми… Наиля. Это – Европейская его разновидность.

Как ни странно, но неторопливо подошедшие, и сейчас стоявшие позади доктора и техника Збигнев и Коллинз, увидели, что глаза Наили полны слёз. Они переглянулись.

Коллинз полез ладонью в затылок и пошкрёб там. Збигнев свою руку удержал.

Наиля сердито фыркнула:

– И никакая я вам не стерва с жестоким и коварным сердцем! Я – нормальная женщина! И имею право на тоску по родине и, и… Всему тому, что там осталось!

И если вы, господин инженер, и лейтенант, хотите поприкалываться – сейчас – самое время!

Збигнев нахмурился:

– Вот уж нет, миссис МакГоннегал! Не собираемся мы «прикалываться». Если честно, то и на нас самих часто находит… Примерно как на вас сейчас! Тоска по Дому. И мы приходим сюда. Полюбоваться. Повспоминать. Да просто – постоять, подумать!

Можете не верить, но даже наш главный прагматик Пауэлл приходит сюда. Хотя бы раз в год. И, кстати, приказал доктору Марксу очень заботиться об этом мини-парке!

– Ах… Если подумать, то никакие вы не суровые космонавты. Думаю, всё же мы найдём общий язык!

– Ох, миссис МакГоннегал. Как бы это было замечательно!

18. Калифорнийские черви

– Ладно, там видно будет. А сейчас – идёмте. А то я что-то уж совсем… расклеилась. А я же у вас – сильная и целеустремлённая! Достойная… э-э… соратница!

– Никто в этом и не сомневается, уважаемая Наиля! – доктор Маркс, хитро блеснув взглядом из-под очков, пожал плечами, – Поскольку женщины другого склада характера, и темперамента никогда бы и не попали сюда. В космос. Но вы правы. Идёмте. Вам наверняка будет интересно узнать всё.

В самой дальней комнате, подволок которой явственно был пониже, чем у остальных секций-отсеков, доктор остановился, удовлетворённо вздохнув:

– Это – здесь. Именно отсюда начинаются наши «молочные реки» с покрытыми зеленью «кисельными» берегами. Вот этот здоровенный бак, если мне позволят эту цистерну так назвать – и подаёт всю потребляемую нашими растениями питательную смесь во все промежуточные резервуары, расположенные в каждой секции, и уже оттуда они раздают эту жидкость по магистральным трубопроводам каждой секции. И изучая данные датчиков и анализаторов, установленных вот здесь, на входной трубе, мы видим, чего не хватает, то есть – какие элементы наши растения поглотили, и добавляем соответствующие реактивы и вещества в бак. А вон та мешалка всё это дело размешивает.

Как вы видели, и, несомненно, догадались, герметичные переборки между секциями нужны для того, чтоб их двери немедленно отделяли от остального пространства «Пронзающего» секцию с нарушившейся герметичностью. А вот это – автоматические же гидрозаслонки, перекрывающие проходящие сквозь секции трубы – с той же целью. Ну, мало ли… Может, авария, или метеорит какой, или…

– Или дыра от лазерной пушки с корабля коварных инопланетян?

– Ха-ха-ха, миссис Наиля, вот уж потешили… – доктор вынужден был даже утереть толстеньким пальчиком набежавшую слезу, для чего ему пришлось приподнять очки, – Нет. Как ни парадоксально это звучит, но никого живей и разумней микробов, мы за время нашего долгого путешествия не встретили. Вот только не знаю – к счастью, или к сожалению. Впрочем, такую возможность проектировщики нашего корабля предусмотрели. Под слоем первичной брони, защищающей от молекулярного водорода и космической пыли, у нас – зеркальный слой. Он служит двум основным целям. Первая, конечно, главная – не допустить утечки наружу столь дорого нам достающегося тепла, вырабатываемого конвертерами климатизатора и механизмами корабля. И вторая – вот именно, отразить, если что (Тьфу-тьфу!), до девяноста девяти процентов энергии вражеского лазерного луча! Но мы отвлеклись.

Вот это – пульт управления всей гидравлической системой. И вот на этих мониторах и приборах видно, сколько где имеется жидкости, и перекачка её, в случае, если трубы в какой-то секции оказываются слишком уж пусты, осуществляется автоматически. Что не исключает, впрочем, ручного управления. И мы…

Доктор, увлёкшись любимой темой, говорил живо и жестикулировал активно, но Збигнев и Коллинз не столько слушали (Поскольку всё это и так отлично знали. Каждый член экипажа на «Пронзающем» был знаком со спецификой работы практически любого подразделения и его основных механизмов!), сколько незаметно – как им казалось! – наблюдали за Наилёй. И, естественно, не за всей Наилёй, а за определённой её частью. От внимания женщины, впрочем, это дело не укрылось. Как высказался однажды по примерно такому же поводу техник Ходжес: «Впечатление такое, что у неё и на затылке – глаза! Ну, или они у неё в другом месте!»:

– Инженер! Лейтенант! Может, вы прекратите разглядывать исподтишка мой прелестный зад, и станете делать это как-то… Посмелей и пооткровенней? Поверьте: моему «эго» это вполне льстит!

– Извините, миссис МакГоннегал. Замечтались. Утратили бдительность. Забыли, что вы сечёте всё вокруг на триста шестьдесят градусов! Ну, или уж – телепатка!

– Знаете что, Збигнев? Я передумала насчёт лейтенанта. В следующую «беседу» услаждать мой слух и разум будете вы!

– А знаете что, Наиля. Вот уж и не подумаю отказываться. Как только что сказал вам уважаемый техник Бо – для меня это будет честью!

– Вот как? Хм-м… Ну, посмотрим! Дорогой доктор Маркс! Я приношу вам самые покаянные извинения! За то, что прервала ваш интереснейший рассказ. Но прошу войти в моё положение: ощущать, как два похотливых взора выписывают кренделя по моей, – женщина обеими ладонями похлопала и погладила себя по упругим округлым полушариям. – любимой части организма, приятно только в первые две минуты. А потом начинает несколько… напрягать!

– А знаете, уважаемая Наиля, к сожалению, не смогу войти в ваше положение, и поэтому придётся поверить вам на слово. Мои-то «полушария» – никто никогда не…

– Доктор! И вы – туда же?! – в очки Маркса уставились два укоризненных огромных глаза. Невольно сглотнув, он понял, что они просто – бездонны! И словно излучают невидимый, но ощутимый свет и энергию! – Ну ладно – лейтенант. Он – кадровый военный, и у них во всех Уставах прописано, что нельзя пропускать, не осмотрев внимательно, ни одной юбки! К инженеру я уже привыкла. Он вроде Ходжеса – циничный и себе на уме, просто не такой глупый, наглый, и пошлый. Но вы-то – учёный!

– Вот именно, миссис Наиля. И именно поэтому я, как настоящий учёный, должен изучать очень внимательно любой феномен, оказавшийся в поле моего зрения. И уж поверьте специалисту – у вас есть что поизучать!

Наиля вдруг перестала делать вид, что сердится. Вместо этого подошла и чмокнула сразу порозовевшего доктора в щёчку:

– Док! Вы – прелесть! Столь оригинального и изысканного комплимента мне даже на Лунной Станции никто не говорил! Там имелись одни прагматики: «Ну что? Пойдёмте, миссис МакГоннегал, повысим иммунитет и обменяемся гормонами?»

– Ну и гады! Пошлые циники! Что, неужели прямо вот так и говорили?!

– Да нет, доктор. Шучу, конечно. Да и на мою прелестную поясницу я пялиться вовсе не запрещаю. Вы ведь уже наверняка догадались, что именно поэтому я так и нарядилась. Хотела посмотреть, насколько некоторые части моего организма – неотразимы. И смогут ли суровые космонавты адекватно реагировать и отвечать на мои вопросы, если достаточно долго будут заняты рассматриванием… Того, что они всё равно сейчас рассматривают!

– Миссис Наиля! Это нечестно с вашей стороны! Вы же знаете, что ничего мы с вами сейчас сделать не можем! Как бы не хотелось. Даже – погладить!

– Это почему ещё, инженер?

– Потому что вы ещё не прошли полную адаптацию к нормальной силе тяжести. И даже ноль пять «же» капитан распорядился включить только в предстоящую ночь.