Да здравствует Герберт Уэллс!
Ну, что сказать. На такую, как мне кажется, даже у самого нетребовательного и долго не имевшего «этого дела» извращенца ничего не встанет. Б-р-р-р!..
Контрастно-яркая надпись красными буквами, расположенная под фигурами снизу, на почти чёрном фоне асфальта улицы, гласит: «А как невинно всё начиналось!..»
Тренер говорит:
– Это – не монтаж, и не фотошоп, как вы могли бы подумать. Фото сделано с натуры. И от этого наша сегодняшняя задача становится куда актуальней. Потому что если не остановить процесс приобщения наших сограждан к питанию в Макдунальдсах, и всяких Фастфутах и Киэфсе, то финал развития ситуации будет очень… Печален. И предсказуем.
Уже сейчас население самих США на семьдесят процентов состоит из людей с избыточным весом. И не выкосил их до конца никакой Ковид. И неистребима там повальная тенденциия вкусно и много… жрать!
И вся их промышленность сейчас переориентирована на пошив гигантской одежды, конструирование особо прочных кроватей, строительство домов с усиленными полами и расширенными дверьми, усиление каркаса автомобилей, и так далее.
Более того: ведущими маркетологами и руководством спецслужб США проводится целенаправленная политика, чтоб и всё остальное население планеты низвести до этого уровня. А лучше – ещё ниже, потому что тогда и воевать будет не с кем. Все повымрут сами. От сердечной недостаточности и инфарктов. Из-за избыточной нагрузки на сердце. А уж про то, чтоб держать в таких руках автомат, или пистолет, и речи нет.
Надеюсь, про проблему с внешней политикой объяснять не надо? То есть – наше Правительство, однажды, при старом руководстве, выдав этим организациям разрешение на работу в стране, и сдав в аренду помещения и землю, теперь не имеет возможности как-то ограничить, или запретить их рекламу. И деятельность на нашей территории.
Однако мы – не Правительство. Мы – молодёжная организация. Прогрессивная. И называемся мы «Вернуть здоровье нации!». Сокращённо – ВЗН. Вот, кто сомневается: наш Устав, – тренер достаёт из ящика стола и демонстративно листает увесистый комплект документации, все листы которого испещрены печатями и подписями. – и наши официальные атрибуты, и регистрация. Все необходимые документы рассмотрены и утверждены в соответствующих ведомствах, министерствах, банках, и прочих нужных местах.
Всё абсолютно легально и законно.
Это и будет залогом стабильности и успешности нашей политики и деятельности: все акции, которые мы с вами будем проводить под эгидой этой организации – будут осуществляться на абсолютно законной основе! Легально, открыто и публично.
Теперь о непосредственной задаче на сегодня. Вот – все необходимые документы, которые вам для проведения предстоящей акции понадобятся. А это – их нотариально заверенные ксерокопии. Которые вы будете показывать всем, кто имеет право их потребовать. А проводить сегодняшнюю акцию вы будете так…
Мы с Цезарем, а затем и с Владом переглядываемся: похоже, теперь никаких сомнений в том, кто, и для чего организовал наше «Братство», нет. Да и хорошо.
Потому что Цель кажется вполне благой! Ну как же: и здоровье нации сохранить, и проклятому вражьему Макдунальдсу и его прихвостням на хвост наступить!
Инструктаж и план операции, тренер проводит и разъясняет методично и спокойно. Вопросов и правда – не возникло. Значит, кто-то умный и ушлый спланировал всё это давно. И даже все необходимые документы подготовил. И разрешения взял. В положенных местах. И о нашей безнаказанности позаботился!
Так что спустя час приступаем непосредственно к проведению акции.
До центрального филиала Макдунальдса на Тверской доезжаем на метро.
У входа в заведение рассредотачиваемся, занимаем позиции согласно поставленным задачам. Те, кто похудосочней и помоложе, типа вашего покорного слуги, и Андрея и Стаса, начинают молча раздавать листовки входящим в почтенное заведение тощим же, или ещё не слишком толстым «клиентам». Молодым и средних лет. Как объяснил тренер, «подсевшим» на это дело давно и капитально уже ничего не втулишь. А только вызовешь раздражение. Потому что для них этот фастфуд – как наркота. Ещё бы: тут и глютамат натрия, и усилители вкуса, и прочие добавки! Подсели.
Не успеваем проработать и пяти минут, как к нам выходит вежливый, и одетый в безукоризненный серый костюм молодой человек приятной наружности. Представляется:
– Здравствуйте. Я старший менеджер Логинов Сергей Анатольевич. Могу я попросить вас прекратит делать то, что вы делаете?
Андрей, получивший соответствующие инструкции, спрашивает:
– Не могли бы вы, уважаемый Сергей Анатольевич, уточнить, что именно мы делаем? А конкретней: что именно мы должны прекратить?
– Вы проводите масштабную и несанкционированную кампанию, наносящую ущерб престижу и товарообороту нашей фирмы.
– Ничего подобного. Мы, как сознательные граждане своей страны, пользуемся своим правом свободного волеизъявления, и призываем население задуматься над своим рационом. Где в нашей листовке критика, или призывы не покупать продукцию, производимую конкретновашей фирмой? Покажите! Не можете? Ну тогда всего вам хорошего!
– Но вы производите свою акцию, незаконно находясь в частных владениях! То есть – на территории нашего заведения! Что нарушает законодательство России.
– Ничего подобного. – Андрей достаёт весьма устрашающего размера сложенный план, и разворачивает, – Вы не имеете права частной собственности на территорию вашего заведения. Вот утверждённый план территории, арендованной вашей фирмой у Правительства России и города Москвы на девяносто девять лет. Как отлично видно из Договора, – он разворачивает и ксерокопию этого документа, – вы имеете право работать только на заштрихованной здесь, на плане, территории. А она вся – внутри здания. И тротуары и проезжая часть улицы – вне вашей юрисдикции.
– Но вы… – видно, что враг не ждал столь капитальной подготовки и юридической поддержки, – Проводите несанкционированный митинг!
– Тоже неверно. Вот, полюбуётесь. – Андрей достаёт третий документ, – Разрешение на проведение пропагандистской акции. Мирной и легальной. Ратующей за здоровый образ жизни и питания. Подписан, кстати, заместителем Мэра, и всеми ответственными чиновниками. Так что официально мы имеем полное право делать то, что мы делаем. Находясь там, где мы находимся.
– Хорошо. – видим, что молодой человек понимает, что пока придраться не к чему. Его самомнение и уверенность ощутимо потрёпаны, хоть он и старается клиентам и нам этого не показать. Но сдаваться он тоже не собирается. Потому что не хочет потерять тёплое местечко, да ещё в центре столицы. – Я сообщу своему руководству.
– Мы всегда к вашим услугам.
Продолжаем с улыбками, но так же без единого слова, раздавать листовки входящим людям. А их немало, потому что время – ближе к окончанию работы, когда многие хотят прикупить чего, что можно потом, не заморачиваясь готовкой, съесть дома.
Через ещё пять минут к нам выходит, и подходит пожилая и весьма самоуверенная на вид женщина лет пятидесяти. С усталыми глазами много повидавшей в этой жизни прагматички: директор этого филиала лично, Гасюк Елена Викторовна. Хорошо приглядевшись, легко понять, что ей куда больше пятидесяти – скрадывают впечатление отлично сидящий деловой костюм, тёмные колготки и изящные фирменные туфли на среднем каблуке. Да и помним мы из вводной, что ей пятьдесят шесть.
– Молодые люди. Прошу вас ещё раз предъявить все те документы, что вы предъявили моему заместителю, чтоб прояснить вопрос законности вашей деятельности окончательно.
Андрей вежливо передаёт ей «пакет документов». Вижу, что – запасной. Дама даже не удосужась взглянуть в них, достаёт их из пластикового конверта, резкими движениями сильных рук рвёт на весьма мелкие части. После чего бросает в ближайшую мусорную корзину. Снисходительно бросает:
– Н-ну? С официальной частью, надеюсь, мы покончили?
Тут к нам подходит Владимир, до этого спокойно стоявший в стороне у киоска с прессой, и сообщает пожилой начальственной девушке, вскинувшейся к нему:
– Уважаемая Елена Викторовна. Сообщаю вам официально от лица нашей организации. Вам будет предъявлено обвинение в попытке сорвать акцию молодёжной организации, официально разрешённой Правительством России и Москвы, и в преднамеренной порче важных документов. Можете не сомневаться: все положенные санкции, предусмотренные Законом по этим статьям, будут к вам применены. Потому что за доказательствами в суде дело не станет.
Потому что к счастью, всё, что здесь происходит, снимается на наши, – он хлопает рукой по животу, и указывает на наши пуговицы, – бортовые камеры. Равно как и ведётся аудиозапись всех наших разговоров и переговоров. А кроме того, документы, которые вы столь опрометчиво уничтожили, являются лишь нотариально заверенными ксерокопиями подлинных документов. А они – у меня. И я с удовольствием предъявлю их вызванным вами представителям полиции, или другим официальным лицам или структурам.
Он показывает пакет из пластика, где и правда лежат все вышеназванные, и ещё многие другие, документы.
Женщина краснеет, затем кровь отливает от её лица. Но выражение на этом самом лице не изменяется – вот что значит огромная практика и сила воли проф. Администратора! Елена Викторовна молча разворачивается и быстро уходит внутрь заведения. Влад говорит несколько утратившему свой холёно-самоуверенный вид типчику:
– Возможно, у вашей хозяйки сложилось неверное мнение о нас и нашей организации. Она не дослушала. Но вот наше официальное заявление. Для вас, для неё, и для прессы: Мы не желаем нанести коммерческий вред вашей организации. Мы просто хотим, чтоб наши сограждане задумались о месте и способе приёма пищи. И продуктах для своего рациона питания. И о своём здоровье.
Потому что наша организация ставит своей основной целью восстановить здоровье нации. Что и записано в нашем Уставе. – Влад трясёт этой книжицей, но серый костюм на неё даже не смотрит.
Молча этот холуй разворачивается, и так же молча уходит за хозяйкой. Которая явно времени не теряла. Потому что не проходит и четырёх минут, как из ближайшего переулка к нам выбегают шустрые и борзые молодчики в капюшонах и масках, и с резиновыми дубинами в руках. И много их – аж целых двенадцать человек. Ой, как страшно…
Наивные сопляки. Со всех сторон Макдунальдс подстрахован нашими парнями. И если мы вдвадцатером легко раскидали семьдесят профессиональных каратистов, то отлупить так, чтоб не встали, десяток доморощенных качков – как отобрать леденец у младенца… Даже стыдно. Так что пока наши в тщательно накинутых таких же капюшонах и новых пластимасках лупят чужих прихвостней, мы просто отходим чуть в сторону, и продолжаем… работать.
Драка закончилась едва начавшись. Отключенных придурков ребята отволакивают в тот самый переулок, из которого наши и выскочили, а на Тверской раздаются завывания быстро приближающихся сирен. Менты. В-смысле – полиция.
На некоторое время нашу деятельность приходится приостановить. Чтоб «прогуляться» по выражению старшего наряда, вежливо представившегося нам, лейтенанта Слепнёва, до участка. У входа в который уже ждёт наш адвокат. А с ним – и два помощника. А мы «препятствий» нашему задержанию не чинили! Сразу согласились «проследовать». И вообще – мы тщательно придерживаемся полученных инструкций.
Сильно помогает и звонок начальнику местного РОВД от прокурора района.
И поскольку с документами у нас и правда, всё в порядке, а о том, кто это выскочил из проулка, и кто этим выскочившим навалял, мы не имеем ни малейшего представления, и в связи с тем, что их никого так и не поймали, и даже «отрубленных» и где-то-там валяющихся, не нашли, «досадный инцидент-недоразумение» становится исчерпан через полтора часа. И нас «любезно» возвращают даже на то же место, где произвели наше незаконное, как выяснилось, задержание «до выяснения обстоятельств».
Ну вот теперь, когда они «выяснены», и все «изъятые для изучения» материалы нам любезно возвращены с подобающими (Адвокат проследил!) извинениями, мы можем смело продолжать свою общественно полезную и социально ответственную деятельность, направленную на сохранение здоровья Нации.
Что мы и делаем. Ещё добрых два часа, пока поток желающих поужинать не превращается в ручеёк, а пачки наших проспектиков не превращаются в тонюсенькие стопочки. А у меня они так и вовсе – закончились. Как обозначил это дело Андрей:
– Это потому, что у тебя улыбка такая… Хищная! Уж больно похожа на оскал акулы. Типа: попробуй не возьми – голову откушу!
– Это неправда. – я и обижен, и польщён одновременно. Вот какой я, оказывается, «крутой», – И вообще: я незлоблив и безопасен. Как… Как… э-э… цыплёнок!
– Ну вот. Ты даже сравнения не можешь подобрать. Настолько незлоблив.
Дружно ржём. Тут как раз подходит всё так же стоявший в сторонке Владимир. Поправляет пальцем микрофон в ухе:
– Всё. Операция окончена. Тренер приказал закругляться. Грузимся в машину, которая ждёт вон в том переулке.
Машина оказывается доработанным микроавтобусам «Фольксваген». С тонированными стёклами. И – готов спорить! – меняющимися, словно у Джеймса Бонда, номерами. И сидя на боковом сиденье, и глядя на ещё незасохшую кровь и её размазанные потёки на резиновом половичке, понимаю я, куда делись нападавшие балбесы, да так, что их не нашли. Спрашиваю как бы невзначай:
– Далеко их отвезли?
Водитель, незнакомый мне мужик лет сорока, явно в пластимаске, не оборачиваясь говорит приятным баритоном с несколько нервным смешком:
– Меньше знаешь – лучше спишь. Да и здоровье… лучше сохранится.
Я хмыкаю:
– Точно!
Водитель, помолчав, смилостивливается:
– Нет, не далеко. В лесополосу у водохранилища. Мобилы отобрали, руки-ноги связали. Освободятся и до дороги дотопают… Ну, или доползут – к утру.
– Супер. Ай да мы. Ай да вы. Наверняка никто из них не был в сознании, пока всё происходило! И на головах были чёрные мешки.
– Ясен пень! Не впервой. Но я вам ничего не говорил.
– Ха! Ясен пень! А мы ничего и не спрашивали!
Прибыли в Клуб к восьми вечера.
Всю оставшуюся дорогу мирно молчим, переглядываемся с кривоватыми улыбочками, и прикидываем. Что наши, группа прикрытия, уж наверняка все эти три с лишним часа провели на канвасе – тренируясь, ясно. И нам теперь нужно как-то нагонять.
Моемся, переодеваемся. И – в подвал! А там уже все перешли на прохождениеТретьего. Ну и мы присоединяемся.
Лично мне с третьим Уровнем сегодня подфартило.
2. За Родину!..
В-смысле, с конкретикой действий. И их однозначностью. Всё – чётко и ясно!
Потому что прихожу в себя я в траншее, и вот что удивительно: на мне униформа! Вроде, такая, как была у бойцов Красной Армии в сорок первом году. Сапоги, штаны, гимнастёрка. И даже на голове пилотка… А в руках – винтовка Мосина. С оптическим прицелом. И слышу я звуки выстрелов, в затылок светит яркое и жаркое солнце, и тяжёлые, едкие запахи так и бьют в ноздри! Пахнет и порохом, и свежеразрытой землёй. И…
Кровью. Уж этот-то запах ни с каким другим не спутаешь.
А задачу тренер поставил на сегодня чёткую и однозначно понятную: «Уничтожить всех врагов, удержать позицию!»
Вот и оцениваю быстрым взглядом ситуацию в целом. И позицию.
Позиция, на которой нахожусь, в-принципе, неплохая. Реально господствующая над полем боя. Окоп-траншея «наша» тянется, извиваясь положенным по правилам сооружения фортификационных сооружений, зигзагом, по склону невысокого холма, недалеко от его вершины. С наружной стороны насыпь – широкая и плоская: бруствер. С фронта, со стороны равнины, покрытой полями, сейчас, правда, пустыми и голыми, наступают, двигаясь грамотно, перебежками, несколько десятков парней в болотно-зелёной форме. Вот они-то и стреляют. Очередями. Не особо целясь, а пользуясь преимуществом в огневой мощи: у них в руках автоматы. Пули так и свистят вокруг, и над моей головой, иногда выбивая фонтанчики земли из бруствера. Высунуться из окопа особо не удаётся: на это явно и рассчитан такой огонь. И все эти наступающие гады – в касках очень характерной формы: трудно не узнать самых обычных, «классических», фашистов.
Рядом со мной в траншее, с обеих сторон от меня, лежат, в мятой одежде, сплошь покрытой кровавыми пятнами, с десяток уже наших – мертвы, даже не шевелятся. В некоторых местах, как я вижу, в траншею явно попадали снаряды артиллерии: в таких местах есть и воронки, и бока траншеи разворочены… И дрожь пробирает от того, что вижу я там и неприбранные человеческие останки, и куски и части тел! Вот уж «мясорубка», так мясорубка! В буквальном смысле. Жуткое зрелище. Однако мне паниковать и выказывать особую брезгливость противопоказано. Да и некогда. Нужно работать.
Потому что – на войне как на войне.
Сдерживаю позывы к рвоте, заставляю себя отвернуться от трупов. Задача мне поставлена чёткая и конкретная. Вот и нужно выполнять. Враг наступает, а у меня в руках – винтовка! Значит, нужно заставить сердце перестать стучать, как у загнанного кролика, а пальцы – перестать дрожать. Начинаю дышать. Так, как нужно для концентрации.
Тут слышу я со стороны примерно центра нашей позиции, из траншеи, оттуда, где видно что-то вроде командного блиндажа, хриплый голос, направленный в мою сторону:
– Москалёв! Москалёв же, твою …! Видишь офицера? Сними его!
Быстро соображаю, что раз у меня – с оптическим, и я, стало быть, снайпер – относится приказ ко мне. И надо обозначить, что я жив, и приказ понял. Отвечаю:
– Есть, снять офицера!
Вот и настало время показать навыки. И работы в команде, и владения оружием.
Осматриваю винтовку. Простая, надёжная конструкция. Младенец разберётся. Но поскольку привык я к СВД, то есть – «классической» снайперской Драгунова, отличия всё-таки имеются. И не в пользу Мосинской трёхлинейки.
Ладно, тянуть смысла нет. Вытряхиваю из подсумка, лежащего тут же, на бруствер окопа рядом со мной, всё, что там есть. А немного. Пять обойм по пять патронов. Промасленная тряпка. Отвёртка. Коробок спичек. Бутылочка со смазочным маслом. Записная книжка. Книжка вдруг некстати открывается, из неё вываливается чёрно-белая фотография. Почти не выгоревшая и не затёртая – недавняя, значит.
Фотография…
Миловидной женщины лет двадцати, и крохотного карапуза с пухлыми щеками и удивлённым взглядом у неё на руках – нет, это девочка, потому что в платьице. А лицо у женщины сосредоточенное и серьёзное – похоже, не до улыбок ей было в момент съёмки… Вот она, моя «семья». За них, за Родину, за…
За Сталина? Чушь. Это только в пропагандистских фильмах так кричали. Артисты. А на самом деле, в жизни, все просто матерились. И орали «Ура!» Когда дыхания хватало.
Проверяю винтовку – патронов нет. Выдёргиваю опустевший магазин, вставляю новый. Передёрнуть затвор. Надёжно пристроить винтовку на бруствере. Чтоб был упор. Теперь – выдохнуть. Прицелиться.
А с этим – проблемы. Нет, не потому, что видно плохо – видно как раз хорошо. (Солнце потому что светит прямо в глаза наступающим – отлично расположена наша позиция!) А потому, что хитро…опые немцы стали сейчас, к моменту нашего боя, учёные. (Наверное, всё же сейчас – идёт сорок второй!) и не одевают офицеров в офицерское, отличающееся высококачественным сукном и шитьём. И погоны не вешают. Знают, что снайперы у нас – будь здоров!
Но от моего намётанного глаза эта примитивная «маскировка» не спасёт.
Сразу вычисляю по характерно наглой роже, приказным жестам, и злобным окрикам, кто командует наступающими пехотинцами. Да и идёт он почти по центру, держась чуть позади… Ну, получи, голубчик!
Едва поражённый в центр груди сволочь падает, издав слышимый даже за сто шагов стон-всхлип, в дело вступает наш пулемёт: косит подчистую всех остальных балбесов, застывших, и на какие-то мгновения растерявшихся от зрелища убитого командира. Падают наземь, стараясь откатиться вбок и назад, все эти пехотинцы. Потому что пулемётчик наш на высоте: косит, словно косарь – траву… Даже залёгших!
А приятно, что у нас есть, оказывается, и пулемёт. Пусть и расположенный с той стороны блиндажа – то есть, вне моего поля зрения.
Остатки выживших гансов очень быстро всё соображают, и отступают – то есть, проще говоря – пригибаясь, бегут, и буквально падают в свою траншею, оказавшуюся всего в пятидесяти шагах от того места, где мы их столь удачно затормозили. Убежать удалось примерно двадцати гаврикам из где-то пятидесяти. Плохо. Потому что вот чует моя задница, что сейчас начнётся. И точно.
– Москалёв, Ивушкин! Укрыться! Миномёты!
Я и сам вижу, что по ту сторону немецкой траншеи, в вырытых отдельно окопах-укрытиях, возятся шустрые и деловые миномётчики, устанавливая полевые, то есть – небольшие и короткоствольные, миномёты. Отсюда выглядящие как отрезки труб на крышках от канализационных люков. Что не делает их менее опасными. Мина калибром сорок пять миллиметров убивает, насколько помню, «гарантированно», в радиусе пяти метров.
Ах, вы так со мной!..
Лезу в прицельную планку, устанавливаю на триста метров. Хоть наводчика у меня и нет – я и сам с усам!
Выцеливаю долго, но – грамотно. Жду, пока заряжающий, приподнявшись на коленях, замрёт, готовясь опустить мину в ствол… Есть! Вот он вынужденно чуть привстал!
Мина, правда, всё же в ствол вошла, и упала на иглу-боёк. Зато «мой» миномётчик, отброшенный силой удара пули, попавшей в грудь, падает навзничь. Второй злобно смотрит в мою сторону – отлично вижу его гримасу в оптический. Но поскольку мне нужно перезарядить, он успевает нырнуть вниз – за невысокий бруствер окопа.
Тут мины начинают сыпаться вокруг нас: потому что миномётов при этом подразделении целых десять! И вижу я, что пять из них работают по позиции нашего пулемётчика, то есть – бедолаги Ивушкина, а пять – по моей.
Что не радует.
Сгребаю все вещички, что вывалил из подсумка, и – бегом в дальний конец траншеи, почти на четвереньках, чтоб неприятель этого не увидел.
Конец траншеи оказывается всего в двадцати шагах, и кончается она тоже чем-то вроде блиндажа, в один накат. Всё лучше, чем ничего…
Проползать мимо растерзанных будто чудовищной собакой, ну, или уж ти-рексом, трупов, с развороченными животами и оторванными руками-ногами, стараясь не задевать их – жутко! Нет, не жутко – а чудовищно жутко! Потому что сейчас, когда увидал «обстоятельства», невероятно сложно втюхать своему мозгу, что это – только картинка! Иллюзия! Работа Машины!
Ну вот не хочет мозг верить в то, что это – невзаправду!..
Диким напряжением воли удерживаю новые позывы к рвоте – сейчас не до этого, а нужно успеть залезть в укрытие!!!
Вот и падаю на пузо, поскользнувшись на мерзкой луже – из крови, но по инерции всё равно въезжая головой вперёд в это самое укрытие.
И вовремя! Прямо за спиной как ухнет, как бахнет! По голове словно осёл лягнул! В ушах чудовищно звенит, жутко больно – то ли выбило мне барабанные, то ли – контузия! Меня буквально приподнимает на мягких руках, и вбрасывает вглубь землянки!
Чёрт возьми. Моргаю, трясу головой. Разеваю несколько раз рот – не сразу, но помогает. И вот вокруг и проясняется – зрение по-крайней мере снова при мне…
О, Господи!.. (Прости, что помянул всуе…) Сразу становится не до собственных «ощущений».
Потому что в землянке с десяток трупов. Наших. И у всех такие жуткие раны… И такое выражение на лицах… Кто сам не видел такого – всё равно не поймёт.
Похоже, блиндаж использовали как склад. Для убитых. Или раненных. Пока было кому их сюда стаскивать. И перевязывать.
Отворачиваюсь, скрежещу зубами. Ах, вы ж сволочи фашистские. Легко воевать, когда у тебя и гранаты, и мины, и артиллерия, и автоматы. И танки. А у противника – только винтовки, «патриотизм», да русский мат…
Обстрел минами продолжается пять минут.
Похоже, просто очередной боекомплект мин закончился. Ощущаю, что он закончился по тому признаку, что земля подо мной перестала содрогаться. А самих взрывов вообще не слышал – точно: контузило. Но за пять минут как-то собрался с духом и силами. Оправданием мне может послужить только то, что никогда до этого меня не «бомбили». И в блиндаж с «нашими» трупами не попадал…
Но вот и более-менее пришёл в себя. Продышался немного. Могу встать, и идти. А, вернее – передвигаться. На четвереньках. Что и делаю.
На своей старой позиции разместиться не удалось.
Там вся траншея так разворочена, что укрываться невозможно. Сволочи. Метко целились. Профессионалы. Продвигаюсь дальше, обнаруживаю более-менее подходящее место – траншея и бруствер целы. Относительно.
Снова вываливаю слева от себя обоймы, трясу головой – так и гудит, зар-раза, всё это время, как казан. И кружится. Смотрю в оптический, моргаю, щурюсь. Заставляю взгляд сфокусироваться, и цветные круги перестать «плыть» и вибрировать по краям поля зрения. Понял я уже, что получил ещё и сотрясение мозга. И если в ближайшие полчаса не вкатят мне «горячий» укол, то – просто отключусь. Сознание уедет!
